А что плохого в том, что ты мне нравишься? Не выходишь из головы. Ты посмотри, какой сегодня день! Что плохого, если мы пройдем по тайге, посидим у костра? В моей жизни нет и не было поэзии, а я хочу... Я даже стихи стал писать. Хотите почитать?
Поздно захотели поэзии. У вас трое детей, жена... Стыдились бы. А как вы вчера выступали? Все с душой, а у васни души, ни ума. Не успели сказать, как уже все забыли, что вы такое сказали. До свидания! Иду к жене!.. Берегитесь!
Лысиков отбросил ведра и хотел удержать Женю.
Глупая! Зачем? От меня все равно не уйдешь...
Первой на пути была квартира Петра Игнатьевича, и Женя сначала зашла к нему. Надо было что-то сказать этому человеку.
Домик учителя был обнесен жиденькой оградой из жердей и хвороста. За оградой лежал небольшой огородик; на земле дозревали тыквы, плети которых лезли на ограду, продолжали висеть тяжелые корзинки подсолнухов, торчали стебли кукурузы, под крышей висели папушки табачных листьев, вязанки лука, красного перца; картофель, фасоль и разная мелочь были убраны. У крыльца и позади домика лежали поленницы дров, заготовленных из тонких сучьев.
Петр Игнатьевич и его старушка жена пили чай.
Здравствуйте. Шла в один дом, а попала в другой,сказала Женя.А у вас хорошо! Все виднои поселок, и мо«ре, и горы. И огородик просто прелесть. Воображаю, как хорошо тут летом!
Садитесь, садитесь к столу,засуетилась старушка.Мы вас напоим чаем, таким, какого вы ни разу и не пробовали: липовым, с лимонником. И чай и лекарство.
Через минуту Женя по-домашнему сидела за столом. Всегда приветливая к людям, она легко находила среди них свое место.
Посветлел и Петр Игнатьевичвчерашней суровости не было и следа.
Место хорошее. Сам выбирал. И видно далекоэто верно! А огородбез этого учителю нельзя. Ему не полагается жить в сорняках. К тому жеземля кормит: своя картошка, свои овощи. Тайга тоже не скупится. Моложе былисобирали свою долю и мы. Теперь собирают люди.
А что собирают? Виноград? Лысиков приглашает меня за виноградом.
Старики подняли головы.
Лысиков?! Вот ему-то и не верьте!сказал Петр Игнатьевич.Этот мягко стелет, да жестко спать. Вот пусть малость пригреет солнце да обсохнет листва, я вас свожу. Поглядите, какая она, наша тайга.
Через час Женя и старый учитель поднимались по той же дорожке, на которой она недавно объяснялась с Лысиковым.
В тайге есть все,говорил Петр Игнатьевич.Только умей взять. Тут один может с голоду умереть, а другой жить припеваючи. Я тайгу знаю! Моложе былв гости к ней ходил, а пришли американцы да японцына защиту стал, в партизаны пошел...
Рассказ об интервенции, о партизанских делах захватил Женю. Ей представилась суровая картина тех лет: боевые схватки, обветренные, обмороженные люди, заснеженные леса, тревожные дороги и тропы, горящие мосты. В ее глазах образ старого учителя представлялся подлинно богатырским: отстаивал и высокие принципы человеческой морали и родную землю. И тут еще больше окрепло желание помочь товарищу, каким-то образом взять на себя часть и его работы, чем-то помочь и старушке жене, внести в их жизнь какую-то надеждукакую, она и сама еще не знала. Ей казалось странным, что люди живуткак дни доживают, тогда как перед ней столько надежд, онакак птица, летящая навстречу солнцу, а они сидят в ничего не ждут...
Занятая своими мыслями, она плохо слушала, а Петр Игнатьевич говорил:
Что собираем в тайге? Не только виноград: грибы, орехи, ягоду разную, лекарственные растения. Лестот же санаторий. Каких тут нет лекарств! В аптеке того не найдешь...
Они свернули с дорожки и стали подниматься в гору. В вершине ключа сделали передышку.
Вот здесь и начинается наше царство, грибное, виноградное, всякое другое: лимонник, кишмиш, вышекедрач, а еще вышезаманиха. Ну, конечно, зверь разный: изюбр, кабан, сохатый...
В это время рядом с ними послышался шорох, кто-то шел, не соблюдая никакой осторожности. Старый учитель встал на ноги, прикрыв свою спутницу.
Кого-то несет нелегкая? Кабан или медведь? Теперь и они приходят на эти места кормиться...
Не пугайтесьсвои.
К ним шел Лысиков и колол Женю глазами: «Была у жены или не была?» И решив, что жена ничего еще не знает, снова окатил девушку горячим похотливым взглядом.
Со мнойне хотела, а со стариком пошла!шепнул он, улучив минуту.От старика, как от козла,ни шерсти, ни молока...
... Когда, возвращаясь, они вошли в поселок, Женя сказала:
Петр Игнатьевич, я зайду к вам завтра, сегодня мне надо к товарищу Лысикову, вернеек его жене.
Дело твое.
Лысиков, опешив, остановился. Женя пошла впереди и опередила хозяина на добрых сотню шагов. Когда он вошел в калитку, девушка уже держала на руках двоих его девочек и разговаривала с женой, а затем обратилась к детям:
А вон и папа виноград несет! Скорей растите, в тайгу с ним будете ходить, а то он один боится, зовет с собою тетю...
Какую тетю?спросила жена.
Да меня, только я предпочитаю с Петром Игнатьевичем. У вас он ненадежный..
Жена опустила руки.
Каждую осень одно и то же. Когда ты, лысый черт, перебесишься?
Лысиков поставил ведра с виноградом, Женя поднесла к нему детей.
Вот они, Яков Фомич, ваши виноградники. Посмотрите, какие милые. Возьмите, мне пора домой.
Да нет, я вас не отпущу, поужинайте с нами да помогите мне пристыдить этого ловеласа. И такому доверили детей воспитывать?..
Нет, я пойду!
Ну, выпейте хоть стакан молока. У нас своя корова...Женщина торопливо поставила на стол стакан и наполнила молоком.У нас и хлеб свежий. Теплый еще. Вы с хлебом. Наливайте самикринка рядом.
Лысиков опустил на пол детей и вышел во двор.
* * *
Женя ждала зимы, ждала перемен. Она думала, что придет зима так же, как она приходила на родине:
Пришла, рассыпалась; клоками
Повисла на суках дубов,
Легла волнистыми коврами...
Так было на Смоленщине. Иное в Приморье: прошел октябрь, к концу подходил ноябрь, а зимы все не было. Стояли солнечные, удивительно спокойные дни; солнце, молодость, избыток сил пьянили Женю. С утра в ней поднималась бурная радость, потребность деятельности, движения. Эту радость она несла в школу, в класс, и дети оживали. Уроки проходили быстро, незаметно, а после уроков тянуло в лес, на берег моря. В лесу она бывала часто и все более поражалась его красотой и яркостью, то и дело повторяла некрасовские стихи:
Около леса, как в мягкой постели,
Выспаться можнопокой и простор!
Иногда она сгребала ворох листьев, бросалась на него и прислушивалась к лесным шорохам, вглядывалась в синеву неба. Ясность в природе создавала такую же ясность в душе.
Бурю вызвало неожиданное обстоятельство: она получила второе письмо от своей подруги Кати Крупениной. Подруга писала:
«Ой, Женечка, не знаю, с чего и начать! Ну, одним словом, можешь меня поздравить: я вышла замуж. Понимаешь, это получилось как-то само собой. Мы этого даже не хотели, то есть так скоро. Один раз пошли за виноградом. Самые крупные кисти висели высоко, не достать, он и говорит: «Становись мне на плечо!» Я стала, срываю и передаю ему, а когда стала спускаться, повисла у него на шее и не могу оторваться. Ну, с этого и началось... И теперь мы довольны оба. Ты знаешь, я стала хорошей хозяйкой. А он много работает и всем нравится. Даже директору школы. Ну, а я стала такой доброй, что все надо мною смеются. На каникулы ты приедешь к нам. Тут хорошо. И люди хорошие. И Павлик совсем переменился. Очки надевает только когда работает, а прическа у него, как у Колесова. Да, Колесов женился! А жена, говорят, переменила уже не одного мужа. Павлик его осуждает. Говорит, что он морально неустойчив. Ты не огорчайся. Такие, как ты, нравятся всем...»
Письмо взволновало Женю, и первые дни она не находила себе места, работа валилась из рук, на уроках иногда забывалась и отвечала детям невпопад.
«Женился! Вот почему не было писем. Ни одного письма. Катя! Ей жизнь улыбается, а мне строит гримасы».
Она вспомнила Лысикова, табачный запах, веснушки и вздрогнула снова. Неужели жизнь не подарит ничего красивого? И все пойдет у нее так же, как у жены Лысикова или у жены плановика, измученных детьми, хозяйством, школьной работой, ставшей для них, как они говорят, наказанием. Их семейная жизнь представлялась Жене тусклой и безрадостной; казалось, что ни у мужей женам, ни у жен мужьям давно уже нечего сказать; живут и презирают друг друга.