Тылитератор, что ты в климате понимаешь! Ты скажи мне, сколько здесь тепла и влаги, и я тебе скажу все остальное. Географиякак часы: все одно с другим связано; а главная пружинаклимат.
А мне климат нипочем, потому что на душе у меня жарко,не унималась Женя.Когда я уезжала, мама говорила: «Замерзнешь там, как пичужка! Ну кто тебя там такую слушать будет? Куры заклюют». А я ей: «Не беспокойся! Сама всех заклюю! Раз меня поставили, все обязаны слушаться...» И никакого климата я не боюсь. Везде же люди... Ну, один не признает Женьку, другой признает и поможет. Вообще, все хороши и все хорошо, а Женькалучше всех. Ведь я никому не желаю зла и хочу, чтобы все и всем было хорошо. Скажите, что еще надо?
О, много, Женечка, много. Представь себе, что твое «хорошо» вот ему кажется плохим, что он хочет совсем другого.
Ничего, Сережка, подобного! Хорошо то, что хорошо всем. И с правдой надо шагать в ногу. Мой папа так и учил: «Шагай в ногу с правдойне оступишься. Она поддержит...»
* * *
Второго сентября пароход вошел в бухту Ольга. Бухтауютный дворик,казалось, сама заманила пассажиров. Таких, как она, на побережье раз-два и обчелся: спокойная стоянка, высокие гористые берега; ни волнам, ни ветрам доступа сюда не было; бухта, как домовитая хозяйка, сама приглашала сойти на берег.
Ну вот и приехали!сказал Колесов.Располагайтесь, ребята, по-домашнему, всерьез и надолго. А тут недурно. Жаль, от города далеко. Без театра я не могу...
Уже приехали?!удивилась Женя.А я бы все ехала и ехала. Ну, ничего! Пора за работу. Я уже засучила рукава.
На пристань встретить свое пополнение вышел завроно, добродушный украинец, а за вещами прислал машину.
Добро пожаловать! Заждались мы вас. Вчера школы приступили к занятиям...
Когда приезжие расположились в общежитии и привели себя в порядок, он пригласил их в столовую и во время обеда обратился с коротенькой речью:
Дорогие товарищи, вас уже ждут ваши ученики. Вы выходите на ниву народного просвещения, знайте, что и на этой нивечто посеешь, то и пожнешь: посеешь знания и вырастут знания, а прибавишь к знаниям любовь, любовь и соберешь. В нашем делекак аукнется, так и откликнется. Возможно, что на первых порах у вас будут ошибки, но ваше горячее комсомольское сердце их перекроет: где не возьмете опытом, возьмете жаром души. А жар души для учителя дороже опыта. Надеюсь, что наш край и наш район вам понравятся...
Когда завроно сделал паузу, Гребнев спросил:
А скажите, товарищ заведующий, какой здесь климат?
Разрешите, я отвечу,поднялся Колесов.
Пожалуйста.
Здесь такой климат, какая у тебя на душе погода. Заверяем вас, товарищ завроно, погода у нас на душе отличная, и с любым климатом мы справимся...
Вот и замечательно. После обедапрошу в роно за назначением.
Завроно ушел. В столовой поднялся шум: все накинулись на географа.
Твой климатэто ложка дегтя. Ты испортил нам бочку меда.
А почему не спросить?недоумевал Гребнев.От климата все зависит...
Не от климатаот человека. Папанину на полюсе было жарко, а иной в Крыму мерзнет.
Брось ты, Колесов, свое краснобайство. Я ведь знаю, какое тебе напутствие сделала мамочка! «Плохо будетприезжай назад!» И ты выразил полное согласие...
Правда, Колесов?спросила Женя.
Колесов замялся. Женя, выждав минутку, встала из-за стола и выбежала из помещения.
Назначение молодых учителейнелегкое дело. Сначала все просили послать их в одну школу. Когда же выяснилось, что это невозможно, Гребнев стал просить послать его в рыбацкий поселок, ближе к морю;. Колесовоставить его в районном центре, так как увлекается клубной работой; девушки, Свиридова и Крупенина, сидели обнявшись и «ни за что не хотели разлучаться».
Вам, товарищ Журавина, придется в поселок Прибрежный. Там прекрасный директор...
Жени не оказалось, и Колесов побежал разыскивать. Сначала он заглянул в общежитие, а затем пробежал по улице.
Ребята, вы не видали, не проходила тут девушка, такая... быстрая?обратился он к малышам, игравшим, надо полагать, в сенозаготовки: телегой служила старая калоша.
Она побежала в лес, по этой дорожке,ответил один из малышей.
Узкая дорожка поднималась в гору, обходила старые пни, серые замшелые камни, перескакивала через толстые, выпиравшие из земли корни, давно упавшие и догнивающие деревья, иногда ее пересекали втоптанные в грязь ручейки. В лесу стояла звонкая настороженная тишина.
Колесов то и дело останавливался и прислушивался, и, странное дело, в душе росло спокойное очарование. И долгая дорога позади и предстоящая работа казались совсем незначительными, значительнее были вот эта лесная торжественность и тишина.
Женя! Ау!позвал Колесов.
Ответа не последовало. Даже эхо откликнулось как-то глухо и неохотно.
Стоял сентябрьчудесный месяц в Приморском крае. Синее, легкое, глубокое небо одним своим краем опускалось в море, другим опиралось на дальние горные хребты. Воздух был чист и прозрачен, точно и вовсе его не было, и даже на самых отдаленных вершинах можно было разглядеть шагающие по склонам деревья. В лесу царил завороженный покойцарство древней сказки, только кое-где булькали сбегавшие с гор ручейки или робко давал о себе знать падающий листок. Но в полдень, когда солнце обрушивало на землю свой золотой ливень, навстречу ему поднималась знойная песня земли, и тогда казалось, что торжеству жизни не будет конца; вся поднебесная ширь заполнялась стрекотом, цирканьем, звоном и гудом, сверканием крылышек миллионов крошечных существ. Иногда к самому уху доносил свою озабоченную песенку комар; иногда, словно потерявший дорогу, над головой кружил запоздавший шмель. А в ту минуту, когда солнце клонилось на запад и косые лучи зажигали золотые и багряные листья кленов, ясеней, дикого винограда и пышный ковер папоротников, лес казался раззолоченным дворцом, царством еще не рассказанных легенд.
Женя! Ау!крикнул Колесов.
Ау!совсем близко отозвалась девушка.
Она стояла недалеко от дорожки, прислонившись к стволу огромной пихты, и смотрела вниз, в долину, где теперь роскошествовало солнце.
Сережка, посмотри, какая тут красота! Никогда ничего подобного не видела! Говорят: тайга, тайга! А тут никакая не тайга, один праздники больше ничего! Я думала: тайгазначит сумрачно, за каждым деревом медведь. А тут одна красота! И сколько солнца!
Ах, Женька, Женькапустая головушка! Люди получают назначения, выбирают места, а онав лес.
А ты ответь: правду говорил Гребнев, что ты, если будет трудно, вернешься?
Ну, а ты скажи: кто себе враг? Ты разве не вернешься, если будет плохо?
Сережка, ну, кто ж нам сделает все хорошо, ежели не мы сами? Мне папа так и говорил: «Счастье на серебряном блюде не разносят!» А я домой поеду только тогда, когда здесь будет хорошо. А что мне мать говорила: «От меня уходишьтак тому и быть; от людей не уходи. Ближе к людямближе к правде». Понятно это тебе? Ты думаешь, если я тебя люблю, то... А мне просто тебя жалко. Без меня ты пропадешь. Тебя, как дошкольника, еще надо таскать к рукомойнику... Марш назадне хочу тебя видеть!
Женечка! Все сразу! Объяснение, ссора! Ну, посмотри в глаза! Разве не люблю?
Марш! Не прикасайся!
Они посмотрели друг другу в глаза, и слова оказались лишними. Женя уткнулась лицом в грудь Сергея Колесова, он стал разглаживать ее беспокойные кудри.
Ты погляди вокруг!сказал он Жене.Мы с тобой словно в храме или во дворце. Когда я шел сюда, я вспомнил поэму «Песнь о Гайавате», об индейцах Северной Америки. Вот послушай.
Когда они пришли к роно, Колесов уже был назначен в Крутояровскую, Гребнев и Крупенинав Боровскую школу, Женяв поселок Прибрежный и Соня Свиридовав Новокиевскую.
Товарищ Колесов, вам придется ехать сейчас же. Катер у пирса. У вастридцать часов в неделю...
Что ж, я готов...
Вот и прекрасно.
Через несколько минут процессия провожающих направилась к пристани. Колесов, как всегда, был многословен:
Вот, друзья, жизнь и началась. «Вперед без страха и сомненья...» Я предлагаю: писать друг другу каждую неделю. Писать обо всем. Все будет интересно...