Женя, что с тобой? Разве так разговаривают с гостями? Ты сама себе противоречишь. Покажи сама, как нужно вести себя в обществе.
Верно же, Агния Петровна! Мы даже ходить не умеем. Иной идет как вахлак, другой как слон. Вот я видела в Москве индусавот кто умеет ходить. Идет как солнце. Я нарочно забежала вперед, чтобы еще раз посмотреть. И он, должно быть, заметил, улыбнулся.
Индусы бывают разные. Один шел как солнце, а миллионы ходят как ночь. Вы не судите по тем, кто приезжает в Москву.
Знаю! Сейчас начнете про борьбу классов. Но вас-то никто не угнетает, и классовой борьбы у нас нет...
Беседа еще не один раз переходила в ссору и ссора в согласие. Когда же Рудаков стал прощаться, Женя вызвалась проводить:
Посмотрю, как вы умеете держаться в женском обществе.
Держусь, как и в мужском...
Сначала они шли молча.
А все-таки вы злой человек!сказал Рудаков.И темный...
Женя остановилась. Остановился и он.
Рудаков, да вы в своём уме?
Я вам сейчас докажу. Вот насчет воспитания. Я говорю: надо воспитывать человека больших планов, а вы: научите нос утирать! А вопрос серьезный. Как воспитывалась старая гвардия? В борьбе! Они боролись с царем. Царизм был твердыней, и они разрушили твердыню. Они боролись с религией, с богом! И бог дрожал! И трон опрокинут! Это здорово! Боролись с мировым злом и побеждали. Горы опрокидывали, стены падали. А с чем или с кем боремся мы? Государству нужны люди большого мужества, больших планов. Как их воспитать, скажите? А я скажу. Человека должна окрылять борьба с природой, наука, техника. Тут наш человек должен быть богатырем. Когда я веду своих учеников даже картошку убирать, я воодушевляю на большие дела. Сегодня мы картошку убираем, но мы помогаем строить самолеты, перестраивать мир! У моих ребят высокие мысли, широкие планы. А выносы утирать! Не беда, что нос запачкан, главноечто человек делает, чем увлечен. Для меня руки доярки красивее, чем руки бездельницы, как бы ни красила ногти...
Рудаков замолчал, и они пошли дальше. Женя шла опустив голову, а потом вскинула ее и остановилась.
Стойте, теперь я скажу. Я говорилане только нос утирать! А честность, Рудаков? А собранность? С этого надо начинать, понятно это вам? И этого можно добиться. Если человек расхлябанный, лгун, лицемер, от него ни в в семье, ни в государстве толку не будет. А как воспитать честность, правдивость, аккуратностья умею! А вы не умеете.
Они посмотрели друг другу в глаза, оба виновато улыбнулись и, не говоря ни слова, пошли дальше. Дорожка постепенно сужалась, боковые тропинки слились в одну, и они пошли рядом. Жене снова бросился в глаза мальчишеский пушок на щеках Рудакова, длинные ресницы, умные глаза, доброта и теплота, которая так располагает в пользу человека.
Понимаете, Рудаков, вы мне и нравитесь и не нравитесь. Почему вы рассуждаете, а сам еще мальчишка? Кто-то сказал: кто в юности рассуждает, тот в старости мечтает. А по-моему, мечтать надо в юности! Давайте лучше помечтаем. Что вы думаете делать летом?
Поеду поступать в институт. На заочное отделение. Хочу на физико-математическое. А вы?
Меня зовет подруга путешествовать по краю: ловить рыбу, ходить в лес. Надо бы домой, взглянуть, как они там. Но домой далеко. Поработаю годика три...
В дальнейшем каждый выходной день Женя ждала и не ждала Рудакова, хотела и в то же время не хотела встречи. Это было мучительное состояние неопределенности. Казалось, что они оба старательно выискивают один у другого слабые стороны, промахи, ошибки и высмеивают их с упоением. Они были один для другого то же, что коса и оселок; и после каждой встречи косы становились острее. А расставались добрыми друзьями. Примиряла поэзия.
Рудаков знал наизусть множество стихотворений, и случалось, что поток поэтических образов уносил обоих.
Я люблю и прозу,говорил Рудаков,но стихи больше. В стихах иногда одна строка несет столько, что просто не охватить. Вглядываешься, а дна не видно. Как в это небо.
И он приводил ей такие строчки, строфы, целые стихотворения, и они вслушивались, вдумывались и забывали недавние размолвки.
Широкие горизонты
Весна шла в Приморье не спеша: путь не мал и не легокперекрыт горами, забит снегами, ветры встречные и поперечные, морозы и вьюги.
В урочный час она тронулась в путь, выслала пернатых разведчиков, брызнула горицветами, но север дохнул холодом, снарядил свои снеговые фрегаты и двинулся навстречу.
Заметались на пролетных дорогах птицы, закрылись и поникли чашечки цветов, ссутулились и прикрылись белым покрывалом деревья и кустарники. Снег и холод, будто и не было весны.
Но весну назад не повернутьвесна собралась с силами и двинулась через горы и леса, шумная, многоголосая, победная. Стряхнули покрывала и распрямились деревья и кустарники, отодвинулся в укрытия снег, вновь раскрылись чашечки горицвета, каплями солнца вспыхнули восточные фиалки, лапчатки, одуванчики, калужницы; стронулись с мест и стали пробираться к северу зимовавшие в Приморье белые совы, зимняки, камчатские снегири, тихоокеанские орланы, а с юга ринулись на свои родные места жаворонки, скворцы, утки, гуси, журавли, цапли; как из дырявого сита, посыпалась различная пернатая мелочь. Волна тепла и волна жизни катились все дальше на север, все выше в горы, будоражили все живое: быстрее двигались соки в растениях, кровь в жилах, жизнь на земле, пробуждались насекомые, пели птицы.
Не петь у птиц не было сил. Легко сказать: вернуться на родину, за тридевять земель, из южной ли Африки, верховьев или низовьев Нила, Индонезии, найти родную долину, рощу, дерево, дупло, речку в кустарниках, подругу-хлопотунью, готовую порадовать полдюжиной желторотых,кто не запоет?!
С необъяснимой тревогой встречала весну и Женя Журавина. Казалось бы, для тревоги не было причины: отношения с детьми, населением, товарищами по работе было безупречным; больше того, многие стали друзьями. Даже тетя Маня, мать Гриши, которая вначале встретила так неприветливо, училась у нее грамоте, в сынке души не чаяла.
Гришу теперь было не узнать. Упитанный, хорошо одетый мальчик, он и учился отлично. Ему и его матери Женя отдала львиную долю того, что оставила ей учительница Мария Петровна. Одела Женя и других учеников, и не только своего класса, а Пронину сама сшила рубашку.
Когда вышел на работу Петр Игнатьевич, дел у Жени поубавилось, и часто она не находила, за что приняться, а натура была деятельная и безделья не переносила. И само собой произошло, что она стала старшей пионервожатой. Пионеры приняли ее с воодушевлением, увлекли своими проектами,. и она на какое-то время «завертелась»: огородили школу, разбили клумбы, огородили и украсили могилку Марии Петровны: натаскали огородной земли, посадили цветы, у изголовьяелочку, а рядомберезки. Но всего этого хватило ненадолго, а дальше снова началась тоска и тревога.
Все чаще вспоминала она Рудакова, сравнивала его с Колесовым. Рудаковглубже, но он примитивнее; Колесов мельче, но он изящней, культурней, он первый разбудил в ней любовь,и птица встрепенулась, на короткий миг взлетела, глотнула счастья, хотела запеть, но все так неожиданно оборвалось, и, раненая, она мечется по земле: ни запеть, ни взлететь уже не может.
Что же дальше? Кто-то должен прийти, но кто? Когда? Не может быть, чтобы не пришел. Жизнь еще такая огромная.
Ей казалась идеальной семья ее родителей. Там было взаимное уважение, забота; там одно за другим шли события, как идут времена года; их ожидали, к ним готовились, встречали, наполняли радостью. Там были дети. Без нихкакая жизнь?
Она помнила малышей, которых помогала нянчить. Они были как огоньки в очаге: вокруг них по вечерам собиралась семья, и, казалось, все отогревали сердца, всем становилось легко, весело, квартира наполнялась смехом: смеялся уставший на работе отец, смеялась мать, а смешил какой-нибудь карапуз, который, к удивлению всех, обнаруживал кучу талантов: пел, плясал, играл, лукавил.
Особенно «удалась», как выражалась мама, младшая, Верочка. Жене казалось, что она еще и сейчас чувствует теплоту ее тела, пухлые ручки, обхватившие шею, когда они расставались. Женя понимала и ценила поэзию простой будничной жизни, в которой всегда находилось, что сделать, чтобы она стала ярче и светлее. И, думая о своей жизни, она не ждала ничего чудесного, необычайного; ей хотелось простогосвоей семьи, где бы можно было будни переделывать в праздник. Ей казалось, что для этого она обладает большими способностями. Нет, она не рассуждала об этом, это само собою разумелось. Родителималограмотные люди, они мало видели; у нее же столько книг, она много узнала, и может сделать жизнь не только праздничной, но и глубокой, даже героической: героизм есть и в буднях. Как это сделатьона не представляла, но ей казалось, что уже обладает для этого всем необходимым. Пусть только начнется настоящая, серьезная жизнь!