«Подниму сына, а там хоть трава не расти» - постановил я и комфортно зажил нелегальной жизнью дальше.
6
Кэндиленд похож на вестибюль добротной городской больницы, куда поставили двухъярусные шконки из другой эпохи. Будто снимали кино про будущее, где вспыхнула мировая война и госпитали стали выглядеть так, как выглядят во время большой войны.
Входить в новую хату всегда волнительно. Как ни старайся и какой не был опыт предыдущих жизнейадреналин, есть адреналинруки вспотеют, возникнет дерганная суетливость в движениях. Но не сегодня. Сегодня, наоборот, я жажду конфликта, скандала, эпатажа. Войду в барак, швырну матрас на пол посредине и вопрошу:
- Ну кто тут у вас главный, пиздюки?
Заранее заготовленный ответ: «Ну, а теперь главный буду я» - так и не успел выпорхнутьза спиной раздался бас:
-Ну я тут главный, чего надо? Проследуй на койко-место Эйч-12, нижний ярус и заткнись там же.
Обернулсябас принадлежал двухметровому ветерану-сержанту, с рожей мятого Микки Рурка. На рукаве сержантачуть выше часов - четыре лычки-стрелы. Я уже знаю, что каждая лычкаэто пять лет выслуги.
Получается, Микки отбарабанил взаперти уже двадцатку. И не Миккина нагрудной планке его имяНЕФФ. Указав мне место по-жизни, Нефф садится за стол, который напоминает круглую стойку в дешевом баре. Стол с двумя телефонами и журналом наблюденийздесь же посреди барака. Очень по-американскиНефф всю смену таращится на зыков, а зыки изучают под микроскопом самого Неффа.
Из под стола торчат огромные ступни Неффа в сапогах Харлей Дэвидсон. В мочке левого ухасерьга Харлей Дэвидсон. Попробуйте угадать какое погоняло у старшего сержанта Неффа?
Харли Дэвидсон - постоянный ночной вертухай.Он заступает перед ужином до шести утра. Ужин Нефф пожирает вместе с намиарестантский. По-мне так неплохой ужин. Только дают всегда чуть меньше, чем хочется, иначе перестанут покупать жратву в тюремном магазине. Но легкое недоедание полезно.
После общего ужина Нефф хлестко пердит всю ночьточно так же, как и остальные жители Кэндиленда. Еще по ночам Нефф надсадно кашляет, как человек с запущенной формой туберкулеза.
Нефф председатель профсоюза охранников, ждет пенсии и за заслуги ему дали досиживать срок в мирном Кэндиленде. До самого утра, чтобы не уснуть и не дать заснуть другим, сержант скрипит по телефону с другими охранниками. Кэндиленд слушает этот трёп в пол-уха, как слушают дневную сводку новостейв основном повторение утренних. Меня бесит его вествирджинский выговор. Точно так скрипят когда линчуют негров.
Пока Нефф пожирал свой поднос с хавкой-чау, некоторые, особенно из свежепойманных перешептывались, осуждая его.
«Гребёт ведь, сучка, минимум 25 бак в час и жрет с нами эту парашу. Ну урод!». Иной раз горячие головы намекали Неффу пойти и купить сабвей в дели на третьей западной улице, и больше никогда не позориться.
«Да ну вас к черту, соплякимне на бенз для мотика не хватает» В его голосе чуть заметно сквозили нотки обиды. Мне вдруг становилось жаль Неффа в такие моменты. Может он ребенку на колледж копит или матери больной - на операцию. Сентиментальность меня обязательно сгубит.
Из ночных телефонных излияний, кендиленд знает, что жена Неффаконченная билядинэ, спит со старшим дневной смены и никогда не собирает Неффу ланч на работу. Не разу не выгладила парадку. Паскудство жены отражается на благосостоянии всего нашего барака. В критические дни Нефф приходит на смену мрачный и злой.
«Один поднос в одни руки, гангстеры херовы, научитесь уже считать до одного» Мрачно сожрав два-три оставшихся подноса, которые кухня обычно подкладывает для добровольцев-уборщиков туалета и душевых, Нефф медленно проходит по бараку. Он смотрит по уставу ли висят полотенца, правильно ли заправлена кроватьищет повод.
Отбирает человек десять , которые ему особо не по-душе и ревёт:
- Пэк йор щщщит - пакуйтесь нахер!
Жертвы в ужасе пакуются и минут сорок ждут на свернутых матрасах и казенных наволочках с пожитками. В тюрьме все становятся консервативными и очень не любят переездов.
Потом сердце Неффа обычно оттаивает и он отменяет команду. Это стресс-тест. Если все же выгоняет то одного, двухи как правило негров. Негров Харлей Дэвидсон не жалует. Вообще в Кэнди на шестьдесят человек населения обычно пяток негров максимум. Неестественная ситуация для черной Кливлендской окружной.
В русской локализации известный сериал про тюрьму назвали «Оранжевый-хит сезона». На самом деле сериал и книга называются «Оранжевый это теперь новый черный» У оторванных от матери-Африки негроворанжевая роба стала национальной одеждой.
Сегрегация в Кэндиленд даже внутри барака - «сабарбия», для настоящих белых, «спаниш виллидж» для пуэрториканцев и мексов, и гетто (проджектс)там где хранятся малочисленные черные. И хотя черных совсем мало, кругом валяется их крученая черная волосняв раковинах, душевых кабинках и на полу столовой. Их волосы похожи на наши лобковые. Расизм в замкнутых пространствах абсолютно естественная вещь.
Нефф любит попить кровушку с лезвиями для бритья. Чтобы пойти на суд с бритой рожей, надо записаться в список за два дня. Потом, побрившись вернуть использованное лезвие под счет. Иной раз людей выпускают или кто-то решает не бриться и всегда остаются новые невостребованные станки. В другую смену можно поклониться вертухаю и вымолить станок без спискаесли вдруг приспичило побриться.
Но Нефф нарочито смешивает новые лезвия и лезвия отказников только что бы не давать людям без списка. Потом он демонстративно топчет пакет со станками и вышвыривает в специальный люктрубопровод для опасных предметов.
Я пошел после отбоя в дальний конец барака, где были умывальники, душевые и роскошный дальняк с настоящими унитазами, а не холодной металлической колодкой, как в камерах. Засел с комфортом и журналом «Авто-мото» со стала Неффа. Через минуту-полторы в соседнем отсеке с умывальниками раздался глухой звук, будто на пол рухнул мешок с отрубями. «Упал как подрубленный» - усмехнулся я потому что ради красного словца мне не жалкого никогони тебя, ни меня, ни его.
Громко заверещала тревожная сигнализациязвук в тюрьме крайне неприятный. В умывальник ворвались менты в райот-гирвыкладке для подавления бунтов. Я тут был человек новый, с ритуалами Кэнди не знакомый, а потому счел нужным ретироваться в кабинку и по-потихоньку наблюдать оттуда.
Прибежали санитары с носилками и мешок с отрубями вынесли. Я собрался с духом и вышел из своего укрытия. На полу умывальника была небольшая лужица темной крови, там где толстый мавр звезданулся лицом в пол.
Мавр был диабетиком, может давление у него скакало, а ему перед ужином выдали не те таблетки. Или он обменял медикаменты на что-то более съедобное, протащив колеса в барак под языком. Безграмотных негров со страховкой часто сажают на медикейшн с раннего детства. Лечат.
Я осторожно обошел кровь и направился к шконке. Кто-то в бараке зааплодировал. Кто-то крикнулэй, рашн, рашнты зачем так его приложил жестоко? Эй, гайз, гайз, дон фак диз Путин! Москоу шутить не любит!
Я оглядел барак улыбнувшись впервые за последние суткии громко объявил «Теперь я ваш Путин!»
Хорошо в тюрьме быть интуристом. Почти никто не понимает твою логику, почти никто не понимает, когда ты шутишь или прёшь всерьёз, иногда они даже не совсем понимают твою речь.
Опытный Нефф пристроил меня туда, куда он сливал белых эмигрантовна границу между белыми и черными. Фронтир. Из-за толстых стекол и оранжевой униформы, из коридора мы похожи на золотых рыбок.
Напротив меня рослый пожилой интеллигентного вида поляк по фамилии Сковронский. Он не разговорчив. Даже когда я буркнул «драсти» впервые упав на шконарь Эйч-12, Сковронский развернулся оранжевой жопой. Ну и пусть его. Все равно я ни с кем говорить не могу пока. Депрессняк бетонный. А когда депрессняк я много сплю. Где еще так выспишься?
Сковронский тоже дрыхнет. Три раза в день, когда у Кэнди останавливается тележка с лекарствами, и вырвавшийся из летаргии дневной вертухай отец Корриган ревет «Медикейшаааан!», Сковронский заглатывает атлетическую пригоршню, как настоящий солдат-ветеран американской фармы. Под шконкой Сковронского куча жратвы из магазина. По неряшливому отношению к этим запасам очевидно, что аппетита у Сковронского нет. У меня тоже нет аппетита.