Прекрасное оправдание для человека, который любит только себя. Но утешит ли оно любящее сердце?
Бог слышит тех, кто кричит от смелости, а не от страха. Я был услышан. Я ощущал себя покорителем Запада, завалившим бизона на земле дикого племени, чье улюлюканье уже горело в сознании огненными письменами на пиру Валтасара.
О, Божесодрогнувшись и покрываясь пятнами, прошептала Нина едва слышно. И дальшесовсем непонятно, словно молясь: «Ворота его не будут запираться днем, а ночи там не будет»
Моя приподнятая к ней голова запрокинулась и рухнула на подушку. Открытый рот ловил воздух.
Когда дыхание стало ровным, и сердце перешло с маршевой дроби на изысканное аргентинское танго, а кожа перестала вздрагивать, я благодарно и очень осторожно провел ладонью по спине Нины. Она не шевелилась.
С другой стороны кровати вновь рыкнул раненым тигром чудовищный храп.
Показалось, что Нина хихикнула. Или только показалось?
Когда едешь по дорогевидишь много съездов с нее, много поворотов и даже разворотов назад. Многие из них красиво украшены, сверкают неоном манящих завлекаловок и просто-таки умоляют свернутьтам с виду все прекрасно и здорово, такая жизнь, такой драйв Но ведь не сворачиваешь, едешь туда, куда нужно тебе. Потому что есть дороги к храму, есть в казино, а есть вообще тупики. Каждый решает сам, куда ехать. Кому-то нравится движение, котороежизнь, еще есть коллекционеры перекрестков, а бывают и любители езды на красный свет. Много всяких людей в мире, и каждый сам определяет свои отношения с дорогой. Кто-то ее клянет на чем свет стоит, другие благодарят и хвалят, третьи вовсе не замечают, им главное не куда, а с кем. Четвертымна чем. Пятые примут пол-литра на грудь, и остальное вроде как не волнует: ни куда, ни с кем, ни зачем. А где моя дорога? Куда иду я? Зачем иду? И
Боже, куда меня занесло?
Глаза открылись. Утро. Яркий свет за плотно завешенными шторами. Ах, да
Щеки бросило в жар. Захотелось укрыться с головой и вновь заснуть, уже навсегда.
С кухни доносились тихо спорившие голоса. Недовольный мужской и оправдывающийся женский.
Мужской:
вообще есть голова на плечах?
Женский:
Бедный мальчик оледенел. И эти люди на балконе
Но как ты могла
Я? Ты спрашиваешь, как Я могла? шепот поднялся на тон выше.
Мы словно говорим на разных языках.
Я говорю на языке гуманности.
Нужно различать праздник и будни. Твоя жалость однажды тебя погубит.
Нина с обидой промолчала. Владлен Олегович настойчиво продолжил:
Он не имел права без моего разрешения даже касаться тебя, не то что лежать рядом.
Женщина опешила:
И это после произошедшего между нами вчера?! По твоей, между прочим, милости.
Мне хотелось провалиться сквозь землю. Но Владлен Олегович, кажется, не знал о ночном инциденте, он говорил именно о вечере:
Я пригласил его, потому что хотел, чтобы ты смотрела на меня другими глазами. И видела во мне больше, чем знала и думала до сих пор. А яв тебе.
Неприятные нотки исчезли. Остались любовь, слепое обожание и желание компромисса. Ага, бумеранг лжи вернулся в запустившего его фантазера. Нина считала, что вчера в ответственный момент в кресле сидел муж, а не я, это служило главным оправданием и оказалось козырем. Крыть Владлену Олеговичу стало нечем. Теперь уже он чувствовал себя виноватым, не в силах открыть жене правду.
Я вылез из кровати, специально громко топнув об пол. Кухня встретила воцарившимся молчанием.
Доброе утро.
Доброе, Олег. Нина покрылась смущенным румянцем
Гм. Доброе. Владлен Олегович обернулся к жене: Нин, как там сейчас?
Она отчиталась, стараясь не глядеть в мою сторону:
Ходила за хлебом. Все так же: один сверху, чтоб к чердаку не пустить, второй внизу в подъезде, только морды другие. И машины теперь с другими номерами.
Мужчина повернулся ко мне:
Мы уходим на работу. Останешься здесь. Сиди тихо, к окну не подходи. Свет и телевизор не включай. В остальномчувствуй себя как дома, не забывая, что в гостях. По вещам не шарься, чужого не бери. Ну, не маленький.
Я успел только благодарно кивнуть, когда он вновь обратился к супруге:
Вчера я обещал помочь молодому человеку. Раз уж работаешь в бухгалтерии Задольского, сведи его с кем-нибудь из ближнего круга. Или дай выход на босса.
Попробую.
Дыша вернувшейся юностью, Нина миновала мужа, попутно окатив упругостью прелестей, причем тот успел звонко шлепнуть вдогонку. Уже совсем с другим выражением лицачистым и мягкимВладлен Олегович прибавил:
Во-во, попробуй. А я выясню что-нибудь по линии своего ведомства.
Глава 12
Меня оставили одного. Я долго не мог найти занятия. Пальцы механически полистали лежавшую на тумбочке библию, затем на некоторое время внимание отвлекли книги в шкафу.
Чужая премудрость в голову не лезла. Нервы искрили, глаза бегали, то и дело желая выглянуть в окно: стоят ли? Удержаться было все труднее.
Телевизор включать нельзя, хозяйский компьютер тем более. Я вновь окунулся в консервированные мысли.
Отрядом книг уставил полку,
Читал, читал, а все без толку:
Там скука, там обман иль бред
Нет, книги не помогут. А если учесть, что меня все еще бросает в дрожь при одном воспоминании о ночи, влажнеют ладони и бедра, и по спине бежит холодок А в голове сами собой возникают дикие мысли. Любовника Екатерины Первой камергера Монса по понятной причине (см. первое слово предложения) Петр посадил на колне став выяснять, комильфо ли то, что он сделал, или не комильфо, чем прямо-таки наплевал на лелеемые блажащей Европой ценности галантной куртуазности. А голова любимчика Екатерины царским повелением оказалась у нее на подоконнике в банке со спиртомкак вечное напоминание. И предостережение. На будущее. На смущенное любопытство окружающих царственная дама отвечала, предпочитая нападение защите: «Вот, господа, до чего доводит разврат придворных». Но это все детали, главноеформулировка приговора, она гласила: «Государственный преступник Монс приговаривается к казни за вмешательство в дела, не принадлежащие ему».
Я не святой. Что заслужил от судьбы, то и приму. Аминь.
С этой покорностью року тело плюхнулось на постель, взгляд тупо уставился в потолок.
Час проходил за часом. На любой шум меня подкидывало, ноги несли к двери, ухо прилегало к полотну. Если ничего не настораживало, я заглядывал в дверной глазок.
Среди дня приходила полиция, звонила во все двери. Некоторые квартиры открывались, стражей порядка пропускали внутрь. Несолоно хлебавши, полицейские, в конце концов, удалились. Зато вновь появились ребята в черном. Подходили они только туда, где полицейским не открыли, в том числе ко мне.
По ходу, там или здесь, сказал один, указав на мою и соседнюю двери. И еще четыре по разным этажам.
Я отпрянул от глазка. Когда в дверном замке заворочалась отмычка, волосы едва не поседели. Взломщики возились некоторое время, один замок открылся, остался еще один, но тут им что-то сообщили по рации, и открытый замок вновь защелкнулся. Квартиру оставили в покое.
Порадовавшись затишью, я решил принять ванну. В сполоснутую посудину побежала вода, вскоре я влез, раздвинув сушившиеся под потолком полотенца и белье. Из теплого океана выпирали острова коленей и блаженствовавших рук, голова откинулась на холодный бортик, глаза закрылись
Олег, ты здесь?
Последовал стук в оставленную приоткрытой дверцу, ведь свет мне велели не включать. Я чуть не утоп, провалившись и заглотнув мыльной воды.
Кто здесь?
Мог бы не спрашивать. Во-первых, еще на уровне подкорки узнал голос, во-вторых, не дожидаясь ответа, вслед за стуком в проеме показалась Нина. С улыбкой проказницы она поглядела на меня, старательно съежившегося под решеткой скрещенных ладоней.
Ушла с работы пораньше. Она присела на бортик. Насчет тебя договорилась, в конце недели познакомлю с Красавиной, это секретарша Задольского. Фактическипервое лицо после него. В пятницу к шести тебе нужно быть у центрального рынка, я встречу.
Спасибо. Постараюсь. И прости меня за