У бедняжки дернулся левый глаз.
А у Себастьяна правый.
Какое дело? мигом поинтересовался пан Мимиров, тронувши бант пальчиком.
Личное! ответила генеральша, гневно блеснув очами.
Личные дела надобно решать во внеслужебное время
Вотана ради! Не будьте вы таким занудой и вообще, дело личное, но и служебное панна Гуржакова не намерена была отступать и, подхвативши кляузника под локоток, потащила его к двери. Тот сопротивлялся, пыхтел, но при всей объемности телес своих он оказался куда как слабей панны Гуржаковой, которая была полна решимости.
Увы, у Провидения были собственные планы.
Доброго утра, пропели от двери.
И Себастьян обреченно закрыл глаза.
Уволится.
Все одно контракт истек, а новый он подписал обычным, без крови и если так, то приказать ему не смогут
А мы вот ехали мимо панна Белялинска вплыла в кабинет, в котором и без того стало тесно.
А у вас тут светская жизнь кипит-прямо, предовольным тоном произнес пан Мимиров, высвобождаясь из цепких рук генеральши.
И ехали бы недовольно произнесла последняя, окидывая извечную соперницу свою ревнивым взглядом. А следовало признать, что панна Белялинска, несмотря на годы свои, была чудо до чего хороша. Что уж о дочерях говорить.
Младшая была смугла и темноволоса, не по-женски высока, что, впрочем, нисколько ее не портило. Она держалась свободно, да ко всему сама над собою подшучивала, что, дескать, с таким ростом и без того невеликий выбор женихов вовсе перестает быть выбором. Старшая же, напротив, была невысока, светловолоса и несколько полновата той сдобной полнотой, которая делает женщин уютными.
Нам подумалось, что вы, должно быть, голодны в руках старшая держала коробку, перевязанную, к счастью, не лентой, но обычной бечевкой. А наша кухарка ныне сготовила просто потрясающие кренделя.
Кренделя с выражением произнес пан Мимиров.
Кренделя, повторила панна Гуржакова, устремив на соперницу взгляд, не обещающий ничего хорошего. Впрочем, взглядом панну Белялинску было не испугать. Она ответила мягкою улыбкой.
Нам стоит позаботиться о том, кто заботится обо всем городе или вы не согласны?
Пан Мимиров согласен не был.
Он выглядел невероятно довольным, верно, получивши больше, чем желал. А Себастьян представил поток кляуз, который ныне же потечет в Познаньск. К мздоимству, и думать нечего, добавится распутное поведение, безответственность, использование служебного положения в личных целях, соблазнение юных дев в массовых количествах.
Возьмите кренделек, старшенькая из дев Белялинских, не соблазненная пока Себастьян надеялся, что и в принципе сняла крышку с коробки, и по кабинету поплыл сладкий сдобный дух.
С вареньицем, поддержала сестрицу младшая.
Как их зовут-то?
Ведь представляли на каком-то из вечеров, которые вдруг стали обязательны к посещению, ибо невместно воеводе чураться общества точно представляли, но Себастьян не запомнил.
Невинные девы его интересовали мало.
А теперь и пугали.
Уж больно хищным был взгляд у блондиночки. А кренделек сам собой, не иначе, оказался в Себастьяновой руке. Этак, он и опомнится не успеет, как оный кренделек в рот сунут и пережевать заставят, если сами не пережуют.
Простите, но я позавтракал
Так разве это завтрак? Белялинские, похоже, были настроены серьезно. Что они в эти крендельки понапихали? Приворотного? Или сразу яду? Хотя он вроде бы как ничего такого сделать не успел, за что его травить Это так баловство
Воеводе не до баловства, неожиданно на помощь пришла младшенькая Гуржакова, ввинтившаяся между сестрицами Белялинскими. Воевода занят!
Чем же? черная бровь приподнялась.
Делом.
Вот-вот! донесся голос пана Мимирова, делом заниматься надо, а не кренделя поедать на рабочем-то месте
Нам надо поговорить, панночка Гуржакова повисла на Себастьяновой руке, прижалась грудью к плечу и дыхнула в самое ухо ароматом яблок и
все-таки приворотное.
Облилась-то с макушки до пят, не пожалела странно, что Себастьян раньше не почуял.
Шея зачесалась.
И он попытался высвободиться из объятий панночки, которая, невзирая на кажущуюся слабость, все ж держала потенциальную жертву крепко. И похоже, настроена была серьезно, чем и заслужила одобрительный взгляд матушки.
Поговорим, пообещал Себастьян и, не удержавшись, поскреб шею.
может, и вправду жениться? Не на такой от дурочке, конечно, которая приворотами балуется, а хоть бы на Белялинской старшенькая, пусть и не молода, но вполне себе симпатична Евдокию чем-то напоминает.
Цветом волос.
И только.
Себастьян отогнал непрошенную мысль. Интересно, чем эти пользовались, если мысль о женитьбе показалась вдруг донельзя заманчивой? А Белялинска взялась за другую руку, голову на плечико пристроила и мягко так произнесла:
А знаете, нам ведь с вами тоже поговорить есть о чем
Шея зачесалась сильней.
И воротничок накрахмаленный показался вдруг донельзя тугим. Себастьян с немалым трудом стряхну обеих красавиц. Вот же а с виду приличные панночки
И о чем же, голос стал сиплым. А чесалась уже и спина.
Знакомо.
Это такое дело пропела Белялинска. И от голоса ее голова закружилась.
Красивый голос.
Нежный.
И сама она пусть помолвлена, но помолвка еще не свадьба. Себастьяну не откажут, если попросит руки а он попросит?
Отчего бы и нет?
Сколько можно жить одному, и вправду так недолго одичать. И разве не приятней ему будет возвращаться в свой уютный дом, чем в прокуренную гостиную панны Гжижмовской? Любовь? Что с той любви трезвый расчет и только панночка Белялинска умна. Воспитана. Сдержанна.
Она станет хорошей женой.
Детей вот родит.
На детях мысль споткнулась и погибла. Нет, дети его не то, чтобы пугали, скорее при виде их, особенно младенцев, Себастьян начинал испытывать пренепреятнейшее чувство беспомощности.
Все отошли, рявкнул он и, не удержавшись, поскреб-таки шею.
Чешуей пошла.
Слева.
А с права рог проклюнулся, не на шее, само собой, но легче от того не было.
Вам действительно стоит выйти, мурлыкнула панна Белялинска, подталкивая к выходу и свою заклятую подругу, которая выходить не желала, и пана Мимирова.
А почему это нам? панна Гуржакова уперла руки в бока. Мы, между прочим, первыми приехали, правда, дорогая?
Дорогая испустила томный вздох, от которого яблочно-хмельной аромат приворотного окреп.
Вообще-то начал было па Мимиров, но обе дамы повернулись к нему и хором произнесли:
А вы помолчите!
Вас вообще здесь не стояло, добавила панна Гуржакова непререкаемым тоном. А потому поимейте совесть вести себя прилично!
От этакой наглости пан Мимиров онемел.
И растерялся.
И растерявшись, почти позволил вытолкать себя из кабинета, но в последний миг опомнился и растопырил руки, будто желая дверь обнять.
Что вы себе позволяете?! взвизгнул он, отбиваясь от дам, единых в своем желании избавиться от лишнего свидетеля. Что они позволяют?!
Обратился пан Мимиров уже к Себастьяну.
И тут же подобрался.
А вы вы что себе позволяете? С рогами на рабочее место являться?! Пугать бедных горожан чешуею я буду жаловаться!
Не сомневаюсь, прохрипел Себастьян, осознавая, что ему-таки повезло. Яблочный дурман младшенькой Гуржаковой, которая изо всех сил старалась оным дурманом пользоваться и теперь отчаянно хлопала ресницами и губки надувала, но оттого не становилась симпатичней, мешал зелью Белялинской, из чего бы оное зелье не было изготовлено. Главное, что почесуха не позволяла сосредоточиться на мыслях о женитьбе
кольцо прикупить надобно.
или без кольца сразу в храм не откажут
Себастьян шагнул к окну. Он почти выдрал разбухший от влаги переплет, и не удивился, что стекла посыпались.
Вам дурно? с притворною заботой осведомилась панночка Белялинска.
Себастьян лег на подоконник и высунулся, сколько сумел. Подоконник был влажным и облюбованным голубями, а значится, костюм придет в негодность плевать.