В конце публика аплодировала стоя. Я тоже, но держался за спиной долговязого. Потом овации стихли и все дружно двинулись к выходу. Я обогнал ковыляющего «ангела хранителя», правая нога у него совсем не гнулась, и сбежал по широким ступенькам в ночную свежесть. Когда я проходил мимо парочки полицейских, один из них поманил меня пальцем.
Ась? я замедлил шаг, демонстрируя законопослушность и чувствуя, как заныли от напряжения мышцы спины. Я не силач, но оглоушу обоих. И что? Помчусь по ярко освещенной улице, сшибая прохожих?
Мотню застегни, парень, оба ухмыльнулись.
Вот почему смеялись девчонки в лифте.
Я задернул молнию на своих многострадальных джинсах и пошел себе дальше, как ни в чем не бывало. Заслышав гул подходящего к остановке скоростного трамвая, припустил бегом. Вскочил в последний момент, уселся на место убогих и пассажиров с детьмисамоуверенный молодой человек. На деле же едва сдерживался, чтобы не затрястись, как перепуганный заяц. У каждого человека есть предел нервной устойчивости, и свой я едва не перешагнул.
Но круг по столичному городу, когда темнеет и загораются огнименя успокоил. Вагнок красив, грандиозен, многоэтажен. Местами рельсовый путь подходит близко к домам, а я люблю заглядывать в окна.
Но интересовало меня лишь одно из них. Светилось на третьем этаже лимонным светоми здесь олухи из Безопасности терпеливо ждали связника от Крея. А секрет, поделюсь, прост. В письме Крея сказано: «Желтая лампа дает добро». Для пущей важности подчеркнуто. Так вот, это не черта, а длиннющий такой минус, означающий обратный смысл. Простенько, эффективно. Теперь я знал, что нигде больше в Вагноке не осталось мне убежища.
Через два часа вышел там же, где сел и легким, прогулочным шагом вернулся высотке, где якобы жила Наташа. Взлетел на лифте на нужный этаж (с памятью у меня все в порядке), на лестничной площадке по-прежнему никого. Не защелкнутая на замок дверь легко отвориласьзначит, Наташа еще не вернулась. Прошествовал в гостиную. Замер столбом, раскрыв рот и вытаращив глаза.
В кресле, развернув его к входной двери, непринужденно развалился тот самый хромоногий товарищ. В том же костюмчике и галстуке-бабочке. Нацелил на меня свою трость, и укоризненно сказал:
Где вы так долго шлялись, молодой человек?
На секунду у меня закружилась голова. Конечно. Натасука, а я дурак. Скорее всего, я под колпаком с момента знакомства с неюслучайного ли? В самом ли деле она молодая содержанка с вывихнутыми от длительного безделья мозгами?
Как. Вы. Сюда. Попали. Merdeg ple to mamlakto, сказал я.
Считаете себя вежливым только оттого, что оскорбляете меня на тонго. Дверь была открыта, и я вошел. После того, как позвонил несколько раз.
Где Наташа?
Он удивленно поднял брови, сообразил:
Ах, это вы ее так называете. Где? Это я вас должен спросить. Прихожу, никто не отзывается, дверь не заперта. Куда ж вы дели труп? губы его раздвинулись в ухмылке. Ощущение, что я встречался с ним раньшеусилилось.
Только к Безопасности этот хмырь вряд ли имел отношениеслишком колоритен. Может, очередной Наташкин хахаль? Испуг мой улетучился, и я двинулся вперед.
Вас сюда не приглашали. Позвольте помочь вам выйти вон.
Его трость опять взлетела на уровень моей груди.
Не позволяю. И, учтите, шуток не понимаю.
«Ах ты, богатырь колченогий».
У вас дело ко мне или?!..
Наглый незнакомец, опустив трость, встал, оберегая больную ногу.
Идемте. Кстати, меня зовут Ян. Ваше имя я знаю.
Э-э но
Наташа в курсе. Идемте же.
Это называется: паралич воли. Я поплелся за Яном, как хвост собачий. Опять лифт, холл со старушкой (теперь она вязала что-то цветастое), фонарь перед подъездом бросал на асфальт обширный круг света. И на его границе, где нас караулила ночь, стояло здоровенное авто, сильно похожее на тюремный фургон. Задняя дверца призывно распахнута. И я пошел.
Ян подпихнул меня в спину и забрался следом, с силой подтянувшись на руках. Там были еще какие-то люди, плюс разные тюки, ящикия больно споткнулся. Меня подхватили, помогли сесть на лавку, что тянулась вдоль стены, кто-то беззлобно засмеялся.
Укомплектовались, сказал Ян, захлопнув дверь и усаживаясь, бок о бок со мной.
Напротив меня тоже сидели люди, многие обряженные в серо-зеленые комбинезоны. Один из них, небольшой, воззрился на меня печально. Хотел что-то сказать? По мягкости черт я угадал в нем женщину. Через мгновение узнал Наташу.
Поговорить мы не успели, потому что колымага наша тронулась, так быстро разгоняясь, что нас побросало друг на друга. А потом говорить стало неудобно из-за пронзительного воя мотора. Через полчаса бешеной гонки мы снова схватились кто за чтоводитель (убил бы дурака) заложил лихой вираж. И мы затормозились.
Хватаем вещи, выходим, скомандовал Ян.
Звездная ночь и залитое прожекторами бетонное поле. Вместе со всеми я что-то тащил, передавал с рук на руки, потом дружной гурьбой (стадом бессловесным) мы стали подниматься по длинному, вздрагивающему под ногами трапу. Я дико озирался. Вверху, на огромном, выпуклом, сизо-серебряном боку готового заглотать нас дирижабля тянулись большущие буквы. Те же, что на борту доставившего нас фургона. LANDKON LEGANO 9Девятая географическая экспедиция.
Кто-то обогнал меня, двинув чувствительно в ухо свисавшим со спины рюкзаком. Идиот. Все остальные тащили поклажу в руках. Один я был налегке. Обернулся на ходу. Сзади бодро ковылял Ян, а дальше, у подножия трапа Наташа наскоро прощалась с тетушкой. Потом ринулась за нами следом, а долговязая фигура старой хрычовки маячила безутешно за ее спиной. Ян уже добрался до меня, буркнул:
Forso kinej
Шевелись, то есть. И тут я вспомнил, кто он такой! Ох уж эти лжеученые с «всеобщим языком науки»! Самовлюбленные, эгоистичные, привыкшие удовлетворять свое неуемное любопытство за чужой счет. И гроши на нашу воздушную прогулку Ян не своим горбом заработалэто я теперь знал наверняка.
Меня снова двинули рюкзаком, теперь уже по ногам и Ян поддержал меня своей железной рукой. Несмотря на худобу, он, в самом деле, был необыкновенно силен.
So, пробормотал я, не в силах противостоять напору. Inverso lo anaspire.
А вашего хотения никто не спрашивает, ободрил меня Ян, и мы вместе ввалились в кают-компанию, наверное. Множество народа, не только мы, новоприбывшие, вещмешки на полу, кто сидит на них, кто разлегся, наше появление встретили возгласами и смехом.
Ваше барахло, кивнул Ян на сиротливо валявшийся у стены рюкзачище.
Правда, мое. В прозрачном кармашке виднелась картонка с надписью «О. Гор»мою судьбу кто-то решил без меня.
Ох! Наташа выпустила из рук поклажу и плюхнулась на нее, удостоив, наконец, меня вниманием. Чего стал, садись. Успеешь настояться и набегаться. Ты где тонго выучил? Слышала, как вы с Яном лаялись.
В Университете.
Ты учился в Норденке? Чему?
Ерунде. В жизни мне это не пригодилось, рассказывать о том, как меня вышибли из аспирантуры, я не собирался.
Не прибедняйся. Ты не похож на человека, готового тратить время зря, она потянула меня за рукав, приглашая сесть рядом. Челка ее сбилась, и я заметил на Наташином чистом, высоком лбу подсохшую, недавнюю царапину. И, вроде, губа нижняя у нее припухла. «Я собачусь с Яном, а ты с кем?»
Сел рядом с ней, прямо на пол. В ту же секунду раздался на редкость противный лязг, я вздрогнул. Слабая улыбка Наташи быстро погасла.
Складывается трап.
Динамик на потолке прогнусавил:
Пассажирам держаться крепче. По-о-дъем!
Пол уперся в мою задницу и слегка накренился, наш корабль словно начал взбираться на пологую горку, унося с собой всю разношерстую и разноголосую банду. А галдеж стоял, будь здоров. К нему добавился ровный гулдвигатели вышли на крейсерский режим. Но все перекрыл зычный голос Яна:
Порядок, хлопцы! Мыв пути!
Тыхлопец? спросил я Наташу.
Для Янада. Здесь нет мужчин и женщинтолько коллеги по работе.
Народ стал расходится по каютам и Наташа показала мне мою, общую с еще одним «коллегой», естественно, мужчиной. Я не стал расспрашивать Наташу, с какого пола особями делит она свое жилище. Либо в группе есть еще, по крайней мере, одна женщина, либо про равнодушие к ней Яна Наташа мне откровенно врет. Глава ученейших мужей прихватил свою суку, чтобы поездка не казалась скучной.