Я снова коснулась одежды убитой. Пальцы споткнулись обо что-то крупное и круглое. Пуговица или брошь. Она мало меня интересовала, поэтому ладонь заскользила выше, пока не коснулась обнаженной кожи. Наощупь это была шея магиссы: тонкая, с выступающими жилами и ужасно ледяная. Я закрыла глаза, несколько раз глубоко вздохнула и щит опустила уже медленнее, не сразу. Было не легче, но пришлось с силой заставлять себя «смотреть».
В магазине горит один-единственный светильник, создавая густой полумрак. Убитая выходит в зал. Она не спешит. Сегодня ее никто не ждет. Останавливается посреди магазина и окидывает его последним взглядом, проверяя, все ли в порядке. Магисса удовлетворенно кивает и собирается погасить светильник, когда над входной дверью раздается мелодичный звонпришел посетитель. Убитая удивленно оглядывается, говорит, что магазин закрыт, но гость не уходит, оставаясь под защитой полумрака. Он молчит и не двигается. Неуверенность, досада, сочувствиеего яркие эмоции. Женщина делает шаг назад. Она боится. Гость медленно наклоняется и ставит на пол небольшой предмет в виде пирамиды. Его видно плохо, потому что свет туда почти не дотягивается. Убитая снова отступает. Страх превращается в панику. Грани пирамиды одновременно распахиваются и наливаются красным. Магиссу охватывает неуверенность, удивлениеи тут же ужас. Она истошно кричит, пытаясь закрыться от вспыхнувшего света руками. Падает на пол, корчась от боли. Ее тело ломает, скручивает, выворачивает. Лопаются сосуды, разрываются легкие. Она хрипит и пытается цепляться ногтями за пол. Жизнь медленно и больно выходит из нее, словно кто-то тянет за невидимые нити. Разлетаются стекла, корежит и сплющивает товар, взрывается светильник под потолком. Теперь картина выглядит еще более жуткожертва, бьющаяся в агонии, в кроваво-красном свете пирамиды. Убийца молча ждет конца. Он больше не испытывает сочувствия. Только решимость и уверенность в своих действиях. Наконец, магисса затихает. Последние осколки падают на пол, погружая магазин в какую-то нереальную тишину. Грани пирамиды захлопываются. На зал опускается темнота. Убийца медленно поднимает странный предмет, убирает его в карман и только после этого уходит. Он не торопится. Словно уверен, что его не поймают или не увидят
Я вернулась к реальности одновременно с глубоким вдохом. Оказывается, все это время не дышала, и теперь легкие болели. Подниматься на ноги было непросто. Меня слегка качнуло, и крепкие руки поддержали, не давая упасть.
Все нормально, эста Рин? раздался слишком близко голос Оллира.
Да. Все в порядке.
Что вы увидели? напряженно спросил следователь.
Она уже собиралась уходить домой, когда пришел убийца. Его не было видно. Он остался в тени. Магические силы убитой он забрал с помощьюя задумалась, не зная, как описать то, что видела. Это был небольшой предмет. Видно было плохо, но он напоминал пирамиду. Ее грани раскрывались и загорались красным. Убитая узнала, что это, но ни защититься, ни сбежать не успела.
Артефакт, впитывающий магическую силу, задумчиво произнес Оллир. Я перевела дыхание и успела уловить беспокойство, которое исходило от мужчины. Обычно его используют на уже мертвых магах, чтобы сохранить их силу. Что-то еще? Можете описать убийцу?
Нет, качнула я головой. Только его чувства. Странные. Как будто он не хотел убивать, но пришлось.
Беспокойство следователя переросло в тревогу.
Что-нибудь еще? напряженно спросил он.
Он не торопился уходить. Устроил такой погром, который вполне могли услышать соседи или запоздавшие прохожие, но совсем не спешил. То ли уверен в своей безнаказанности, то ли ему все равно, поймают его или нет.
Оллир молчал, но его тревога стала настолько сильной, что меня это заинтересовало.
Он что-нибудь говорил? спросил следователь.
Нет. Молчал все время.
Еще что-нибудь?
Нет, это все.
Хорошо, эста Рин. Вас отвезут домой, как-то слишком поспешно произнес Оллир. Я молча натянула перчатки, задумавшись над поведением мужчины. Ваша шляпка.
О, выдохнула, беря в руки головной убор.
Она упала, когда вы потеряли сознание.
Спасибо, растерянно произнесла я, так и оставив шляпку в подрагивающих пальцах.
Дайрит, крикнул Оллир кому-то. Отвези эсту Рин домой.
И уже мне:
Когда вы нам понадобитесь, мы пришлем за вами курьера.
Я молча кивнула. Меня проводили до машины. Моросил мелкий дождь. Холодная сырость неприятно лизнула шею и быстро просочилась под пальто. Стало неуютно, поэтому я поспешила нырнуть в теплый салон машины. Уже устраиваясь на сиденье, почувствовала знакомые эмоции: сожаление, сочувствие и сразу спокойствие. В последнее время такое сочетание встречается что-то слишком часто. Дверь захлопнулась, отрезая меня от улицы. Я глубоко вздохнула, успокаиваясь и отгораживаясь от внешнего мира. После сегодняшнего дела мне нужен был длительный отдых. Пару дней точно.
С вечера я долго не могла уснуть. Все думала над страшной смертью магиссы. Вряд ли конкуренты настолько заморочились, чтобы убить ее таким способом. Да и артефакт, собирающий, нет, в данном случае отбирающий силу мага, стоил недешево. И вообще был вне закона. Что же тогда двигало убийцей? Месть? Я вспомнила его эмоции. Нет, когда мстят, обычно испытывают гнев, бешенство, злость, удовлетворение, но никак не досаду и сочувствие. Он как будто не хотел убивать, но пришлось. Может, убийцу наняли?
Я с тяжелым вздохом перевернулась на бок. Мысли перескочили от жертвы к Оллиру. Сегодня он вел себя странно. Я бы даже сказала, благородно. Впрочем, следователь никогда не отличался хамством. Холодностью, язвительностью, насмешкамида, грешил. Но это было взаимно. Да и то, что он чувствовал на месте преступления, особенно после того, как я описала момент убийства магиссы, было мне непонятно. Одно дело жалость к жертве, но нет же, Оллир беспокоился, тревожился. О чем? Что не сможет раскрыть это дело? Чем оно так его зацепило? Стало интересно. Вот только спрашивать напрямую бесполезно. Придется наблюдать и слушать.
Я уже не могла понять, где именно у меня болит. Разрывало все тело. Слезы смешались с кровьютак сильно я закусила губу, чтобы не кричать. Это бы только все усугубило. Мне казалось, что смерть уже близко. Пробирается через стройные ряды напуганных и потерянных учеников, на виду у которых меня наказывали. За попытку побега
Я проснулась от боли. Во рту застыл металлический привкус крови. Пальцы коснулись нижней губы. Она была влажной. Даже спустя столько лет, я все еще пыталась сдержать крик, боясь более серьезного наказания. Меня снова трясло. Мелко и противно. Облизав губы и убедившись, что кровь больше не идет, я завернулась в одеяло и закрыла глаза, вспоминая тот страшный день в школе, когда мне, наивной девятилетней девочке, пришло в голову бежать и думать, что мой план удастся. Я заранее отыскала в каменном заборе, что неприступным бастионом окружал школу, узкий проход. Казалось, все продумала и сотню раз прокрутила в голове. Успеть надо было до очередной проверки. И однажды ночью, когда тучи затянули небо, накрыв город плотной тьмой, я решилась. Это был отчаянный шаг. Попытка спастись, вырваться из жестоких лап системы и эста Натрига. Собственно, план на этом и заканчивалсяоказаться за пределами школы. А что потом? Об этом я старалась не думать, пробираясь колючими кустарниками к заветному проходу. И мне даже удалось втиснуть в него свое тощее тело. И радостно вздохнуть, вкусив такой сладкий воздух свободы. Но лишь на мгновение. Одно короткое мгновение. Потому что в следующее меня резко дернули вверх и ненавистный голос прошипел в лицо, обдавая влажным дыханием:
Набегалась?
Тогда я поняла, что пришла моя смерть. Но нет. Это не входило в планы эста Натрига. Несмотря на жестокость, с которой нас воспитывали, умереть не давали никому. Доводили до последней грани, позволяли взглянуть в бездонные очи тьмы, но каждый раз возвращали назад, к жизни. Если пребывание в спецшколе можно было так назвать.
Пятьдесят ударов узкой кожаной плетьютаково было решение наставника. Никто не спорил и не пытался воззвать к его милости. Смутно помню, как после мое безвольное тело, больше напоминающее растерзанный кусок мяса, несли в лечебный корпус. И запах лекаря, старого, почти выжившего из ума старика с трясущимися руками и брызгающего слюной во время разговора. От него воняло тленом, вечностью и безысходностью. Казалось, он не лечил, а пытался добить, но никак не получалось. И старик пробовал снова и снова. Я большую часть времени пробыла в забытьи. Хоть здесь судьба оказалась ко мне милостива. С тех пор о побеге даже не помышляла. Напротив, во мне как будто что-то сломалось, перевернулось. Из лечебного корпуса я выходила совсем другим, нет, не ребенком, человеком, повзрослевшим на несколько десятков лет. С неистребимой жаждой ненависти к эсту Натригу. И мечтами когда-нибудь отомстить.