Финальное слово, говорит Майлз, ставя ботинки на сиденье рядом со мной и закрывая блокнот, давай.
Я играю застежкой пятнистой заколки. «Финальное слово» было маминой игрой, и я не уверена, что когда-либо захочу снова в нее играть. Каждый километр на этом поезде, каждая минута увозит меня все дальше от моей старой жизни. Жизни, которой я все еще хочу жить.
Незаметно ко мне приходит мысль, она звучит в голове маминым голосом: «Этот корабль уплыл, милая. Теперь тебе остается либо утонуть, либо сесть на другой».
Положит ли кто-нибудь цветы на ее могилу, пока нас не будет?
Хотя я не особо задумываюсь, ко мне внезапно приходит гениальная мысль.
Мое финальное слово «палимпсест», говорю и с триумфом защелкиваю заколку.
Майлз откидывается назад на сиденье.
Никогда не слышал такое слово. Ты его, скорее всего, придумала.
Нет, не придумала. Ты знаешь выражение tabula rasa?
Он смотрит на меня непонимающе.
Мы начинаем с чистого листа, но не оставили полностью наше прошлое.
Он жует щеку, словно пытается понять, верить ли мне.
А твое какое? спрашиваю сквозь шум тормозов поезда. Стеганое одеяло полей превращается в мощеные улицы центра маленького городка.
Мое финальное слово«покинутый», говорит Майлз.
Как драматично.
Хорошо. Тогда пусть будет «авантюра». Красивый синомим для приключения.
Хорошее слово, признаю я. Ты выиграл. Это сильное финальное слово, особенно для восьмилеткидаже если бы я изначально не собиралась позволить ему выиграть. Хватай сумку.
Брови Майлза изгибаются дугой, а потом его зеленые глаза прищуриваются.
А что будешь делать, если я не сойду? спрашивает он.
Сойдешь, говорю, поднимая его сумку вместе со своей, и притворяюсь, что они не такие тяжелые, как на самом деле.
Никто бы не винил меня, знаешь ли, говорит он, но двигается по проходу к дверям. Моя мама только что умерла.
Правильно, ведь я вообще не представляю, что это такое, говорю и, когда Майлз останавливается на ступеньке поезда, подталкиваю его. Потом сама делаю глубокий вдох и ступаю на платформу.
Только два человека ждут в тени под навесом станции: женщина средних лет и, как мне кажется, ее сын. Помню миссис Клиффтон с похорон мамы. Она была единственным человеком не из Гарднера, поэтому выделялась среди расплывчатой вереницы скорбящих, которые приходили в тот день. Она держалась официально, когда взяла меня за руку.
Матильда Клиффтон. Я была лучшей подругой твоей мамы с детства, объяснила она, и я узнала ее имя.
Мама всегда любила получать от вас письма, сказала я ей и уже собиралась поздороваться с другим человеком, как неожиданно она меня обняла, словно не могла уйти, пока не сделает этого.
Я слышала, как она предлагала отцу помочь чем сможет. Думаю, она, вероятно, не предвидела, что я и Майлз сойдем здесь с поезда три недели спустя.
Привет! зовет миссис Клиффтон, делая к нам шаг. Она сменила траурное платье из черного крепа на костюм цвета сливы и шляпку в тон. Ее рыжие волосы собраны в аккуратный пучок. И она красивее, чем я помнила. Но, может, это просто из-за того, что сейчас она улыбается.
Добро пожаловать! говорит она. Айла, видеть тебя здесьвсе равно что вернуться назад во времени. Ты так похожа на Джульет во времена нашей юности.
Спасибо, говорю. Я благодарна ей за то, что она может произносить имя мамы и мы все еще способны говорить о ней. Вы, должно быть, помните моего брата Майлза.
Майлз протягивает руку:
Майлз Куинн, повторяет он официально, когда миссис Клиффтон берет ее. Гель отца испарился, и чуб Майлза торчит как позабытый пучок травы.
Добро пожаловать, Майлз. А это мой сын Уильям. Он возьмет ваши сумки, говорит миссис Клиффтон.
Уилл, говорит парень, протягивая руку. На вид он примерно моего возраста. Темные волосы немножко длинноваты, и я не могу не заметить, что они прикрывают кончики его ушей. Его зубам немного тесновато во рту, а таких голубых глаз я не видела раньше ни у кого.
Он в своем роде красив, что-то среднее между неряшливым и эффектным.
Итак, это Стерлинг? быстро говорю, осматриваясь.
Вообще-то, нет, отвечает миссис Клиффтон. До Стерлинга еще достаточно долго ехать, но это самая близкая к нам станция. Она бросает взгляд на темнеющее небо. Нам бы постараться обогнать дождь.
Уилл берет наши сумки у носильщика, а миссис Клиффтон ведет к «форду» с кузовом и деревянными бортами, такими гладкими, что они кажутся глазированными.
Майлз толкает меня.
Просто чтобы ты знала, шепчет он, видно твое ухо.
Моя рука подлетает к кончику правого уха, но оно все еще спрятано под аккуратно уложенными волосами. По лицу Майлза расползается такая широкая улыбка, что видна маленькая щербинка между его двумя передними зубами.
Финальное слово сейчас будет «невыносимый», шиплю. Я игнорирую его движения бровями и забираюсь в машину.
Миссис Клиффтон открывает дверь водителя и садится за руль. Она заводит двигатель и выезжает на дорогу, склонившись вперед, ее пальцы в перчатках лежат на руле. Она особо не разговаривает, и, когда машина качается и дергается, ее губы сжимаются плотнее. Ей требуется лишь мгновение, чтобы включить дворники ветрового стекла, так как дождь начинает заливать его словно краска.
Спасибо, что терпите меня, говорит миссис Клиффтон, ее нога то нажимает на педаль, то отпускает ее. Мы недавно лишились водителя и, кажется, изо всех сил пытаемся адаптироваться. Она краснеет, будто понимает, как это должно звучать для нас. Вместо ответа я киваю.
Мы все так надеемся, что война скоро кончится, добавляет она.
«Это временно», эхом звучит голос отца в моей голове.
Вес маминого кольца чувствуется на моей шее.
Машина Клиффтонов поднимает густые столбы пыли на дороге позади нас, и многие мили нам не попадаются ни водители, ни дома.
По большей части у нас тут фермерский край, объясняет миссис Клиффтон.
Чем занимается мистер Клиффтон? спрашиваю вежливо.
Мой вопрос вызывает мгновение колебания.
Он ученый, отвечает миссис Клиффтон. Болел полиомиелитом в детстве, поэтому от него мало проку на ферме или на войне. Она бросает взгляд на Уильяма. Теперь он ищет способы улучшить качество жизни. Посмотри вперед, дорогая, это Стерлинг.
Я выглядываю из окна, когда мы заезжаем в город. Главная улица украшена американскими флагами. Здесь есть несколько магазинов, над всеми ниминавесы, на стекле окна маленького кафе что-то написано.
Это магазин Фитца, говорит Уилл, кивая на ржаво-красные кирпичи универмага.
Мы проезжаем мимо банка, магазина техники, шляпной, пекарни, пустой заправочной станции «Тексако», побитой и серой сквозь дождь. Городок похож на любой другой сонный фермерский поселок, но именно здесь выросла моя мама. Может, я все еще смогу найти здесь часть ее, как солнечный свет находит отпечаток руки на стекле.
Наш дом чуть дальше, говорит миссис Клиффтон, напевая себе под нос, и сворачивает на дорогу поуже. Дома и фермы разбросаны вдоль нее, как шарики, между полями и плотной стеной леса. Раскинувшееся над нами небо затянуто тяжелыми тучами. Миссис Клиффтон сворачивает с дороги, и Уилл выпрыгивает, чтобы открыть большие железные ворота. Когда он возвращается, его белая рубашка покрыта серыми пятнами дождя. Машина забирается по извилистой подъездной дорожке, и открывается вид на дом Клиффтонов.
Домнечто среднее между тесными и уютными уголками Склона и обширными особняками, посмотреть на которые отец однажды отвез нас на Род-Айленд. Сквозь пелену дождя в окнах первого этажа виден свет. Четыре трубы поднимаются из черепичной крыши, а комнаты находятся в отходящих от центральной части дома застекленных крыльях. Красные кирпичи светятся так, словно они теплые на ощупь. Внезапно я замечаю блеклое пятнышко на подоле своего платья и прикрываю его рукой.
Простите, кажется, мы забыли зонтики, говорит миссис Клиффтон, направляясь по круговой подъездной дороге к дому. Придется пробежаться. Сначала идите вы втроем, а япрямо за вами.
Уилл открывает дверь под раскат грома, и, хотя мы с Майлзом взбегаем по каменным ступенькам вслед за ним, платье промокает под дождем и прилипает к телу. Волосы, аккуратно уложенные Кэсс сегодня утром, теперь прилипли к щеке.