Я узнал Кристину почти сразувидел фотографии. Госпожа Ронсар сама была легендойкак Институт. Такой же знаменитой, как в свое время братья Монгольфье, герр Цеппелин или братья Райт. Космический археолог, спаситель экспедиции Сергея Белова на Летане-2, человек, пошедший на глубокую ментоскопию, чтобы разгадать тайну Золотых Богов. Честное слово, неприятно выворачивать наизнанку мозги даже перед теми, кому по должности положено молчать. Не знаю, отважился бы я
Кристина облизнула палец.
Дмитрий Сергеевич?
Я готов был лопнуть от гордости, что ей известно мое имя.
Ронсар Кристина Андреевна,пауза была короткой, но явственнойточно Кристина позволяла обращаться к себе без отчества. Но окончательно в соляной столп обратило меня предложение работать вместе с ней над проектом «Город».
Город открыли вместе с ипсилон-реальностью года за полтора до нашей встречи с Кристиной. И с тех пор его исследование продвинулось не сильно. Пространство было схоже с земным: чуть меньшая сила тяжести, кислородная атмосфера. Рельеф в основном плоский, климат пустынный, сейсмическая активность на нуле. И полное отсутствие жизни. Что жизнь здесь когда-то все-таки была, говорило присутствие Города. Вот только он не позволял до себя дотянуться.
Об исследовательских группах речь не шла. «Ипсилон» принимала лишь одиночек. Входя через разные коридоры или через один и тот же в разное время, десантники оказывались разнесены на километры. Одинаково сбоили и телепатия, и радиосвязь. Приборы сложнее анероида ломались мгновенно и навсегда. Алешка Когут из ИЭФ пронес в рюкзаке и запустил в сторону города исследовательский зонд. На взлете зонд атаковали короткие злые молнии, и он сгорел быстрее, чем «Гинденбург», заодно похоронив идею попасть в Город на дельтаплане или воздушном шаре. Ребята посудачили о высокой статике, но проверить их выкладки экспериментально возможности не было. Похоже, нам позволялось использовать только пять органов чувств. Гигабайты информации, полученные из поверхностной ментоскопии, давали о Городе лишь внешнее представление. Вот кварталы домов в стиле модерн начала прошлого века. Вот закрученный кверху листмонорельсовая станция, над которой раскинул крылья золотой римский орел. Вот кирпичные башни с утолщениями наверху. Кем, когда, для кого построеныиздали не узнаешь. И мы стремились в Город так, будто на его улицах были для нас разложены панацея, эликсир бессмертия и всеобщая справедливость. Но не смогли пересечь даже четырехкилометровой границы.
Я осекся на Мудрецах. Так назывались скалы, на которые выводил мой коридор. Это был обыкновенный институтский коридорпока идешь по нему нормальным шагом. Но стоило разбежаться как следует, так, чтобы узоры на стенах слились и мигающие лампы над головой обратились в единую полосуи вот уже синим впечатаны в песок ребристые следы ботинок и тени покосившихся базальтовых столбов, сквозь которыепросвечивает косматое солнце. Мудрецы напоминали окаменевшие смерчи. И склонившихся в разговоре великанов. Они действительно говорили на рассвете и на закате. Физики из ИЭФ объясняли звук температурными процессами в источенном кавернами камне и воздействием ветра. Но, раз услышав низкий вибрирующий стон, легко было усомниться в его естественном происхождении.
Падение. Перекат. Лазерные лучи на фоне солнца кажутся черными. Взвихренные песчинки царапают закрывающий лицо щиток. Зарядная спираль лазгана раскалилась до синевы. Мудрецу, за которым я укрылся, достается серия шаровых молний размером с каштан.
Мы с врагом словно испытываем друг друга на соображение и скорость. В лучшие свои дни мне удается продержаться до восемнадцати минут. Об испробованном оружии я не говорю. Например, световые гранаты бесполезны: у тех, кто воюет со мной, нет глаз.
Сперва я думал, что это люди. Ростом и комплекцией они похожи на меня. У них две руки, две ноги, голова в непрозрачном шлеме, переходящем в болотного цвета скафандр с квадратным утолщением на спине. Утолщение я принимал за баллон с дыхательной смесью, пока не попал в него из подствольного гранатомета. Противник двигался все так же резво и с развороченной спиной.
Уход. Кувырок. Стреляю с колена.
Они не уклоняются. Просто новые возникают на смену убитымточно вырастают из земли. Иногда я думаю, что со мной воюют не роботыфагоциты или муравьи-солдаты с одним единственным заложенным инстинктом.
Прыжок. Поворот. Косматое солнце касается четкой линии горизонта. Камень сквозь кожу перчатки согревает ладонь.
Мы словно связаны с врагом незримой нитью. Куда бы я ни метнулся, как бы быстро ни двигалсяменя все прочнее укрывает смертоносная сеть.
Всех нас предупреждали заранее: ипсилон-реальность впускает, но чтобы оттуда вернутьсянадо умереть. Или, возможно, проникнуть в Городэтого пока не сумел никто. Для каждого ловушка на входе своя, она не зависит ни от расположения коридора, ни от времени, ни от лунной фазы. Убитого выбрасывает назадцелым и невредимым физически, но с памятью об агонии. Многие не выдерживали и уходили. Я умер уже шесть раз.
После первого, валяясь в реанимации, я увидел тот же сон, что при вступительных экзаменах в астрошколу и во время переводных. Я бежал по астероиду. Я знаю, что сильно от него оттолкнувшись, можно взлететь, но во сне этот факт не имел значения. Мой бег скорей был похож на серию затяжных прыжков. Удары подошв о камень, проходя сквозь тело, гулом отдавались в гермошлеме. Еще я слышал шипение выходящей из трубки дыхательной смеси, свое тяжелое дыхание, стук сердца и шум крови в ушах. На руках я нес женщину. Кажется, она была ранена, и я торопился добежать с ней до жилого купола или корабля. На этом сон обрывался.
В этот раз я узнал Кристину. Я видел сквозь шлем ее лицобледное, с каплей крови, ползущей вдоль вискакакой-то очень киношной, похожей на пролитое варенье. Казалось, Кристина сдернет шлем, сотрет каплю пальцем и сунет палец в рот:
М-м обожаю вишневое варенье.
Мне стало смешно, и я проснулся, улыбаясь. Кристина сидела возле постели.
Пять минут на одевание,строго сказала она.
Официально это место называлось каппа-реальность. В обиходеТеплые Могильники. Впервые проникнув сюда, десантники наткнулись на гряду невысоких земляных холмов. Холмы были похожи на могилы, но испускали ровное тепло. Гряду раскапывали, проверяли на все виды известных излучений, только что сквозь сито не просеялино природу тепла так и не установили. А название прижилось.
Это место было очень похоже на Землютолько здесь была ранняя весна. Кристина вела меня по грунтовой дороге, старательно обходя лужи с желтой глинистой водой. Сверху светило самое обыкновенное солнце. Стигматы на щеках болели, и я старательно задирал воротник куртки и плечи.
За нами увязалась собачка археологов. Носилась, поднимая брызги, что-то вынюхивала в подмытом водой ледяном кружеве обочин. Упоенно лаяла на ворону. Ворона гордо восседала на березену как еще назвать дерево с черными полосками, расчертившими белую кору? Почки, набухшие на ветках, пахли зеленью.
Проселок закончился на поляне. Из прошлогодней травы здесь вырастала ажурная мачта бывшей ЛЭП, к ней привалилась ржавая баржа, до середины вросшая в землю. Меня тут же потянуло наверх. Люки были открыты, из трюмов несло сырым холодом, словно зверь из желтого льда, живущий в темноте, дышал в лицо. Я помог Кристине взобраться на палубу. Мы обошли ржавые кнехты, трапы и выступы. До головокружения нагляделись в глубину трюмов под ногами. Археологическая собачка унеслась, солнце закрылось тучкой. Я спрыгнул на землю и подхватил Кристину, так что она на мгновение ткнулась носом в мою куртку.
Страшно
Мы уйдем, а он останется. Будет жить в барже даже летом.
Ты проголодался?
Я покрутил головой и украдкой вытер нос.
Кристина налила чай с малиновым сиропом в крышку от термоса, и мы по очереди пили на ходу, грея о крышку ладони. К Могильникам мы не пошли. А вышли на поле, посреди которого одиноким зубом возвышалась стена с дверным проемом.
Дом снесли?
Дома никогда не было.
И Кристина рассказала таинственным голосом, что эта дверь ведет в еще одно параллельное измерение, похожее на «каппу» и Землю так, что различия не увидишь. И если туда уйдешьуйдешь навсегда, даже не поняв, что ушел.