Знаете что, Анна, сварливо проговорил шеф, простодушие должно быть наказуемо. Поэтому отсюда вы понесете меня на руках.
Так я и сделала. Впрочем, не скажу, что наказание было очень страшным: ночь становилась прохладной, а Василий Васильевичотличная грелка.
* * *
Конечно, шеф, как всегда, оказался прав.
Назавтра Златовских не арестовали: они сбежали еще ночью. Старший инспектор Пастухов явился к нам в дом и долго прочувствованно лаял на шефапочему, мол, он вздумал лезть к подозреваемым, да еще и так непрофессионально, что умудрился их спугнуть!
Я сидела в уголке шефского кабинета, виновата молчала и надеялась, что они не обратят на меня внимания. Мурчалов вяло оправдывался: он, мол, не предполагал, что противник так серьезен и, если под псевдонимом Златовского и впрямь скрывался Серебряков, то его в любом случае невозможно было бы поймать так просто.
Наконец Пастухов охрип, извинился передо мной за эмоциональный выплеск и запрыгнул в кресло, стоящее у стола шефа.
Анна Владимировна, снимите с третьей полки альбом с вырезкой, помеченный двенадцатым годом, попросил шеф, раскройте и положите на стол между нами.
(Василий Васильевич, как и вчера, лежал на стопке журналов прямо на столе, только теперь это был не «Современник», а «Окуляр»журнал для биологов).
Я сделала, как меня попросили. После этого и шеф, и Пастухов могли спокойно перелистывать альбом лапами.
Ну, похож он на Златовского? спросил Пастухов, показывая лапой на одну из вырезок.
Я знаю не больше тебя, огрызнулся шеф, я тоже его не видел! Кроме как на фотографии, а там попробуй разбери! Роскошнейшие бакенбарды отрастил, сволочь!
Тут его взгляд упал на меня, и он сказал:
Анна, можете быть свободны!
А что, она начал Пастухов.
Это ее не касается! отбрил шеф, и посмотрел на меня так, будто я провалила вчерашнее дело.
Я вышла из кабинета обиженная. Ну может быть, и провалила! Но ведь он сам сказал, что охранник был генмодом, специально сконструированным, чтобы превосходить обычных людей! Где мне с ним тягаться!
И еще: то, что шеф выставил меня, означало, что дело намечается вовсе деликатное. Про такие он говорит: «Вы еще слишком молоды, Анна! А быстро и безболезненно нужно терять лишь невинность девичью, но ни в коем случае не этическую!»
Такие дела, когда шеф запирался и шушукался, всегда заставляли меня особенно о нем беспокоиться. С самого детства. Кроме того, у меня никак не шла из головы вчерашняя стычка
С тяжелым сердцем я пошла в свою комнату и достала из шкафа альбом для зарисовок: хороший, с дорогой плотной бумагой. Подарок шефа на недавние именины.
На первой странице красовался набросок Антонины в ее любимой шали с брошкой, на второйроза, растущая в окне нашей соседки через улицу. На третьей я быстро, стараясь не задумываться, изобразила свой новый ночной кошмар: бритую голову, квадратные плечи, жесткий подбородок Слишком молодое лицо, облитое ночными тенями
Глаза никак не удавалось вспомнить: они мне вчера показались просто черными колодцами. Но затушевать их углем было бы слишком драматично, а я не люблю ударяться в драму.
Подумав, я пририсовала ему свои собственные глаза: по крайней мере, их я вижу в зеркале достаточно часто, а потому хорошо помню.
Затем я захлопнула альбом и изо всех постаралась об этом рисунке забыть.
Глава 6. Сучья совесть1
В четыре пополудни перед нашим крыльцом явилось прекрасное видение.
Для начала на тротуар приземлился частный аэромобиль, суматошно махая лопастями набора высоты. Водитель щеголял в фуражке и кителе, выдающими в нем частного шофера. С единственного пассажирского места поднялась дама, одетая в элегантное кремовое платье, с высоко уложенными волосами, на которые, словно экзотическая птичка, присела маленькая элегантная шляпка.
Я как раз стояла у окна кабинета Василия Васильевича и поливала растущую на подоконнике герань, поэтому видела эту сцену отлично. У меня сразу зачесались руки эту особу нарисовать.
Гостья подняла голову, с любопытством разглядывая наш особняк, и я чуть было не выронила лейкудаже пролила немного воды мимо цветка. А все потому, что я узнала эту даму! Точнее, барышню: у нас в Необходимске принято именовать даже замужних дам барышнями, если они выглядят достаточно молодолесть, перешедшая в привычку. Гостью звали Полина Воеводина, и она не просто выглядела молодо, но и была молода, всего на пару лет старше меня. Я это знала точно, потому что мы вместе учились в пансионе для благоразумных девиц мадам Штерн!
Полина была моей подругой. Точнее, я так считала. Она выпустилась раньше меня, но не ответила ни на одно из моих пяти писем.
И вот теперь она явилась под наши окна! Интересно, зачем? Неужели пришла брать уроки музыки у нашего соседа? Ну, тогда она опоздала, Иван Анатольевич обычно начинает в час дня
Словно по команде из-за стенки полились звуки бравурного марша. Значит, точно не к нему. Кроме того, насколько я помню, Полина играла на пианино отлично, гораздо лучше меня.
Пока я гадала и рассеянно протирала лужицу на подоконнике краем передника, моя бывшая подруга, очевидно, убедилась, что попала именно туда, куда надо, поднялась вверх по нашему крыльцу и решительно позвонила в дверь.
Тут же я как очнулась от ступора: ведь сейчас Антонина с приходящей служанкой развешивают белье на заднем дворе и стук вряд ли услышат, а Прохор ушел с Василием Васильевичем по деликатному делунавестить «невесту» шефа, которая от него понесла.
Значит, мне стоит поспешить, чтобы открыть дверь.
Я уже торопилась к двери в прихожей, одновременно снимая передник, как вдруг застыла, пораженная простой мыслью: Полина, должно быть, приехала ко мне! Одно из последних писем я писала ей из этого дома, во время каникул
Нет, не может быть! С чего бы она решила возобновить знакомство спустя столько лет? Наверняка явилась к шефу по какому-то делу.
Но поздно об этом раздумывать: я уже открывала дверь, стараясь, чтобы моя улыбка была вежливой и в меру отстраненной. Нет уж, не покажу, что я ее узнала!
Ах, Анюта! радостно воскликнула Полина. Вот и ты! Ты ничуточки не изменилась!
На миг у меня возникло искушение притвориться, что я ее не помню, но такое проходит только в глупых романчиках. К тому же, мои губы уже сами собой говорили:
Полиночка! Сколько лет! Какими судьбами?
Как! Полина всплеснула руками, и на ее красивом круглом личике отразилось сильнейшее беспокойство. Анюта, у меня беда! Только ты можешь мне помочь!
Не знаю только, с чем. Разве тебе нужно опять сдавать математику? удивилась я.
В пансионе я брала расширенный курс математики, поскольку она легко мне давалась, и часто своими записями выручала даже и старших девочек. Именно так мы с Полиной и подружились.
Ах, что ты! Полина легонько, невесомо шлепнула меня по руке. Твоя очаровательная непосредственность! Нет, ты ведь стала помощницей сыщика, так? Мне нужна твоя помощь, как профессионала!
Сердце мое забилось быстреекак профессионала! Я работала на шефа с февраля, сейчас стоял уже июнь, и он давненько обещал поручить что-нибудь лично мне, но пока дальше обещаний дело не шло. И тут дело само, можно сказать, приплыло мне в руки!
Машинально распрямившись и приняв как можно более профессиональный вид, я проговорила:
Ну что ж, тогда пойдемте в кабинет, обсудим!
* * *
Кабинет Василия Васильевича выглядит солидно, но без роскоши: здесь были шкафы, заставленные папками с его прежними делами, шкафчик-картотека, в которой имелись записи едва ли не о каждом важном человеке или предприятии в Необходимске, массивный стол, затянутый зеленым сукном, карта города на стене и кожаное кресло. Кресло использовалось редко, потому что шеф предпочитал отдыхать прямо на столе или на стопке печатных изданий, но держалось для солидности. Кроме того, иногда, крайне редко, в знак особой милости, Василий Васильевич уступал его мне. Еще один раз на моей памяти на нем сиживал старший инспектор Пастухов, хороший друг шефа.
На подоконнике росла герань, белая, красная и розовая. Ухаживать за ней также вменялось мне в обязанность, потому что Антонина в кабинет не допускалась. Кроме того, в углу красовался фикус в большой деревянной кадке, ради которой, собственно, его и держали. Шеф любил под настроение покопаться в земле.