Я подбросил в руке связующий кристалл с острова и сунул его в то, что осталось от кармана пиджака.
Я бы здесь пригодился.
Но я не мог здесь остаться. Не мог проследить за своими друзьями. Не мог их защитить. Остается только верить в то, что то, знания, полученные ими от меня и от Магического Сообщества которое я помогал создавать, помогут им.
Ну... Эти знания, а еще артефакт, который буквально лежал в хранилище Аида на той же полке, что и гребанный Святой Грааль, и был тем, что осталось от бывшего ангела.
Лежал, кстати, рядом с ножом, который теперь висит у меня на левом бедре, издавая тихое, но мощное жужжание.
Хватит думать об этом, Дрезден.
Я обменялся последним взглядом с Кэррин. Затем я взял ключ, вышел и разблокировал красный двенадцатискоростной велосипед Гэри, врубил двенадцатую скорость и, яростно давя на педали, укатился в ночь.
Типа да...
Я бы мог просто побежать, но знаете...
В мире нет людей которые НАСТОЛЬКО любят кардионагрузки.
Я проехал всего пару кварталов на велосипеде, когда услышал, как кто-то сказал
Вот он.
Дрезден! Стоять! Полиция Чикаго! прокричал другой голос.
Где-то мгновение, я думал их проигнорировать, но если предположить, что плохих парней остановят сегодня вечером, город все еще будет здесь завтра, а значит придётся иметь дело с законом. Черт, я пытался устроить Мэгги в хорошую школу. Ее никогда не примут, если ее отец будет, к примеру, осужден.
Так что я нажал на тормоз и позволил велику остановиться в темноте между парой постов охраны. Я сидел и нетерпеливо ждал, когда ко мне подойдет знакомая парочка. Один из них высок и хрупкого сложения, другой низкорослый тяжеловес. Тот что повыше и потоньше дышал гораздо тяжелее того что пониже и потяжелее
Детектив Рудольф. сказал я. Детектив Брэдли. Вышли на пробежку?
Иди на х... задыхаясь, начал Рудольф.
Брэдли ткнул его локтем под ребра
Выдохните, сэр.
Брэдли, просипел Рудольф, с трудом дышащий после тычка, чтоб тебя...
Детектив Брэдли повернулся к Рудольфу и поднял палец. И все. Он ничего не сказал и не двинулся с места. Брэдли был сложен как броневик, с лапищами как у гориллы.
Смазливый (даже со своими порно-усиками) Рудольф сразу затих.
Подержав свой палец поднятым еще немного, Брэдли кивнул и повернулся ко мне.
Прошу прощения, мистер Дрезден. Лейтенант Столлингз просит вас прийти на консультацию.
Звиняй, не могу, ответил я. Вам бы сейчас стоило искать укрытие на сильных позициях. Вы, ребята, разве не получили предупреждение Мерфи?
Мы получили послание, сказал Брэдли. Но репутация у нее сейчас не слишком хороша, понимаете о чем я?
Ну да. Из-за вас, придурков, прорычал я, отнеся примерно 99 % сказанного на счет Рудольфа. Что ж, скажи Столлингзу, что мой официальный совет как консультанта состоит в том, что ему, блин, лучше слушать каждое ее слово.
Так я и знал. заявил Рудольф Брэдли. Это какой-то теракт, и он замешан.
Я уставился на него, одетый в грязный, промокший, порезанный костюм, который все еще пах мертвой рыбой и озерной водой, стоя на «типа украденном» двенадцатискоростном велике, и сказал:
Ну да, блин, я прям Усама бен Ладен. Адские колокола, у меня нет времени на это.
Вам стоит пойти с нами, сэр, сказал Брэдли.
Тембр его голоса изменился. Похоже, он настроен всерьез. Он еще сменил стойку на боевую, но Брэдли явно был из тех парней, которые сообщают вам о своих намерениях. При этом я все еще стою верхом на велосипеде.
Брэдли, сказал я, понимаю, ты сейчас делаешь свою работу. Но ты не представляешь, как сильно ты можешь сейчас испортить жизнь... ну... Всем. Вообще всем.
Мистер Дрезден, продолжил свою линию Брэдли, вы и раньше приносили нам немало пользы. Вы знаете какова процедура. Просто идемте с нами. Через пару часов все закончится.
У нас нет пары часов, ответил я. А поскольку я тоже могу дать понять окружающим что собираюсь сделать, мой взгляд встретился с БрэдлиНи у кого из нас.
Когда я так смотрю на людей, они отворачиваются.
Брэдли этого не сделал.
Говорят, глазаэто зеркало души. Все верно. Время, необходимое для того чтобы заглянуть кому-то в душу варьируется, но, похоже, у людей это работает тем быстрее чем они ближе к пику эмоцийа мы стояли в окружении миллионов людей чертовски близких к этому пику. Этакая благодатная почва для подобной связи.
Итак, я смог Увидеть Брэдли, и там, где он стоял, был не только человек в скромном костюме, но и ствол чего-то вроде дуба, такого огромного, что несмотря на кажущуюся приземистость, раскидистая крона его ветвей отбрасывала тень на территорию в разы большую чем та, что занимал источник тени.
Не нужно быть гением, чтобы понять, что я смотрю на характер этого человекакак он с флегматичной ответственностью несет бремя своего долга. Это не означало невосприимчивость к испорченности или чему-то ещено, как это твердое дерево, за вычетом серьезных травм или болезней, его характер мог долго выдерживать немалую нагрузку. Этот образ ударил меня с силой, схожей с той, что можно ждать от сбивающей с ног морской волны. Пришлось сделать шаг назад, чтобы удержать равновесие, и постараться силой разорвать связь.
Я не знаю, как я выгляжу при Взгляде. Единственное зеркало человеческой душиэто люди вокруг нас. Все люди, которым «посчастливилось» быть моими зеркалами, обычно не слишком позитивно реагировали на увиденное.
Брэдли издал резкий, задыхающийся крик, отступил назад, споткнулся и упал, неловко приземлившись на локти, вывернув при этом шею. Тяжело дыша, он замер на мгновение в этой позе.
Какого хрена! закричал Рудольф. Он распахнул свою куртку и взялся за рукоять пистолета в кобуре. Какого хрена! Какого хрена ты с ним сделал, Дрезден?!
На всякий случай встряхнув свой браслет с щитами, я сказал
Ничего! Просто дай ему минуту!
Рудольф вытащил пистолет и в панике прицелился в меня.
Что ты, блин, сделал?!
Его палец был на спусковом крючке.
Рудольф был одним из тех благословенных идиотов, что считают мир «разумным местом». Несмотря на неоднократные столкновения с реальностью сверхъестественного во время работы в ОСР, он каким-то образом оставался невосприимчивым к этой самой реальности или, по крайней мере, изо всех сил создавал внешнее впечатление невосприимчивости. Думаю, это помогло ему писать реально хорошие отчеты, в которых сотрудники ОСР должны были привести паранормальные явления к наименьшему общему делителю, так, чтобы описанное уложилось во все «нормальные» категории.
Рудольф не был дураком. Вы не можете быть совсем тупым и стать при этом детективом полиции и хитрожопым политиком. Его отрицание было не столько функцией интеллекта, сколько полным отсутствием необходимого морального мужествапарализующей неспособностью смотреть ужасающей его правде в глаза.
Рудольф был трусом.
Правила обращения с оружием, детектив, тихо сказал я, не шевелясь. Я недостаточно близко, чтобы добраться до тебя, а этот проклятый велосипед у меня между ног. Пока нет необходимости держать палец на спусковом крючке.
Заткнись, нах, прорычал он, чуть дергая плечами при ругательстве. Подними руки! Медленно!
Зимнюю мантию не впечатлила агрессия в его голосеа может, напротив, впечатлила слишком сильно. Моим первым слепым инстинктом было броситься на кричащего болвана, рискнуть и сломать его тощую шею. Но это будет невежливо.
Я сделал то, что он сказал, медленно, закипая от нарастающего нетерпения и гнева. Адские колокола, для возможных боданий с бюрократией нормалфагов, сейчас было совсем не время.
Разве что... Быть может, сейчас творится совсем другое.
Мы были уверены, что Рудольф уже какое-то время брал у кого-то взятки. Предположим, ему приказали остановить и убрать меня из поля зрения на вечер?
Или навсегда.
И этот случайный обмен Взглядами с Брэдли только что дал ему повод.
Рудольф мог быть продавшейся сволочью, но главноеон был напуганной сволочью. Подними я щит или попробуй что-нибудь из своих обычных трюковон выстрелит даже не думая, причем стоя слишком близко, чтобы промахнуться. Мой костюм, вероятно, остановил бы пулю пока был цел (похоже, фейские портные считают пуленепробиваемую защиту стандартной функцией), но кракен практически порезал одежку на ленточки. К тому же, всегда был шанс, что Рудольф нацелится в голову или шею, или что выстрел попадет в рукав или что-то в этом роде. И пока я буду призывать щит, он сможет выстрелить три или четыре раза.