К полудню после тяжелого марша они прибыли, и тогда наше объединенное войско, насчитывавшее около восьмидесяти тысяч всадников и пехотинцев, выстроилось длинным широким сверкающим строем примерно в километре от восточной стены Ниневии и примерно в восьмистах метров от сомкнутых легионов Ашшура, в страхе стоявших под стенами своего надменного города.
На свете никогда еще солнце не освещало столь величественного зрелища. Одна против другой стояли две огромные армии: одна, сияющая от побед и пылающая триумфом, а другая мрачная, молчаливая и наполненная ужасом от сознания того, что это последний бой, который способен дать Ашшур, и что им остается либо победить нас, либо запереться в городе и наблюдать, как мы опустошаем поля, сады и виноградники и готовимся уморить голодом Ниневию и все тысячи ее обитателей, если они не покорятся.
Две армии сами по себе являли такое великолепное зрелище, увидеть которое могут только мечтать глаза, но если к этому зрелищу прибавить Ниневию, ее могучие стены и башни, ее расписные ворота и ступенчатые храмы и дворцы, ее висячие сады с яркими цветами и зеленью весны, и самое могучее и удивительное из всегоэту колоссальную башню Бэла, вздымающую к небу храмовый гребень, увенчанный алтарным огнем, который, как поклялась вся Ниневия, никогда не погаснет, пока мир будет существовать,вот тогда у вас получится картина того чуда и величия, взглянув на которое можно ослепнуть, но которое никакое воображение не сможет представить и никакое перо не сможет верно описать.
Когда я, верхом на коне рядом с колесницей Илмы в центре нашего воинства, смотрел на всю эту красоту, я ощутил необычную, радостную гордость в груди. Тогда я повернулся к ней и спросил:
Раньше кто-нибудь в мире сражался за такой приз? Вот величайший город, самая гордая империя и самая мощная армия на свете, которые балансируют на грани победы и поражения в войне. Повелит ли мне Владычица меча выйти и сразиться за них в одиночку?
В одиночку?!воскликнула она, широко раскрыв глаза и внезапно побледнев, что в эту минуту мне понравилось больше, чем ее румянец.Ты, один, против всего этого могучего воинства?! Нет, мой господин, Сын звезд, как бы ни был ты могуч в битве, это все равно, что приказать тебе пасть от собственного меча. Ты никогда не услышишь от меня таких безумных слов!
Нет, нет,ответил я, смеясь.Если ты подумала, что я имею в виду именно это, тогда ты, наверное, решила, что я крепко опьянен битвой и победой. Нет, я имел в виду вот что. Мы стоим перед стенами Ниневии, за нашей спинойдве разбитые армии Ашшура, а перед намиее последнее войско. До сих пор я не встречал ни одного воина Ашшура, достойного предстать перед священной сталью Армена. Нимродсамый могучий охотник и величайший воин во всем его царстве. Я хочу послать к нему вестника и предложить ему выйти и сразиться со мной здесь между двумя армиями, лук против лука, копье против копья, меч против меча, и пусть Армен или Ниневия будут наградой за победу.
Она опустила глаза и молчала так долго, что я мог бы сосчитать до двадцати. Я видел, как ее грудь вздымалась и опускалась под гибкими звеньями стальных лат, а румянец то появлялся, то исчезал на ее щеках быстрыми розовыми и молочно-белыми волнами. Наконец, она подняла глаза и, протянув ко мне правую руку, бледная объявила дрожащими губами, но смелым и твердым голосом:
Эти слова достойны моего господина! Пошли вызов, и если Нимрод откажется, то всех детей Армена научат вечно называть его ничтожным трусом. Если он падет, ты получишь награду, достойную твоей доблести, а если погибнешь ты, то умрет и надежда Армена, и нам нечего будет больше желать и не к чему стремиться. Что касается меня, то у Аракса острый меч и сильная рука, и мой господин может вознестись к звездам, зная, что я, по крайней мере, никогда не стану добычей Великого царя.
Решено!воскликнул я, спрыгивая с седла.Аракс, ты брат нашей царицы и правитель Армена, и поэтому даже Великий царь не может отказаться выслушать послание, которое ты принесешь. Согласишься ли ты стать моим глашатаем и отнести ему мой вызов?
Да, охотно!ответил Аракс.Потому что, если сами боги не остановят битву, у нее может быть только один конец. Лишь бы Нимрод вышел и сразился с тобой между двумя армиями, тогда сегодня ночью мы будем пировать в Ниневии, а его военачальники будут служить нам, ползая на коленях.
Другого я от тебя и не ожидал, мой доблестный Аракс!улыбнулся я.Теперь сними кору с ивового прута, а я пока соберу доспехи и подготовлю послание. Потом пусть фронт опустит оружие, а трубы возвестят о перемирии.
Так и было сделано, и когда все было готово, наше войско разделилось в центре, оставив длинный, широкий коридор, окаймленный лесом копий, и по нему проскакал Аракс с одним трубачом впереди, высоко подняв очищенную ветвь ивызнак перемирия и переговоров. И вот какое послание он повез:
Терай из Армена приветствует Великого царя Нимрода и предлагает ради его чести царя и воина, ради безопасности города и народа решить исход сражения в бою один на один перед лицом обеих армий. Каждый должен быть на коне и вооружен луком и копьем, мечом и щитом. У каждого должны быть три стрелы, и если они закончатся, а ни один из нас не погибнет, то копье и меч решат исход, а призом победы будет Армен или Ниневия, как то решат боги.
Весть о моем вызове уже пронеслась по нашим рядам к тому моменту, как фронт Ашшура открылся и Аракс въехал в проем, и пока он ехал, только одна лошадь заржала во всем нашем огромном войске, настолько все замерли в ожидании. Тем временем оружейник и оруженосец занялись моим обмундированием и оружием.
Проверили каждое звено, каждую застежку и сочленение. Осмотрели и подготовили самое длинное и крепкое из моих копий, самый мощный лук, в колчан вложили три самых прямых и острых стрелы, а из резерва привели свежего коняогромного угольно-черного жеребца, на котором не был способен ездить ни один человек в Армене, кроме меня.
Вдруг в строю Ашшура раздался крик, снова открылся фронт, и Аракс галопом проскакал обратно, размахивая чем-то над головой. Радостные крики прокатились по нашему фронту, когда он пронесся по открытому коридору и резко поставил коня на дыбы перед колесницей Илмы. В руке вместо ивы он держал стрелу без наконечника, перья которой были вымазаны кровью.
Я привез боевой знак Ашшура,выкрикнул он и со смехом швырнул стрелу к моим ногам, как бросил бы вызов враг.И вот слова Великого царя: «Нимрод из Ниневии приветствует Терая из Армена и велит ему явиться как можно скорее, чтобы позор, который он навлек на Ашшур, был смыт кровью из его вен».
Отлично!воскликнул я, поднимая стрелу и ломая ее надвое.Царственный и достойный ответ. А теперь посмотрим, сможем ли мы заставить льва Ашшура сломать клыки о меч Армена.
Пока я говорил, привели моего коня, и Илма белая, как лилия, сошла с колесницы и велела мне обнажить меч. Я вытащил меч, она взяла его и трижды прижалась прелестными губками к рукояти, прежде чем вернуть его мне:
Вот мое благословение! В нем все мои надежды и все, что любовь женщины может дать мужеству и силе мужчины. Пусть мой господин будет силен, и пусть боги вернут его с победой, чтобы он по праву получил все, что Армен и его царица могут дать ему!
Я опустился перед ней на колени, и она, по нашему обычаю, возложила обе руки на мой золотой шлем. А я прижал ее руки к губам, потом поднялся на ноги и сказал:
Никогда человек не сражался и не будет сражаться по более нежному приказу или за более благородный приз. Прощай, милая Илма, до новой встречилибо здесь с победой, либо за звездами, в раю!
В книгах некоторых ваших ученых я читал, что в героические века не существовало того, что вы называете любовью между мужчиной и женщиной. Всех мужчин тех добрых старых дней они изображают жестокими и похотливыми тиранами, а всех женщинрабынями, личной собственностью и игрушками. Они смотрят сквозь туман веков, и поэтому их можно простить за то, что видят они плохо. Но вряд ли кто-либо смог назвать любовь, горевшую в моей душе в эту минуту, каким-нибудь недостойным словом, ибо, клянусь всем небесным воинством, никогда не было более чистого и яркого пламени, горевшего на алтаре преданности, чем то, что зажгли глаза моей возлюбленной.