* * *
Следующим утром без пятнадцати шесть я уже стояла у входа в музыкальную школу, в которой училась на протяжении семи лет, а потом еще два года работала секретарем директрисы. Вплоть до вчерашнего дня.
Покинув склад старых инструментов и поплутав по парку, примыкавшему к школьной территории, чтобы навести в беспорядочных цветных пятнах мыслей хотя бы подобие порядка, я направилась в кабинет своей начальницы, госпожи Оноры Дрейс. Полностью седая, но еще нестарая женщина уже ждала меня. Я не знала, как начать разговор. Чувство неловкости желеобразной сумрачно-голубой массой наполняло тело от пальцев ног до самой макушки. К моему облегчению, разговор начала именно директриса:
- Таллия, ты вовремя. Я только что подписала приказ о твоем увольнении.
Я подняла на женщину полный непонимания взгляд. Ее голос, как и всегда, пестрел ранними осенними цветами, но сегодня в нем смутно различалась горькая аметистовая нотка с вкраплением серебра. Я не успела даже рта открыть, чтобы поинтересоваться причиной неожиданного увольнения, потому что госпожа Дрейс заговорила снова, заполняя воздух переливами весенней капели:
- Согласно расписанию посещение куратора нашей музыкальной школы значится следующей неделей, - я кивнула. Мне это было прекрасно известно: я сама заносила эти сведения в расписание, и читала уведомление директрисе тоже я. А работы в связи с грядущей проверкой в последние две недели было невпроворот: подправить неподправленное, подшить неподшитое, отдать на подпись Оноры неподписанное. И много других мелочей, о которых вспоминают исключительно перед самой ревизией. - Но лорд Двейн освободился пораньше, поэтому приехал сегодня. Пару часов назад он забрал у меня документацию для проверки и отправился на осмотр здания, попросив в отношении сопровождающего не беспокоиться, он, дескать, сам с экскурсией справится. Через каких-то полчаса лорд вернулся и приказал подготовить бумаги на твой перевод в Консерваторию Аберга.
Мои глаза расширились еще больше, хоть я и не подозревала в них такой анатомической перспективы. Заметив мою реакцию, директриса кивнула и продолжила:
- Вот-вот, представь мое удивление! Услышав, что ты не ученица, а работник, он только пожал плечами и распорядился подготовить приказ об увольнении. Конечно, я так и сделала, но перед тем, как поставить на нем печать, хотела поговорить с тобой, - госпожа Дрейс вздохнула и посмотрела мне прямо в глаза.Таллия, мне будет очень жаль потерять такого добросовестного секретаря, но Консерватория Абергаэто великолепный шанс для тебя. Ты понимаешь?
Я несколько раз с энтузиазмом кивнула. Конечно, я понимала! Ведь Консерватория была даже не мечтой, а призраком мечты для очень многих. И не только обыкновенных горожан, но и дворян, в том числе и для меня. А тутприглашение. Отказаться? Нет. Это не в моих силах.
Заметив мое выражение лица, директриса тепло улыбнулась, хитро прищурилась и с громким стуком опустила печать на приказ о моем увольнении. Никогда еще этот резкий звук, похожий на маленькую вспышку молнии, не казался мне настолько прекрасным.
- Что ж, с этого момента ты официально уволена, - в голосе Оноры Дрейс зазвучали торжественно-медные нотки фанфар, которые она отпускала лишь один раз в году: на вручении свидетельств об окончании музыкальной школы. Но сегодняшний день был исключительным.Наша школа верит в тебя и твой музыкальный талант, Таллия Хейс.
Я радостно улыбнулась и произнесла слегка ломающимся от эмоций голосом:
- Спасибо, госпожа Дрейс.
Женщина махнула рукой, мол, не о чем говорить, после чего добавила:
- Кстати, лорд Двейн сказал, что вы не успели обговорить детали, поэтому попросил предупредить, чтобы ты не беспокоилась насчет жилья: тебя поселят в общежитие при консерватории.
Из кабинета директрисы я выпорхнула, словно птичка, почти не чувствуя веса собственного тела, мысленно уносясь в будущее и пытаясь представить учебное заведение, где мне предстояло оказаться уже завтра, но и этого не получалось, голову будто заполнили сверкающие в молочном облаке звездочки неожиданного счастья.
А вечером был непростой разговор с обескураженными родителями. Не сказать, что они не поверили моим словам, но вязкая тишина наполнила комнату на целых десять минут, во время которых папа и мама старались осознать новость. Сама виновата, не следовало начинать разговор с фразы «меня ПРИГЛАСИЛИ учиться в КОНСЕРВАТОРИИ АБЕРГА!». Первой пришла в себя мама:
- Тали, но как такое возможно?мамин голос как я буду без него, такого солнечного, теплого, уютного?
Отец сосредоточенно свел брови к переносице и смотрел на меня, тоже ожидая ответа. Я аккуратно села на диван рядом с мамой и рассказала все от начала до конца. По мере повествования лица родителей то светлели, то темнели. Я не могла сказать с уверенностью, о чем они думали в этот момент, но какое-никакое представление имелось: наверняка они были в еще большем ошеломлении, чем я.
После того, как я замолчала, заговорил папа.
- Таллия, - я улыбнулась. Он всегда называл и меня и маму полным вариантом имени, но сколько же любви было в его словах, звучащих привычно, как старые деревянные маятниковые часы, стоящие у нас в гостиной сколько я себя помню и всегда точно отбивающие полдень, - общежитиеэто хорошо, но тебе нужны деньги на жизнь. Мы с мамой сможем помогать тебе только очень ограниченной суммой, сама знаешь, художественный лицей Норы тянет приличную часть нашего с мамой дохода.
Я снова улыбнулась. Конечно, я знала. Отец был из семьи обедневших дворян, слишком гордых, чтобы пачкать руки плебейским трудом. К счастью, его понимание заботы о семье не ограничивалось прививанием детям придворных манер и сплетнями о соседях и аристократах. Встретив маму, дочь портного, он пошел наперекор родным, мечтавшим, чтобы старший сын нашел родовитую пассию и, желательно, с хорошим приданным. После свадьбы он стал помогать тестю в работе, придавив горло дворянскому гонору, чем заслужил уважение родителя жены и еще более яркое сияние глаз мамы. Дедушка научил папу всему, что знал сам. И теперь я с гордостью могу сказать, что наша лавкаодна из лучших в городе. Заработок родители предпочитали тратить на образование детей, причем выбрать школу, в которой хотели бы учиться, нам с сестрой разрешили самим. Я выбрала музыкальную, а Норахудожественную.
Воспоминания снова пробудили волну благодарности к семье.
- Я знаю, пап. У меня есть сбережения. На первое время должно хватить, а уже в консерватории я постараюсь получить стипендию. Я должна попытаться: такими возможностями не разбрасываются.
Отец кивнул, мама грустно улыбнулась, лаская взглядом мое лицо, словно запоминая каждую его черточку.
- Хотя, если там окажется полный пансион, это будет очень кстати, - добавила я, чем разрядила обстановку: на лицах родителей засверкали понимающие улыбки.
Поток картин вчерашних событий прервал голос черного бархата позади меня:
- Доброго утра, Таллия Хейс.
Я обернулась. Маркас Двейн стоял у входных дверей в школу, напротив которых я расхаживала туда и обратно в ожидании мужчины. Мимо меня он пройти незамеченным он бы не смог, значит, вышел из здания школы.
- Школа открыта?удивилась я.
- Да. Мне нужно было обсудить пару деталей по документации с директрисой Дрейс.
- Так рано?не смогла не поинтересоваться я.
- Такая работа, - пожал плечами мужчина.К полудню я должен быть в консерватории, так что стоит поторопиться.
С этими словами он преодолел три ступеньки, достал из кармана маленькую серебряную трубочку и дунул. Раздался едва уловимый писк, похожий на комариный, а через несколько секунд из-за угла здания показался экипаж. Остановив карету перед нами, кучер проворно спрыгнул со своего места, поймал указующий на мой чемодан взгляд Маркаса Двейна, подхватил поклажу и снова взобрался на козлы, чтобы разместить и закрепить ее на крыше.
Мужчина открыл передо мной дверь экипажа и предложил руку, чтобы помочь забраться. Я отказываться от вежливого жеста не стала и через несколько мгновений уже находилась на удобном сиденье, а мужчина, расположившийся напротив, стучал по стенке кареты, давая знак кучеру трогаться. Легкий рывок - и дома в окне экипажа поплыли стройной чередой один за другим, словно провожая меня в дорогу.