Надо начать со справедливых, жестоких упреков. Чтобы прогульщики знали: есть на участке начальник! Но не вызовет ли ответную ожесточенность? Особенно у Ванька. Ему будет не стыдно, а горько. Так горько, что никто не поймет его и не поможет. Да и Гришке не слаще.
Павел почувствовал, что не может произнести ругательных слов. Не будет он удовлетворен гневным потоком, злой справедливостью. Не лучше ли о долге рабочих, о совести, о сознательности, о последних днях перед устойчивыми морозами, о больших площадях, что надо еще посадить Но разве этими рассуждениями научишь порядочности? А чем же? Неясно Павлу. Одно только ясно, что не так надо учить Ванька и Гришку.
Скажите, товарищ начальник, начал Гришка. (Стыдно все-таки. Взгляд бегающий, изучающий. Стыдно. Хотя и топорщится, этаким храбрецом хочет показать себя, дескать, ему все нипочем.) Что важнее для нашего растущего общества: моральные или деловые качества человека?
«Храбрец Болтовней защищаешься Ну что ж, продолжай», подумал Павел.
Эта проблема очень даже меня интересует. Есть человек, ну ангел. Все у него одно к одному. С женщинами ни-ни, насчет водочки даже в мыслях нету, личная мораль только проповеди читать. А работничек так себе, средненький. Есть другой человек. Как вол. Он все может. И новую звезду в небе отыщет, и новый плуг изобретет, и на рядовой работе у него сто лошадиных сил. А с моралью слабовато. Грешит частенько, по всем пунктам. Какой же человек нам нужен?
Гришка взглянул на сажальщиц. Слушают. И начальник слушает. Суро-о-ов. Настроение проглотил бы тракториста вместе с прицепщиком. А слушает. Приказал бы: до темноты не слазь с трактора, а выполни дневную норму! И конец разговору. Но слушает. Терпе-е-елив
Я так считаю: изобрел человек новый плуг. Ну, новый двигатель, это ценно. От его изобретения польза огромная. Кому какое дело, что в моральном отношении он не совсем ангел? Для жены. Для тех, кто рядом работает, не совсем. А в целом обществу? Вреда от его отклонений от нормы самый мизер, а польза от изобретения, ну, пускай, не от изобретения, а от его лошадиных сил такая, что и не подсчитаешь. Каково?
Загорелись глаза у Вендейко. Многое в Гришкиных словах непонятно. Но как говорит!.. Заслушался Ванек, даже о стыде перед начальством забыл.
Мы знаем, например, Мосина не потому, что он был идеальным человеком. Я говорю в моральном смысле. Бог с ним, может быть, у него грехов было не пересчитать. Мы потому помним, что он России винтовку изобрел. Как его винтовка для отечества Не будем уточнять польза и все такое. Вот я и говорю: самое важное что? Без высокой морали дороги у нас нету. Но как мы двинемся вперед без нового двигателя или без настоящих лошадиных сил? Как тут быть? Что отстаивать? Надо бы все. А прежде всего?
Бегают Гришкины глаза. Дошло наконец, что болтать уже неудобно. Это не перед девками кривляться. Выдохся.
Померкли глаза у Вендейко. Опять увидел перед собой Барумова и опустил голову, раздавливая сапогами черноземный ком.
Тихо. Только ветер легонько насвистывал прилипшей к гусенице соломинкой.
Я не могу простить вас, сказал Павел. Сказал почти шепотом, но его услышали даже сажальщицы.
Гришка стоял как пришибленный. Громко шмыгнул носом, зачем-то поглядел на небо. Кусанул губу. Опять посмотрел на облака и полез в кабину трактора.
4
На другой день переезжали на новый перегон. К Гришке в кабину втиснулись четыре сажальщицы, на прицепленных к трактору лесопосадочных машинах расселись остальные женщины. К углам прицепа были привязаны порожние бочки из-под воды, между бочками на дощатом помосте восседал Ванек.
Готовы? крикнул Гришка в окно кабины.
Начальник заругается, заметила толстуха в телогрейке. Вчера заказывал. Чтобы, говорит, людей так не везли.
Пока начальник приедет, мы уже на новом месте кашу заварим. Гы-гы. Успеем сообразить по мелочи.
Трактор заурчал, со звоном в сцепных серьгах тронул громоздкий поезд.
В это время Барумов пришел в контору. После разговора с начальником дистанции с первым же поездом он уедет на новую площадь посадки.
В конторе Лидия Александровна одарила сладчайшей улыбкой.
Вам не повезло. Чем помочь, не знаю. Начальник в депо, лекцию читает. Она взбодрилась, лицо многозначительное. Ответственное дело! По поручению парткома. Такую нагрузку взвалили на него
Попасть в паровозное депо не так просто. Закопченные корпуса стояли островками среди бесчисленных рельсовых путей. Со всех сторон вагоны, паровозы, маневровые толкачи, прямоугольные колонки для телефонных разговоров с маневровым диспетчером, серые столбы осветительных линий. Перейдешь один путь осмотрись. Не спеши, прокатится платформа, опять осмотрись, обойди штабель тормозных накладок и тогда шагай через очередную пару замасленных рельсов.
Так Барумов и шел. Наконец попал на утоптанную дорожку между путями вдоль залитой мазутом колеи. У первого корпуса депо мазутные рельсы обогнули снятый на землю дощатый вагончик и нырнули под ворота на черный от паровозной копоти двор топливного склада.
Пол в коридоре был выложен деревянными шестигранниками из дубовых торцов. Мазут крепко въелся в трещины. Шаги приходилось укорачивать, иначе легко поскользнуться. На втором этаже намного чище. Пол крашеный. На дверях вывески: «Главный инженер», «Местком», «Бухгалтерия». В конце коридора, прислонившись к стене, курили несколько человек. Они слушали через открытую в зал дверь.
Барумов прошел мимо них. Половина зала была свободна. Сел позади всех, осмотрелся. На маленькой сцене за столом сидели деповские.
Дементьев внушительно возвышался над трибуной. Снежно-белая рубашка, галстук с искрами, черный отутюженный костюм, неторопливый обстоятельный голос Все говорило, что на лекции он не собирался ударить в грязь лицом. «Как видно, уже закругляет», подумал Павел.
Вот почему электрификация важнейших направлений является насущной задачей. Электровозы намного изменят жизнь наших железнодорожников, их быт. Уйдут в прошлое профес-с-сии кочегаров, шлаковщиков и другие. Их заменят новые специалисты: машинисты электровозов, монтеры контактной сети и так далее. Электрификация потребует больших знаний. Следовательно, люди повысят общеобразовательный и профессиональный уровень.
Основные слушатели машинисты. Их легко отличить. Темные форменные пиджаки, лица со следами въевшейся в поры угольной пыли. Впереди увидел вспотевшую лысину Якова Сергеевича Вендейко. Тот слушал внимательно, подавшись вперед, и первым встал с вопросом:
Дело, конечно, хорошее. Я понял так: не напрасно перед нами насчет электротяги. Наверно, скоро и у нас. Так иль нет?
Для Дементьева такой вопрос проще простого.
В планы дороги я не пос-священ. Поэтому не скажу, когда у нас и на каких линиях.
Но Якову Сергеевичу этого мало, лекция встревожила его.
А все-таки зачем говорить, ежель ничего? Я так считаю: будет. Иначе впустую. Ну и вот, куда нам, старым паровозным ездокам, деваться? Поздновато учиться, лысина больно велика.
Товарищи! Этот вопрос вытекает из первого. Как я уже говорил, в планы дороги не посвящен. Поэтому ничего не могу сказать о трудоустройстве паровозных машинистов.
Как бы ни отвечал Андрей Петрович, а вопросы его слушателей, да и ответы не нравились самому себе. Вчера так было у связистов, сегодня повторяется у паровозников. Разговор об электрификации шел так, будто на дороге и в Кузнищах все решено. «Не слишком ли много взял на себя? приходила настораживающая мысль. Приказа нет, многое может еще измениться. А пустую болтовню не поощрят».
В оправдание приходило, что он и на парткоме и перед началом лекций предупреждал: разговор будет вести с целью популяризации нового, что есть в железнодорожном цехе страны. Не больше. А пропагандировать новое не запрещается.
Путь из зала ему преградил Барумов. «Неужели специально приходил послушать?» мелькнула льстивая мысль.
Ты зачем? спросил Андрей Петрович.
Вопрос появился, без вас никто не решит.
А-а, вопрос
Они подошли к столу президиума. Павел положил перед Дементьевым свою докладную. Андрей Петрович прочитал, поднял голову.