За неделю мы успели сделать все, что нужно, и еще ухитрились осмотреть Национальный дворец с фресками Риверы, Дворец изобразительных искусств, Воровской рынок, новый университетский городок и множество прочих достопримечательностей, которые полагается видеть туристам. На последний день у нас не было никаких планов, и Элен предложила погулять с Диной в парке Аламеда. Дина решила, что это прекрасная мысль, мигом проглотила свой обед и, держа в зубах поводок, побежала к двери.
В парке царило обычное оживление. Облака воздушных шаров колыхались над головами продавцов, обезьянка в крошечном сомбреро танцевала под звуки старой шарманки, фотографы прятались под черными покрывалами и нацеливали глаза своих неуклюжих ящиков на ерзающих детей. Дина обнюхала каждый цветок вокруг памятника Хуаресу, съела taco, которым ее угостил торговец, и порвала дипломатические отношения с какой-то собакой сомнительного происхожденията была страстным поборником политики добрососедских отношений. Но когда мы остановились против Дворца изобразительных искусств, этой прогулке пришел печальный конец. Элен вдруг углядела объявление, возвещающее об открытии новой выставки.
Но уже поздно,запротестовал я.У нас нет времени отвести Дину в отель.
Возьмем ее с собой. Ее примут за поводыря.
Чисто женская логика! Слепцы с поводырями не ходят в музей искусств.
Давай попробуем. У нас ведь больше не будет случая увидеть эту выставку.
На том мы и порешили: вошли в мраморное фойе и по изогнутой лестнице поднялись в выставочные залы. Никто не обращал на нас никакого внимания, и я уже начал верить, что был не прав, отказываясь вести сюда Дину. Она отлично шествовала рядом вдоль коридоров, уставленных скульптурами молодых мексиканских модернистов, и преспокойно лежала у наших ног, пока мы осматривали фрески Ороско и Сикейроса и картины Тамайо. Лишь когда мы поднялись на третий этаж, Дина дала нам понять, что с ней что-то неладно. Видно, taco не пошел ей на пользу. Она отчаянно искала ближайший выход на улицу.
Что делать?в ужасе спросила Элен.
Я был вовсе не в восторге от всего этого.
Давай-ка выведем ее отсюда.
Мы помчались вниз по лестнице, и нельзя сказать, что на нас и теперь никто не обращал внимания. Мы уже достигли вестибюля, но тут собака не могла больше терпеть. На глазах изумленного и шокированного швейцара в безукоризненной ливрее Элен с Диной рванулись прямо в угол, где наш пес аккуратно выложил остатки taco в начищенную до блеска медную плевательницу. С глупейшим, но явно облегченным видом Дина зашагала рядом, и мы все трое вернулись в отель и принялись укладываться.
Чтобы избежать опасностей уличного движения впрочем, мы сами тоже были для него угрозой,мы уехали из Мехико на рассвете. Отличная Панамериканская магистраль повела нас через зеленые поля центрального плато, мимо утихших вулкановиндейцы прозвали их «Спящая дама» и «Стерегущий ее сон возлюбленный»,вдоль по ущелью в десять тысяч футов длиной, где хвойные леса подступали к самому асфальту шоссе, и дальше вниз, в засушливое царство кактусов и шалфея.
В Оахаке в тени сверкающих белых навесов индейцы племен сапотек и мисатек выставили для туристов яркие серапе и крошечные глиняные фигурки собак, птиц и лягушек. Но всего в восьми милях оттуда мы встретили более яркий образец некогда богатой культуры сапотековМонте-Альбан, который переживал расцвет, когда эпоха Возрождения только начиналась. Дорога петляя шла в гору, и, пройдя несколько миль, мы поднялись всего на две тысячи футов на вершину, к месту погребения царей и жрецов. Некоторые могилы были разрыты и уже отдали людям свои сокровищазолото и нефрит, но остальные все еще лежали нетронутыми под пятивековой пылью и тощим кустарником. Мы в полном одиночестве бродили меж молчаливых строений по разрушенным дворам, поднимались на ступенчатые пирамиды и совали фонарики в темные пещеры. Племя сапотеков продолжало жить в камне, на стенах: на плоских барельефах танцевали девушки, врачи лечили пациентов, астрономы смотрели на небеса Рядом с закругленными линиями искусства сапотеков виднелись и угловатые надписи их завоевателей мисатеков. Эти союзники ацтеков изображали побежденных сапотеков вниз головой. С трепетом первооткрывателей мы ползли на четвереньках по подземным коридорам, вившимся между алтарями и пирамидами, но эта иллюзия сразу рассеялась, когда мы вдруг очутились под крышей из стекла и бетона и, точно кроты, выскочили из подземной норы на солнце прямо в объятия гида.
Километрах в двадцати пяти к югу от Оахаки есть еще один памятник культуры сапотековМитла, город мертвых. Он был построен как место отдохновения для духов умерших; храмы и открытые дворы сооружены из каменных глыб весом до двадцати тонн. В отличие от картин жизни, которые мы видели в Монте-Альбане, здесь стены храмов украшены выпуклой каменной мозаикой и горизонтальными рядами глубоко вдавленных геометрических фигур. По сравнению с Монте-Альбаном Митле не повезло: испанцы о ней узнали. По своему обыкновению, они разграбили святилище, а затем построили церковь на развалинах храма. Внизу, под главным зданием, в темном подземелье, стоял огромный каменный цилиндр; местная легенда говорит, что тому, кто его обнимет, камень предсказывает, сколько ему осталось жить: чем больше расстояние между кончиками пальцев, тем меньше оставшихся лет жизни. Вот был бы популярный оракул для гурманов XX века!
Причудлива каменная мозаика Митлы
Двигаясь дальше к югу от Оахаки, мы направились к Теуинтепеку, городу кокосовых пальм и сахарного тростника, стоящему на берегу коричневой реки, которая миль за двадцать оттуда впадает в Тихий океан. Когда-то предполагалось, что через Теуинтепек пройдет сухопутный путь, по которому корабли должны были возить на железнодорожных платформах, но после открытия Панамского канала от этого плана отказались. Однако Теуинтепек и раньше имел важное значение как место стоянки караванов, перевозящих грузы с испанских судов, бороздивших оба океана.
Когда мы остановились в Теуинтепеке, чтобы купить мяса для Дины и пополнить запасы фруктов, здесь в полном разгаре был какой-то праздник. На песчаных улицах этого матриархального города раздавались громкие голоса женщин, говоривших по-сапотекски. Теуинтепекские женщины даже босиком выглядели не менее семи футов ростом из-за своих гофрированных крахмальных белых головных уборов. По одной версии, этот обычай возник после того, как у побережья Тихого океана потерпел крушение корабль с грузом крестильных сорочек для младенцев. Не зная, что с ними делать, индейские женщины надели их на головыединственное место, где они могли бы пригодиться. Наверное, эти высокие шляпы, увеличивающие рост, и придают женщинам чувство превосходства. Во всяком случае сапотекские девы-воительницы с миндалевидными глазами выступают очень гордо в своих прямых бархатных блузах и пышных цыганских юбках. Их царственность еще больше подчеркивают бархатные ленты в волосах, серьги из испанских монет и золотые ожерелья на шее. Повелительным жестом жезла, увитого цветами, группа женщин предложила нам остановиться и отпустила только после того, как поставили нам обоим печати на щеки. Мы долго потом не могли смыть красную краску.
На рынке также царили женщины и не было буквально ни одного мужчины. За мясо заплатил я, но дама-мясник меня полностью игнорировала, завернула кусок в банановый лист и отдала Элен и сверток, и сдачу. Я понял этот весьма недвусмысленный намек и решил подождать снаружи, пока Элен закончит покупки. Перешагнув через трехфутовую игуану, растянувшуюся на полу, я стал пробираться к выходу между корзинами гардений, роз, мешками ананасов, плодов папайи и манго. Выбравшись из здания рынка, я прислонился к одной из колонн, подпиравших крышу. Видно, я поступил правильно, так как тотчас же нашлась и компания. Ко мне шатаясь подошел молодой сапотек, протянул бутылку мутно-желтого мескаляперебродившего кактусового сокаи дружески настоял, чтобы я выпил. От первого же глотка у меня начался кашель и из глаз полились слезы: будь это расплавленный свинец, он жег бы не больше. Я не был в восторге от его выбора вина, но очень заинтересовался выбранной им темой нашей беседы. Он всячески прославлял достоинства матриархального строя в Теуинтепеке, и его точка зрения вкратце сводилась к следующему: «А, пускай себе женщины командуют. Они такие красивые и, наверное, толковей нас. Да к тому же их просто больше».