Борис ЕвгеньевСТРЕЛА НАД ОКЕАНОМИЗ ЗАПИСОК О ПОЕЗДКЕ НА КАМЧАТКУ
ОТ АВТОРА
В детские годы весь миригра и тайна.
Пятно на обоях превращается в оскаленную морду тигра. Щепка в ручье, бегущем по мостовой, в пиратский корабль.
На карте полушарий, висевшей в классе, происходили сказочные превращения. Очертания Южной Америки пугали сходством с головой аллигатора. Скандинавский полуостров был добродушным бобром. Испаниякрепко сжатым кулаком. Япониярассерженным, вставшим на дыбы поджарым драконом. Кто не узнавал в очертаниях Италии ботфорт мушкетерас раструбом, с высоким щегольским каблуком?
Камчатский полуостровострый, кремневый, может быть, нефритовый наконечник стрелы, летящей в синие просторы Великого или Тихого океана
Пожалуй, мне и не вспомнилось бы это детское представление, если бы теперь оно не приобрело для меня иное значениезначение символа далекого прекрасного края.
Стрела, летящая над океаном!
Дело, конечно, не во внешнем сходстве очертаний, а во внутренней сущности символа. Камчаткадалекая северо-восточная окраина советской Родиныв непрестанном движении, в полете. В смелом, быстром полете стрелы, точно направленной в цель.
Это наша общая великая цель.
В записках нет вымысла. Нет придуманных эпизодов, положений. Нет придуманных людей.
Вместе с тем я чувствую себя свободнее, чем принято в так называемом «документальном» повествовании. Стремлением к большей свободе, к некоторым обобщениям обусловлено и то, что в книге опущены или изменены имена людей, с которыми мне доводилось встречаться летом 1959 года на Камчатке и Командорских островах.
Записки менее всего «исследование». Это просто рассказ о впечатлениях, иногда, может быть, и случайных. Но это не значит, что я не пытался разобраться в некоторых животрепещущих вопросах и проблемах. Отсюданебольшое количество публицистических экскурсов.
Камчаткаогромный полуостров, больше Италии. За полтора-два месяца я не мог увидеть всего. Приходилось сталкиваться и с трудностями, с не до конца решенными вопросами. Но больше встречалось доброго, хорошего. И о хорошем хочется рассказывать в первую очередь.
ДАЛЕКО ИЛИ БЛИЗКО?
ПОД КРЫЛОМ САМОЛЕТАКАМЧАТКА
Редкий путевой очерк не начинается теперь примерно так: «Под крылом самолета»возникли, появились, проплыли горы, леса, поля, дома, крыши. Илиесли дело к ночи«блеснули на земле огни».
Что ж, в известной мере это традиционно:
«Отужинав с моими друзьями, я лег в кибитку. Ямщик по обыкновению своему поскакал во всю лошадиную мочь, и в несколько минут я был уже за городом», Радищев, «Путешествие из Петербурга в Москву».
«До Ельца дороги ужасны. Несколько раз коляска моя вязла в грязи, достойной грязи одесской. Мне случалось в сутки проехать не более пятидесяти верст», Пушкин, «Путешествие в Арзрум».
Так было раньше. А теперь«под крылом самолета» Хочется человеку рассказать о средствах передвижения, ведь именно они ведут его к познанию мира! И мне хочется. Мне тоже не обойтись без этого «под крылом»
В Омск прилетели вечером. Я еще не успел обжиться в самолете. Меня еще занимали шланги и стеклянные колпачки кислородного приборана случай дегерметизации. (Слово-то какоебудто совершаешь космический полет!..) И фарфоровые фигурки ломоносовского завода в настенных шкафчиках. И ужин на игрушечных пластмассовых тарелочках. И, уж конечно, прелестная, но с профессиональным холодком в обращении с пассажирами бортпроводница Элла.
Я еще только-только осматривался, как внизу, в разрывах облаков, на невероятно далекой черно-фиолетовой тверди медной змейкой блеснула неведомая река.
Что это за речушка?
Бортпроводница:
Волга. Пролетели Казань.
И почти сразу за Волгой, в нарушение географических представлений, Омск. Рассыпанный в густой синеве сумерек золотой бисер огней.
Идем на снижение. Острая, нарастающая боль в ушах. Нет, плохо помогают барбарисовые карамелькиими угостила пассажиров Элла
Самолет мчится по двухкилометровой бетонированной дорожке. Он делает мгновенные судорожные рывкисбивает бешеную скорость. В траве мигают, как огромные светлячки, зеленые электрические лампочки.
Мягкий теплый вечер. Над аэродромомнизкая, мутноватая луна. Разноцветные огнизеленые, красные, белые. Своим ходом поплыла куда-то в сторону высоченная лестница. Утробно ворча, проехала машина с горючим. Серебристые, словно фосфоресцирующие в сумерках громады самолетов. Все это, вместе взятое, обстановка современного путешествия, ставшая давно привычной и все-таки всегда волнующая, как, впрочем, всегда волнуют и синие стальные полосы рельсов, и широкая лента шоссе, и пыльный шлях, убегающие вдаль
Только что я прошел через первый, расположенный в носовой части самолета салон. Его отвели пассажирам с детьми. За какие-нибудь три часа полета салон приобрел вполне домашний вид. На высоких спинках кресел развешаны пеленки, одеяльца, штанишки. На полированном столебутылочки с молоком, термосы, даже какие-то кастрюлечки. В проходе, страдальчески раскинув руки, лежит замусоленная, прожившая, видно, нелегкую жизнь кукла. И запах тут особенныйтеплый, молочный запах детства. Кажется, будь малейшая возможность, которая-нибудь из мам, уж наверное, затеяла бы небольшую постирушку, и это на высоте восьми тысяч метров (почти высота Джомолунгмы), в ревущем, похожем на стрелу снаряде, летящем в разреженном, скованном стужей пространстве со скоростью восьмисот километров в час!.. Человек быстро привыкает ко всему, быстро перестает удивляться
* * *
Самолет летел на восток, навстречу солнцу, навстречу дню. И ночь так и не состоялась. Не было ночи.
Были недолгие сумерки. Темно-васильковое небо с неяркими звездами. И вот снова свет, пока в виде полосы лазури, отливающей холодным металлическим блеском. А вот и солнце в палевом, с голубыми пятнами небе, белое, слепящее солнце. И спать невозможно, хотя по московскому времени давно пора видеть сны.
Как это никого из художников до сих пор не соблазнила нелегкая, но увлекательная задачанебесный пейзаж! Он стал нам близок, стал привычен, вошел в обиход. И разве он не может вызвать чувства столь же задушевные, как золотая березовая роща, сонный пруд, заросший ряской, волнующееся поле ржи?..
Светлая небесная долина с белоснежными, искрящимися, как колотый сахар, кручами облаков. Необычайное богатство красокот тончайших жемчужных переливов до сарьяновской силы синевы и охристого золота. И вдругпровал в немыслимую бездну: сквозь космы стремительно летящих облаков проглянула землявся в малахитовых, сиреневых, желтых узорах, прошитых серебряной вязью реки
* * *
Пришел и мой черед сказать «под крылом самолета» под крылом самолета возникла Камчатка.
Сначала открылась мерцающая пепельно-голубая безднаОхотское моредревнее Дамское, или Пенжинское, море отважных русских мореплавателей, ходивших по нему «для проведывания камчатского пути». И внезапно из этой бездны поднялась сказочная горная страна.
Одна задругой вставали горы, горы, горысиние вблизи, голубые, окутанные туманомв отдалении. Они нисколько не походили на знакомые Кавказские или Крымские. Коническая форма их вершин не привычна глазу.
Самолет летел с такой быстротой, что дальние горы почти мгновенно становились близкими. За ними открывались другиееще выше, еще величественнее! От белых светящихся вершин спускались по крутым склонам снежные узоры, похожие на те, что рисует на окнах мороз. Горы плавно вращались под крылом самолета в неярком свете солнца.
Вот бы художника сюда! Но какого, кого? Разве что Рериха. Он смог бы написать такое. У него даже есть что-то сходное в гималайском циклесходное по смелости и выразительности красок, по фантастичности, заключенной в скупую, лаконичную форму. Рерих да еще, пожалуй, Рокуэлл Кент
* * *
Капитан-командор Витус Беринг отправился в первую свою Камчатскую экспедицию 5 февраля 1725 года. 4 сентября 1727 года он встретился с остальными участниками экспедиции в Большерецке. Со дня его выезда из Петербурга прошло два года семь месяцев. Правда, командор не очень-то спешил Один из исследователей Камчатки, лифляндский немец Карл фон Дитмар, выехал из Петербурга 2 мая 1851 года. Через шесть месяцев, проделав многотрудный путь по Сибири, переплыв бурное Охотское море, он высадился в бухте Св. Петра и Павлав Петропавловске. Чехов, как известно, почти целых три месяца добирался до Сахалина.