Солнце начало припекать. Два аиста опустились на дерево на островке посреди болота, где хорошо прижились сейбы. С рисовых плантаций у деревни вернулись стаи древесных уток.
Грифам-индейкам было тесно на туше быка, которая бурым утесом торчала над илистой лужей. Королевские грифы, самые крупные, самые сильные, уже насытились и дремали на деревьях. После индюшачьих явятся черные грифы, потом каракары, коршуны.
Дикий бык недовольно взглянул на спорящих грифов. Лучше уйти отсюда, увести стадо в свое дикое царство, туда, на большое болото. Что-то говорило ему: здесь не надо оставаться. Он чуял опасность, приближение беды.
А жирные, гладкие, ленивые коровы ничуть не беспокоились. Пощипывая траву, они отошли шагов на двести, чтобы не чувствовать запаха крови павшего быка. Их никуда не влекло: ведь здесь есть и вода, и вдоволь густой, сочной травы.
Но чимаррон был настойчив. Сперва он попытался заманить коров, чтобы они шли за ним; когда же это не помогло, потерял терпение и стал подгонять их. И коровы подчинились: ведь он вожак. Но шли не торопясь, без всякой охоты, то и дело останавливаясь пощипать травы.
Он опять подгонял их, и они вяло, безразлично делали ровно столько шагов, сколько требовал вожак.
К одиннадцати часам стало совсем жарко и все замерло. К этому времени стадо успело пройти в глубь болота километра полтора.
* * *
Трое ехали верхом по узкой тропе через мангровые заросли, и, спугнутые стуком копыт, полчища крабов боком-боком улепетывали в свои норки.
Трое в изношенных рубашках и защитного цвета брюках, шея обвязана большим пестрым платком, на черных волосах широкополая шляпа из пальмового луба. Поджарые, привычные к седлу, истинные вакеро. Кони маленькие, сильные, быстрые; седла потертые, с высокими луками, на которых висели сыромятные ремни. У бригадира Франсиско Велеса сзади к седлу были привязаны клейма.
В общем-то работа вакеро ничего, если бы не надо было загонять и клеймить скот, сказал Хосе Мартинес и плюнул, метя в краба. От зари до зари болтаешься в седле, даже и не поешь как надо. Да еще дерись из-за телят со злыми коровами.
Мариано Карденас сдвинул шляпу на затылок и вытер рукавом потный лоб. Горец из Фредонии в Центральных Андах, он хуже переносил жару, чем эти флегматичные жители приморья. Говорил быстрее их, но внятнее, не глотал последние звуки в длинных словах.
И ты еще жалуешься, Пепесито, презрительно протянул он. Да здесь скотинке и спрятаться негде. И эти зебу такие уж жирные и ленивые, с ними никаких хлопот. Вот был бы ты с нами в Чимитарре, когда мы перегоняли быков из гасиенд за Каукоп в Медельин на большую корриду! Там в седле не задремлешь, живо напорешься брюхом на рог.
Будешь спать в седле, долго у дона Виктора не прослужишь, вмешался Франсиско. И что может знать о скоте качако вроде тебя. У вас же там одни криольо, мелочь, они такие ручные, что хоть в переметную суму клади.
Верно, жиру в них меньше, чем в зебу, неохотно признался Мариано. Но зато они куда прытче будут. Не надо лома, чтобы их с места сдвинуть. А быкинастоящие бойцы. Посмотрели бы вы, костеньос, нашу коррида де торос в Медельине или Фредонии. Там такие быки есть: трижды подкинут нерасторопного бандерильеро. Не уймутся, пока им шпагу в загривок не воткнут. Здесь я еще ни одной бодливой скотинки не видел, а когда в Толу или Синселехо изображают корриду, то не шпагами, а палками бьются. Палками!
Горец буквально выплюнул это слово, смачно, как грубейшую брань.
Франсиско не сумел дать отпор, но старик Хосе обнажил в улыбке беззубые десны.
Погоди болтать, парень, покуда не встретил чимар-рона, сказал он. Тут уж не шпагавинтовка нужна, самая наиновейшая, с оболочечной пулей. Старый чимаррон опаснее злого ягуара.
Когда увижу, тогда поверю, ответил Мариано. Потом повернулся к Франсиско и спросил:Что, начальник, скоро доберемся?
Бригадир указал на просвет в манграх впереди.
Вон там будет бугор с хорошей травой. Большое болотоза ним.
На бугре они придержали лошадей и осмотрелись кругом. Первым заметил грифов Хосе.
Не иначе ягуар телку зарезал, сказал он.
Франсиско молча кивнул. Потом показал на широкую полосу следов, которая через луг уходила в болотный лес.
Что это на них нашло? С чего они туда подались? Ну-ка, вы скачите за ними, гоните их с болота, а я погляжу, чем там угощается эта дрянь.
Бок о бок Хосе и Мариано по следам стада выехали на болото. Через несколько сот метров они остановились, чтобы разобраться в следах: здесь коровы разошлись в разные стороны. Вдруг сзади послышался крик. Франсиско спешил к ним.
Там большой бык лежит, привозной, сказал он хриплым от ярости голосом. Чимаррон забодал его и увел коров. Если мы их не повернем, дон Виктор выгонит нас без разговоров. Он за этого быка две тысячи долларов отдал. Долларов! Это будет семнадцать тысяч песо, я сам слышал.
Его товарищи ахнули. Что и говорить, сумма: пятнадцать годовых жалований любого из них. Они молча кивнули и пришпорили лошадей.
* * *
Коровы и молодняк отдыхали в тени низких корявых деревьев, а бурый бык, стоя по колено в воде, смотрел туда, откуда они пришли, и широкими ноздрями втягивал воздух. Тревога не покидала его, и ему было не до отдыха.
Вот несколько цапель с криком поднялись над краем болота и, плавно взмахивая крыльями, полетели прочь. А паламедея, сидящая на макушке дерева, вытянула длинную шею и криком предупредила об опасности своего супруга, который примостился на другом дереве метрах в двухстах от нее. Звонко и тревожно прозвучало: «чавари, чавари!».
В следующий миг чимаррон различил вдали три фигурки. Они пропадали то за деревьями, то за высокой травой или зарослями латыколючих карликовых пальм, но всякий раз появлялись опять, все ближе и ближе.
Теперь уже видно: всадники. И диким быком овладел страх, страх пропитал все клеточки его тела.
В своем обширном болотном царстве он не знал врагов, которых надо было бы остерегаться. Конечно, здесь бродят ягуары, а в больших озерах есть крокодилы, но старому испытанному бойцу они не страшны, их боится разве что молодняк. К быку они не сунутся.
Соперники есть все-таки; другие дикие быки. Но их он тоже не боялся. С тех пор как чимаррон вошел в полную силу, он еще ни одного поединка не проиграл.
Иное дело человек. Вид людей наполнял его страхом. Он не хотел мириться с этим чувством, и оно всегда соседствовало в нем со слепой, буйной яростью. Может быть, именно потому, что чимаррон был потомком домашних животных, ушедших из-под власти двуногих, один вид человека, даже запах его, наполнял быка ужасом и ненавистью.
Если в топи заходил охотник, бык скрывался в густых зарослях и стоял там начеку, готовый идти в атаку или бежать.
Пока что человек ни разу не оказывался так близко, чтобы пришлось выбирать. Да и можно ли тут говорить о сознательном выборе? Скорее смутный инстинкт заставил бы его либо обратиться в паническое бегство, либо броситься в яростную атаку.
Чимаррон басистым мычанием позвал отдыхающее стадо: восемь коров, пять телок и два теленка. Молодой бык часа два назад покинул их, побрел один обратно на пастбище. Вожак не возражал, лишь бы коровы и телки не потянулись туда же.
Подчиняясь его зову, коровы неохотно встали. Жарко А здесь тень, вода так приятно освежает. Травы вдоволь, зачем куда-то тащиться?
Но вожак распоряжается. Хочешь не хочешь, надо подчиняться. И зебу лениво, апатично побрели дальше, в глубь топей, к диким манграм вокруг озер, где ни коню, ни человеку не пройти за ними.
Очень уж медленно они шли, и всадники их настигали. Конечно, вода и вязкая глина тормозили малорослых лошадок, но в общем-то они двигались довольно быстро. Особенно белый Брильосо. Франсиско даже придерживал его, чтобы поспевали светлый паломино Мариано и гнедая кобылка Хосе.
Вакеро пошли в обход. Старый опытный Хосе свернул вправо, остальные двоевлево, причем Франсиско ехал с краю.
Дикий бык видел, как они приблизились, как рассыпались. Он угадывал, что это значит. И его охватил ужас. Какое-то внутреннее чувство властно повелевало бежать, бежать и скрыться, подальше от этих двуногих. Но другой инстинкт, еще более сильный, запрещал покидать только что отвоеванных коров, которые лениво шагали в его царство.