Хлопцы, берите коньяк, орехи, мед и айда в зал! командую я.
Гремят табуреты. Дождавшись, пока все повернутся спиной и вытянутся гуськом по коридору, Тятя наклоняется ко мне.
Слыхал, ты без камуфляжа остался? дыша в ухо, тихо спрашивает он.
Да, Тятя, конфуз вышел
Так оставь себе этот, что я дал. Племяшу подарок готовил, а он отказывается. Говорит, этого добра у них навалом
Благодарю его и для усиления чувств хлопаю по плечу. Ну вот, решилась проблема. Не то пришлось бы рядиться в тряпье не по размеру, ходить как пугало и оправдываться
В несколько минут рокировка завершена, и воинство располагается в зале на кушетках и мягких креслах.
Брошенная хозяевами трехкомнатная квартира, в которой мы обитаем, неплохо обставлена и, несмотря на визит молдавских волонтеров или других грабителей, которые унесли из нее бытовую технику, продолжает иметь зажиточный вид. Хорошая мебель, ковры. Объемистый книжный шкаф, а в нем хорошо подобранная библиотека, кое-что из которой с наступлением относительного затишья мне удалось полистать. И что ценно для нас в стенных шкафах коридора и в мебельной стенке в зале полно чайных сервизов и разной другой посуды. Мы ее не моем, а швыряем после использования в те же шкафы, откуда берем. Воды-то не хватает. Но главное, что определило ценность квартиры для постоя, это наличие в кладовой двух ящиков свиной тушенки, мешка лущеных орехов, литров двадцати искусственного меда да изрядного количества круп. Продукты, как и книги, мародеров не заинтересовали. С конца марта вокруг Бендер было неспокойно, и хозяева запасались, чем могли. Тушенка оказалась жирная, приелась быстро, но все равно для нас это было богатство, позволяющее относительно сыто существовать уже неделю.
В трех подъездах дома жильцов ни души, и только в дальнем, четвертом, пара почти не ходячих стариков-пенсионеров и с ними симпатичный мальчонка трех лет Антошка, судя по всему, круглый сирота. Бежать от войны им было не под силу и некуда. Они тоже у нас на довольствии. Обычное дело. Точно так же, как мы, соседний отряд помогает одинокой бабке с неходячим сыном-инвалидом По мере удаления от линии соприкосновения сторон оставшихся в своих домах и квартирах жителей становится больше. В самом центре города люди на улицах не редкость. В последнее время возобновилась торговля на рынке. Но это в одном-двух километрах от передовой. А в нашем квартале, который три недели подпрыгивал от грохота, пока румынва в двухстах метрах отсюда рвалась в центр и непрерывно колошматила по нам, нервы у самых твердых людей не выдержали, и остались только самые безнадежные. Вспомнив о них, спрашиваю Тятю:
Ты продукты мальцу и старикам оставил?
А как же! Будь покоен, Федя еще с утра отнес!
Вот, значит, откуда несли Кацапа черти, когда он мне соболезновать попер.
Шторы на окне в зале плотно задернуты, потому что оно выходит на сторону, опасную в плане обстрела, хотя и здесь стекла еще целы. В соседней комнате из окна на землю у нас оборудован настил, по которому можно быстро покинуть квартиру при шухере. Через это угловое окно, разбившееся при падении мины у торца дома, в квартиру сначала влезли Кацап с Гуменярой, а потом привели остальных, убедительно расписав ее удобства и фаршировку.
Нас не интересуют сохранившиеся предметы роскоши и быта. Нам просто надо где-то отдыхать и что-то есть. Это не первая наша квартира. Из двух других, выев все, что там было, мы ушли, заколотив за собой крест-накрест двери. Обычная практика в Бендерах. Отделение Сержа и Жоржа обитает в такой же, вскрытой и обворованной до нас квартире этажом выше. Ее богатство составляли подсолнечное масло и мука, уже закончившаяся по причине неограниченного выпекания лепешек и пирожков собственной конструкции. Хороши же они были с нашим медом!
Мы возлежим на мягких, еще даже не очень грязных кушетках и креслах, попиваем коньяк и ведем светские беседы. Общего разговора уже нет. Темы разные, но все они так или иначе вертятся вокруг войны, перемежаясь ностальгическими пассажами. Есть у нас любители поговорить и о женщинах не особо душевно, но весьма сочно. Но доказать свои истории делом у донжуанов пока не выходит. Квартал пуст, и после того как батя с Горбатовым навели дисциплину, отлучиться из него непросто. Конечно, к нам приходят жены и девушки ополченцев, но это святое
Дунаев мостится возле меня, вопросами пытать будет.
Может, правда мир заключат?
Может. Мули что-то последние дни квелые.
Остальные охотно подхватывают:
Да, б Даже спустили нам пару номеров, за которые раньше устали бы отхаркиваться.
Лейтенант, тебе взводный что говорил? Правда ли, что последний раз два десятка румын ухлопали?
Правда. И еще больше раненых. Еще сказал, что старлея, командира ОПОНа, тоже ранило.
Про себя в который раз думаю: по результатам неожиданно крупный бой вышел. А все потому, что фактически три связанных между собой столкновения, одно за другим, произошло. И все три мули проиграли. Первое случайно, второе по дурости, а третье, с беготней через пристрелянные нами улицы и парк, вообще с их стороны было самоубийством. По раскладу не было нам счастья, да ночная неразбериха помогла. И тут же возвращается боль за своих потерянных друзей.
Опоновцы из шестерки там, что, тоже приложились?
Нет, просто досталось на орехи. Полез доставать раненых из-под обстрела. Потом едва самого достали.
Порядочным людям часто не везет!
С их порядочностью всем одна дорога! Проводим их туда с песней!
Семзенис, размахивая рюмкой, начинает гнусным голосом петь:
«Пьятнадцать молдаван на сундук мьертвеца, йо-хо-хо и бутылка водки. Пей, и румыны им помогут тебья довести до конца, йо-хо-хо и бутылка водки».
Еще и акцент у этого песенника спьяну появился! В ушах свербит. Непроизвольно оглядываюсь в коридор, где на двери в уборную висит листок с грозной надписью «Не срать! Командир убьет!!!» и криво намалеванным под ней черепом со скрещенными костями. Прямо-таки «Веселый Роджер».
Ниже листка дверь тоже исписана. Ровными, почти каллиграфическими штрихами фломастера на ней наведено: «Нет повести печальнее на свете, чем повесть о засоренном клозете». И подпись: «Почти Шекспир». А еще ниже решительные вензеля грозят: «Все засранцы и писатели, портящие чужую собственность, будут расстреляны по моему приказу. П. М.» У самого пола последний, корявый «ответ Чемберлену»: «Сам писал сам и стреляйся!!!» Чистая булгаковщина.
В коридоре возникает небритый и довольный Федька в черном головном платке-бандане. Когда он успел до ветру выскочить и эту свою гордость нацепить? Обрадовался, что Али-Паши нет, взводный эти неуставные штучки ненавидит. Совершенно пиратского вида морда Кацап ступает на порог, и общее ржание оглашает кают-компанию нашей севшей на мель «Испаньолы».
Хорошая песня о вреде запойного пьянства в боевых условиях! хихикает Тятя.
Не нравится мне эта песня, отвечаю. Не хочу, чтобы еще кого-то из нас довели до конца, ни после водки, ни после коньяка тем более! Известно также, что не все молдаване мули и не все мули молдаване. А ну, ты, скальд-недоделок, меняй слова с пораженческих и политически вредных на правильные и наступательные!
Витовт хохочет и, как дирижер, взмахивает руками:
Извольте, я могу:
«Их бэтээр в кювьет летит, в могиле остановка, Иного нет у них путьи, в руках у нас винтовка!»
Гораздо лучше! одобряю я. Жаль только, что на уши тебе МТЛБ наехал!
Миша, сидя на тумбе от имевшего там когда-то место быть телевизора, тихо тащится. То, что ему и надо! Он пришел не только проведать Тятю, но и отдохнуть. Ему одиноко среди ополченцев, обтесывать которых его поставили. Говорили же ему сразу: не уходи! Не послушал, хотел вернуться в свой родной Бендерский батальон. Сразу после нашего прорыва через Днестр ушел искать своих. Нашел. Но поредевший, больше суток дравшийся в окружении батальон не пополнили, обещанных бронетехники и боеприпасов не дали. И через два дня, решая непосильную задачу, Бендерский батальон потерпел поражение и при отходе был жестоко обстрелян своими.
На открытой пулям и ветрам дороге под Бендерской крепостью почти полностью полегла вторая рота, а те, кто в упор из-за массивных земляных валов расстрелял ее, потом выскочили из ворот, страшно матерились, рыдали и извинялись. Мише опять повезло: отделавшись легким ранением и сбежав из тираспольской больнички, он второй раз вернулся в Бендеры.