Спустя неделю Луначарский даст разрешение.
22 декабря Есенин продаёт агентству «Центропечать» две тысячи экземпляров четвёртого издания «Радуницы»по 135 рублей за штукуи получает на руки 270 тысяч рублей.
В издательстве «Имажинисты» сдана в набор книга литературоведа, композитора и музыкального теоретика Арсения Авраамова «Воплощение: ЕсенинМариенгоф». Два молодых человека (одному 23 года, другому 25) считают, что заслужили серьёзного разговора о себе.
То есть большинство поэтов в Советской России не могут издать своих стихов, а имажинисты спокойно пользуются возможностью выпускать книги, посвящённые им самим.
«Хотите, целую книгуin folioнапишу о месяце Сергея Есенина? спрашивает Авраамов в своей работе. Ещё книгу о его корове? Ещё и ещё по книге о его солнце, звёздах, дереве, Боге, лошади? Не только шаблонных нет у негосвои собственные, новые образы он никогда не повторяет. Сам онрог изобилия, образ егосказочный оборотень».
В своём издательстве имажинисты платят авторам в три раза больше советской ставки Госиздатамогут себе позволить.
Правда, сборник стихов Есенина, подготовленный им для Госиздата под названием «Стихи и поэмы о Земле русской, о чудесном госте», был отклонён из-за отрицательного отзыва рецензентаписателя Александра Серафимовича, в своё время уже завернувшего книгу Шершеневича.
Что ж, хотелось издаться легально, в государственном издательстве Страны Советов, но не вышло; грустить не станем и ставки снижать не будем.
На предновогоднем банкете в Доме печати Есенин находит Маяковского и прямо ему объявляет:
Россиямоя. Ты понимаешь? Моя!
Сколько бы Есенин ни ругал Маяковского, внутренне он знал, с кем борется за звание первого поэта.
Твоя, спокойно отвечает Маяковский. Возьми. Ешь её с хлебом.
Новый, 1921 год имажинисты справляли в Большом зале Политехнического музея.
Забравшись на стол, читали по очереди стихи, отвечали на записки и вообще фраппировали публику.
Есенин, между прочим, заявил, что Пушкина имажинисты уже не признают.
Люди всерьёз на это реагировали.
Как так? кричали. Неужели вам не стыдно?
Есенин в ответ читал начало «Евгения Онегина» и затем спрашивал: «Разве это не похоже на Чижик-пыжик у ворот?»
Не дождавшись вразумительного ответа, говорил:
Вот так теперь надо писать, и читал новую свою маленькую поэму, замечательную «Исповедь хулигана»:
Спокойной ночи!
Всем вам спокойной ночи!
Отзвенела по траве сумерек коса
Мне сегодня хочется очень
Из окошка луну обоссать.
Синий свет, свет такой синий!
В эту синь даже умереть не жаль,
Ну так что ж, что кажусь я циником,
Прицепившим к заднице фонарь!..
Иные ужасно сердились: в какую низость впала русская поэзия! А это и есть русская поэзия, в чистейшем виде.
Кому-то казалось, что всё это не всерьёз, что Есенин просто играет, издевается, паясничает, но и эти не понимали ничего.
Всё было совершенно всерьёз.
* * *
В январе 1921 года Есенин задумал написать поэму о Емельяне Пугачёве.
Казалось бы, ему больше подходил по фактуре Разино нём Есенин упоминал и в том самом письме Ширяевцу, и в разговорах.
Пугачёв выдал себя за императора Петра III, подняв огромный бунт столетие спустя после разинского, в правление Екатерины Великой.
Самозванство наложило некий отпечаток на имя его и память о нём.
Так вышло, что Разин был больше укоренён в национальной песне и присказке: он себя за императора не выдавал, карты не путал.
Однако у Есенина, наверное, имелся свой резон. Разин спихивал его в готовый, цветастый лад, наподобие уже написанной к тому времени повести (на самом делепоэме в прозе) Василия Каменского.
И вообще о Разине не написал к тому времени только ленивый, всю полянку вытоптали.
В Пугачёве чувствовалась несколько иная трагика, не такая, что ли, распевная.
И потомПушкин, конечно же. Пушкин осмыслял Пугачёва в «Истории Пугачёва» и в «Капитанской дочке», а в стихах нет.
Поэтому Есенину хотелось поэтически не столько продолжить, сколько иначе осмыслить тему Пугачёва, а заодно тихо, скромно встать рядом с Пушкиным: у Пушкина проза о Пугачёве, у меня стихивот, сравнивайте. И не только о ПугачёвеПушкин ведь и о России бунтующей писал; так вот вам моя бунтующая Россия. У негодворянский взгляд, у менякрестьянский. Заявка!
Другой фигурой, которая тайно, но сильнейшим образом влекла Есенина, был Нестор Махно.
Не стоит забывать про анархический журнал «Жизнь и творчество русской молодёжи», где сотрудничали имажинисты, и связи Вадима Шершеневича в анархических кругах, за которые он угодил под арест. В воспоминаниях Шершеневич тему анархии категорически обходит; но, думается, все годы Гражданской войны она была необычайно актуальна; в конце концов, советская критика не раз и не два обвиняла имажинистов именно в «анархизме»и тогда это было не просто обвинение вообще, а конкретное политическое обвинение.
В том очень важном письме, ещё в августе 1920 года отправленном Жене Лившиц, в котором Есенин говорил о своих сомнениях и вспоминал увиденное из окна салон-вагона соревнование жеребёнка с паровозом, были важные строки: «Конь стальной победил коня живого. И этот маленький жеребёнок был для меня наглядным дорогим вымирающим образом деревни и ликом Махно. Она и он в революции нашей страшно походят на этого жеребёнка, тягательством живой силы с железной».
Сдаётся, что в тарантасе Есенин говорил с Лившиц и о Махно тоже, тем более что в Харькове о нём знали куда больше: Гуляйполе было там ближе, да и работала Женя в советских учреждениях, где постоянно циркулировали и сводки, и слухи. А ещё надо учитывать, что в августе 1920-го Махно совершил ряд рейдов в Харьковскую, Екатеринославскую и Полтавскую губернии, срывая земельную политику большевиков. Очень важная тема для Есенина!
Есенин видел в Махно, метавшемся между большевиками и своими анархическими убеждениями, не принявшем сторону украинского национализма, не пошедшем на контакт с поляками и заступающемся за русского мужика, фигуру показательную.
Крестьянский сын Махноего отец служил у помещика конюхомблизок Есенину в классовом смысле. Большевики всё равно были интеллигенцией, он несколько раз наблюдал их вблизи: Ленин, Зиновьев, Бухарин, Луначарский, недосягаемый Троцкий А Махно, невысокий, субтильный, был из того же теста, что и явившийся когда-то в Москву Есенин.
Махно, в отличие от «взрослых» большевиков, почти сверстник Есенинавсего на семь лет старше. Тогда, впрочем, была известна другая дата его рожденияотец Махно в метрике списал Нестору один год; поэтому Есенин был уверен, что разница между ними шесть лет.
Когда в 1917-м, в 22 года, Есенин решил стать поэтическим пророком новой крестьянской России, Махно в свои 29 лет решил стать её вожаком.
Вопреки сложившемуся стереотипу (о котором Есенин в 1921 году знать не мог, потому что такового ещё не существовало), Махно был начитанным и глубоко идейным человеком, более тогописал стихи.
Приговорённый к пожизненной каторге за экспроприации, он в тюрьме (цитируем самого Махно) «глотал книгу за книгой; прочёл всех русских классиков от Сумарокова до Льва Шестова, в особенности Белинского и Лермонтова, от которых был в восторге».
Есенин об этом, конечно, не знал. Но то, что звучат именно эти именаБелинский и Лермонтов, которые какое-то время были ключевыми фигурами в его миропонимании, важно.
Стихов Махно Есенин тоже не читал, но, если бы познакомился с ними, пришёл бы в полный восторг:
Гей, батько мой, степь широкая!
А поговорю я ещё с тобою
Ведь молодые ж мои бедные года
Да ушли за водою
.
Где же вы, братья мои милые?
Никто слёз горьких мне не вытер
И вот стою я, словно тот дуб,
А вокруг только тучи да ветер
Эти года молодые, что «ушли за водою», эта ассонансная рифма «вытер»«ветер»здесь же чистейший имажинизм, причём есенинского толка!
И пугачёвский крик из ещё не написанной поэмы: «Дорогие мои, хор-рошие»столь же легко перекликается с махновской строчкой: «Где же вы, братья мои милые?»