Бальзамова в Рязань не явилась, но Есенин всё равно чувствовал себя радостно и обнадёженно.
Он решает взяться за прозу. Разом напишет два рассказа«У белой воды», «Бобыль и дружок»и начнёт повесть «Яр». Всё казалось возможным: если стихи получились, отчего бы и прозе не состояться?
Тогда многие мастера, за исключением Блока, писали и стихи, и прозу: Мережковский и Гиппиус, Сологуб, Брюсов, Белый, Бунин, Горький. Рюрик Ивневи тот к прозе примерялся.
Есенин зовёт в гости своего нового товарища Леонида Каннегисера. Марина Цветаева видела их вместе в Петрограде и залюбовалась обоими до временной потери дыхания: «Неразрывные, неразливные друзья. В их лице, в столь разительно-разных лицах их сошлись, слились две расы, два класса, два мира Лёнина чёрная головная гладь, есенинская сплошная кудря, курча, есенинские васильки, Лёнины карие миндалины».
Леонид, сын состоятельного инженера-судостроителя Самуила Каннегисера и врача Розы Сакер, был на год младше Есенина.
Учился на экономическом отделении Политехнического института и писал стихиэгофутуристического толка, лёгкие и остроумные.
Поэтический круг общения его был совершенно определённый: Михаил Кузмин, Рюрик Ивнев и вся их прелестная компания. Имелся у Лёни брат Лёва, не скрывавший, что он гомосексуалист.
Однако сам Леонид придерживался традиционных взглядов на отношения полов и на тот момент переживал бурный роман с актрисой Ольгой Гильдебрандт.
В отличие от, скажем, Георгия Иванова он увидел в Есенине не обучившегося стихосложению полотёра, а ту самую Русь, в которую был влюблён всем сердцем.
В Константинове его приняли душевно.
К сыну приехал городской товарищзначит, Сергей не выдумал, что в далёком Петрограде он был встречен с интересом: воспитанный, красивый, ухоженный Леонид тому порукой.
Обошли вдвоём все константиновские окрестности.
Были в Иоанно-Богословском мужском монастыре XIII века, в десяти километрах от Константинова.
Однажды ночью случился пожар; забрались на колокольню, смотрели на соседнее селобыло красиво.
Переговорили о многом; в числе прочего Каннегисер рассуждал о есенинском пантеизме, о котором сам Есенин и не догадывался.
Отбыл Леонид 12 июня.
Вскоре писал Сергею: «Через какую деревню или село я теперь бы ни проходил (я бываю за городом) я всегда вспоминаю Константиново, и не было ещё ни разу, чтобы оно побледнело перед каким-либо другим местом. Наверное знаю, что запомню его навсегда. Я люблю его».
«Что твоя милая матушка? будет спрашивать Каннегисер в письмах. Очень ей от меня кланяйся. А твои милые сестрёнки? Я к ним очень привязался»
Есенин, безусловно, очарованный встречей, посвятит другу стихотворение «Весна на радость не похожа»:
У голубого водопоя
На шишкопёрой лебеде
Мы поклялись, что будем двое
И не расстанемся нигде
В стихотворении этом при желании можно обнаружить почти эротический подтекст: «Твоя обветренная кожа / Лучила гречневый пушок»; но здесь, конечно же, слились воедино и искренняя, человеческая нежность к негаданному товарищу, и, может быть, неосознанные предчувствия, что жить тому осталось два года и погибнет он страшно.
По тому, что пишет теперь Есенин, видно, что он прошёл какой-то немыслимый путь: два года назадграфоман, год томуеле учился ходить, на ощупь угадывая что-то своё, и вдругначал сочинять одно за другим абсолютно классические, без оговорок, стихи, наполненные неизъяснимой музыкой.
Посвящение Каннегисеру он, однако, при публикации снимет.
Есенин совсем не желал, чтобы его числили по тому же разряду, что и многих товарищей Лёни.
Да и стихотворение получилось как бы не совсем о нём: лирический герой провожает друга до его избы, а не до поезда или до парадного:
И долго, долго в дрёме зыбкой
Я оторвать не мог лица,
Когда ты с ласковой улыбкой
Махал мне шапкою с крыльца.
Петроградские циники и шутники начали бы спрашивать: а чего это Лёня переехал в избу? а всегда ли Есенин его провожает? а не обижают ли Лёню другие деревенские ребята? а научился ли Лёня пасти коз и стричь овец? И всё такое прочее.
Ни к чему.
Созвучно с приведённым выше ещё одно есенинское стихотворение того времени:
Ещё не высох дождь вчерашний
В траве зелёная вода!
Тоскуют брошенные пашни
И вянет, вянет лебеда.
Брожу по улицам и лужам,
Осенний день пуглив и дик.
И в каждом встретившемся муже
Хочу постичь твой милый лик.
Ты всё загадочней и краше
Глядишь в неясные края.
О, для тебя лишь счастье наше
И дружба верная моя.
И если смерть по Божьей воле
Смежит глаза твои рукой,
Клянусь, что тенью в чистом поле
Пойду за смертью и тобой.
Датируются оба стихотворения по первой публикации1916 годом, но есть основания предположить, что сочинились тогда же, в 1915-м; они написаны одним размером.
Да и не было тогда у Есенина другого товарища, которому он мог бы посвятить подобные строки. Зато и здесь слышится предчувствие трагической судьбы Каннегисера.
Леонид по возвращении из деревни тоже напишет посвящение: «С светлым другом, с милым братом / Волгу в лодке переплыть», хотя на самом деле переплывали они Оку.
Напоследокстрочка из письма Есенина Чернявскому с отчётом о пребывании Лёни: «Водил я его и на улицу. Девки ему очень по душе. Полюбилось так, что ещё хочет приехать».
От их дружбы останется одна совместная фотография.
После того, что случится с Каннегисером, в течение многих десятилетий при всех последующих публикациях этого фото Есенин будет на нём один, отрезанный от плеча товарища, которым так любовался.
* * *
Ещё в Константинове Есенин показал наброски своей повести Леониду. Тот очень хвалил и, захотев как-то помочь другу, рассказал о его прозаических задумках своей влиятельной знакомой Софье Исааковне Чацкиной, издательнице журнала «Северные записки».
Она заинтересовалась и попросила прислать вещь, когда будет готова.
«Яр», написанный за 18 дней в августе 1915-го, был опубликован в «Северных записках» за 1916 год в трёх номерах подряд.
Реакция критики была весьма умеренной.
Яков Перович: «Повесть Яр не хуже, не лучше многих повестей из крестьянской жизни, которым предстоит недолгое существование. Читаешь её без раздражения, но и без любопытства даже».
Александр Измайлов: «Это просто старая школа народной повести, изводящей кропотливо выписанными мелочами, давно осуждёнными в Потехине или Златовратском».
Как прозаик Есенин начал слишком рано, в двадцать, и сразу оступился: реакция оказалась не такой, как ему хотелось, и потому проза была немедленно заброшена. Чего он точно не хотелтак это быть «не хуже, не лучше многих». Есенин ценил быструю удачу, а с прозой надо долго возиться, не будучи к тому же уверенным в результате.
Вместе с тем три его юношеские прозаические вещи всё-таки оставляют возможность пожалеть, что прозы у Есенина больше не случилось.
«У белой воды»вполне крепкий, почти эротического толка рассказ, более чем характерный для начала века; нельзя сказать, что по уровню Есенин сильно уступает многим своим современникам, иногда работавшим в том же жанре, скажем, молодому Алексею Николаевичу Толстому, Сергееву-Ценскому или той же Зинаиде Гиппиус.
Спокойное прозаическое дыханиередкость для совсем молодого человека; но Есенину никто о том не сообщил, никто не обнадёжил, а зря.
«Бобыль и Дружок»грустная детская быль, не менее достойно сделанная сообразно канону.
В повести «Яр» чувствуется переизбыток этнографических реалий, по большей части языковых; но сама стилистика повествования, нарочито образная, с рваным дыханием, говорит о Есенине не как о наследнике Алексея Потехина и Николая Златовратского, а скорее как о предшественнике постреволюционной литературыБориса Пильняка и Всеволода Иванова.
« Здорово, дедунь, крикнул он, входя за порог и крестясь на иконы.
Афонюшка слез с печи, лицо его было сведено морщинами, как будто кто затянул на нём швы. Белая лунёвая бородка клином лезла за пазуху, а через расстёгнутый ворот на обсеянном гнидами гайтане болтался крест.