Мы отлично устроимся здесь! подводя к саням порубщика, заметила лесничиха. Славные саночки!
Она толкнула порубщика в спину. Тот повалился на пол саней. Ирина сказала:
Ты уж не взыщи, Данчук! Когда я правлю лошадью, так уж ничего не вижу, что делается сзади. Поэтому я сяду на твои ноги, чтобы ты не сбежал!
И она, взяв веревочные вожжи, опустилась всей своей тяжестью на ноги пленника.
Ступай ко мне на колени, деточка! ласково пригласила она мальчика. Так мы быстро доедем куда следует!
Георгий смущенно занял предложенное место. Ирина, сидя в конце дровней, размахивала вожжами над лежащим Данчуком, похлестывая лошадку, за которой безмятежно следовали жеребенок и громадный Шулпа.
Лесничиха сказала:
Видишь ли, Данчук, мне кажется, что тебе тяжело
Ох! Твоя правда, подхватил он. Пересядь, пожалуйста, а то мои ноги стали как деревяшки. Я все равно не убегу, потому что от тебя не уйти!
Не о том речь! сердито перебила Ирина. Я говорю, что тебе тяжело жить Мы с мужем всегда жалели твою бабу и детишек и не замышляли против тебя плохого, а ты чуть не убил Антона. Но теперь полицейский научит тебя, если ты не знал, чего стоит человеческая жизнь, а тюрьма покажет тебе, что свой хлеб надо зарабатывать честно. Видишь, я могла бы застрелить тебя, как дрозда, но я не хочу грехаих и так достаточно у каждого из нас, и поэтому говорю с тобой по-доброму. Может быть, сейчас мой Антон умирает
Когда я вырасту, то буду всех кормить: и поросят, и мамку, и сестриц: Таньку, Лизу, Феню, Дашу, Катю, всех! А тебе с дядей Антоном я дам много-много денег за то, что вы добрые, вы угощали меня пирогами, яблоками и мамке давали Я сейчас очень хочу кушать, а у меня нет хлеба! ребенок всплеснул припухшими от мороза ручонками и печально заключил: Господи, помилуй, как же тут быть?
Ирина бросила вожжи. Она стала целовать мальчика, прижимая его к себе, вдруг он вскрикнул:
Ой, что это?
Георгий почувствовал на своих озябших щеках жгучие капли. Они были светлые, как хрусталь. Мальчик не мог понять, почему его отец развалился как пьяный в дровнях, а Медведица так его обнимает, словно хочет раздавить его маленькое, хрупкое тельце!
Едва лишь были брошены вожжи, кобыла встала как вкопанная. К ней подбежали жеребенок и Шулпа, который завилял хвостом и облизал ручонку Георгия. Тот вспомнил, что в лесу осталась его рукавица.
Вернемся назад, тетя Ирина, я забыл в лесу мою рукавицу, заплакал мальчик.
Но лесничиха, вытерев глаза, произнесла:
Данчук!
Порубщик не отозвался. Он сначала засопел, как загнанная лошадь, потом уткнулся лицом в сено, что лежало в санях. Глядя через оголенный кустарник лесной опушки куда-то вдаль, она повторила:
Данчук!
Мужик вместо ответа только дернулся всем туловищем.
Слушай, Данчук! заговорила Ирина, сходя с саней.
Она помолчала в какой-то смутной нерешительности и, дотронувшись рукой до порубщика, тихо добавила:
Отдай мне Георгия!
Данчук перевернулся и посмотрел на нее. Не поднимая головы, он буркнул:
Чего придумала!
Ирина быстро, без передышки, заговорила:
Я знаю, что должна везти тебя в полицию, где ты расскажешь все твои злодейства против моего Антона, потому что мне противно вспоминать о них Знаю также, что после твоего признания тебя посадят в тюрьму. Все это совсем не праздничное веселье, не так ли? Но слушай еще, Данчук: у меня нет детей, а у тебя их шестеро! Мы с мужем любим твоего мальчика Отдай нам его! Отдай, Данчук, и тебе будет лучше! Я буду холить его, как барчука О, я буду ему лучше всякой матери! Послушайся меня: отдай мальчонку мне, тебе же меньше ртов кормить придется
Ирина любовно погладила мальчугана, который продрог от холода и чувствовал, что Медведица затевает что-то для него и отца. Лесничиха сняла с себя платок и укутала в него ребенка. Он принялся всхлипывать, сам не зная отчего.
Чего ты плачешь? Дурачок, я же о тебе хлопочу! снова приласкала его Ирина. Увидите, какой он будет у меня пригожий и сытый, станет круглый, как наш старшина!
Так! уронил Данчук.
Вот и все, что я хотела сказать. Ему незачем будет тогда таскаться за тобой в казенный лес, учиться воровству и голодать
Так! повторил мужик.
А ты будешь получать от меня каждый праздник воз дров и меру картошки. Теперь же, если ты согласен на это, можешь взять свои елки и ехать куда тебе вздумается К этому я дам тебе еще денег, вместо того, чтобы везти тебя в полицию. Ведь это очень хорошо, не правда ли?
Данчук поднял голову. Лицо его было так бледно, что даже оспинки на нем как будто сгладились. Он спросил мальчика с робким, подавленным вздохом:
Сынку, пойдешь от меня жить к тетке Ирине?
Малыш, оставленный лесничихой на дровнях, рванулся к отцу и приник к его груди. Топоча ногами, он разревелся на весь лес:
Не-е-е-т!
Тряхнув головой, Данчук отвернулся в сторону и глухо сказал:
Вези меня в полицию!
Вместо этого побледневшая Ирина развязала ему руки. Он растерянно посмотрел на нее и покраснел. С минуту постояла она перед плачущим ребенком, пошарила в кармане. Вынув оттуда деньги, она сунула их в руку мальчику и, зажав ему кулачок, шепнула:
Возьми, мой золотой, возьми! Господь с тобой!
Она вышла из саней и скрылась в лесу.
Дай тебе Бог! пробормотал Данчук, провожая ее влажными глазами.
Он постоял, задумчивый и растроганный, и, повернув лошадь, поехал за оставленными елками.
Давно взошла луна, а лесник Антон только что проснулся. Он проспал весь день. Ирина положила сено на столв знак того, что колыбелью Младенца Иисуса служили ясли, и расставила кутью.
Ну что, моя дорогая, ты поймала Данчука? спросил Антон.
Лесничиха сделала отрицательный жест.
Стало быть, я зря гонял тебя в лес?
Как знать, рассеянно ответила Ирина.
Антон был в замешательстве. Он прищурился на жену и произнес:
Эге! У тебя лицо что-то не праздничное Ты плакала?
Она промолчала.
Эх, что же делать Еще и пить хочется, зато теперь моя голова перестала болеть! И назло всем печалям я могу осушить рюмку наливки и поздравить тебя с праздником
Склонившись над столом, Ирина посмотрела в оконце. Теплились голубыми светильниками далекие звезды. Над величавым лесом горел месяц. Его изумрудный свет трепетал и зыбкими пятнами расплывался по снежным ложбинам все ярче Казалось, мохнатый исполин-лес в молитвенном покое благоговейно и торжественно внимал тихому напеву незримых небесных певцов: «Слава в вышних Богу и на земле мир, в человецех благоволение!»
* * *
Прошло три года. Так же крепчал мороз, как и в тот день, когда Ирина связала порубщика, так же прыгал здоровенный судак в котелке, но только солнышко заглядывало теперь не в сторожку, а в домик пономаря Антона Груздя, на окраине поселка Пеньки. Судак на этот раз был значительно больше того, который когда-то варился в сторожке лесника
Теперь хлопотливую Ирину в ее непрерывном хождении от очага к столу и обратно сопровождал пузанчик с пухлыми ножками. Его звали Фома Груздь.
А, комаренок! входя, подхватил сына Антон. Ишь как полюбил мед, все щеки себе перемазал! Должно быть, будет волостным казначеем, а может, и самим старшиной!
И пономарь стал подбрасывать ребенка под потолок, как подушку. Малютка взвизгивал, захлебываясь от страха и удовольствия. Антон сказал жене:
Чудо! Данчук перестал воровать лес, а семья у него растет да растет. Сейчас встретил меня и просил быть кумом на крестинах. Ты, конечно, согласна?
Ирина повернула к мужу свое лицо, которое раскраснелось от жара очага. Она прогудела:
Данчукдобрый отец. Я ничего не имею против него, и ты тоже. Теперь, когда он стал мельником, все ребята у него будут сыты. Когда крестины? На третий день праздника? Я тебе приготовила подарок к Рождеству, а маленький Фома поднесет его от себя. Если ты хочешь узнать, что это за подарок, я могу сказать: это ладанница, самая простая берестяная ладанница, какая была у покойного пономаря Клюквы. Мы решили с сынком, что без ладанницы пономарь ничего не стоит.
Она поцеловала своего первенца и задвинула заслонку в печи.