В нашей камере на своей индивидуальной наре, Катя чувствовала себя в раю, она отдыхала телом, но душа ее страдала все равно. Иногда Кате приходили письма от матери, которая кляла дочь, на чем свет стоит. Не понимаю, зачем она это делала? Бросила ребенка и забыла это полбеды, но изводить ее потом обвинениями и ненавистью это просто подлость.
Катя очень любила говорить о себе и постоянно копалась в своём деле. Так как прошло много времени, то детали забывались, и она силилась вспомнить хоть что-то, что могло помочь ей. Эта девушка сама строила защиту, так как наемного адвоката у нее не было. Ей предоставлялся государственный защитник, так как статья ее была тяжкой, но никто и никогда не доверял таким защитникам. Так уж повелось, что репутация у государственных адвокатов была плохой, в силу того, что дела они брали не по своей инициативе, и спасать подсудимых на самом деле не имели никакого желания.
Целыми днями Катя продумывала, что скажет на суде, какие задаст вопросы, как сама будет отвечать и так далее. Она приставала ко мне и говорила:
Давай, ты будешь потерпевшая. Спроси у меня что-то.
Я даже не знаю, Катюха.
Ну, представь, что я тебя ударила, что бы ты сказала мне?
Как ты могла? пафосно воскликнула я.
Хватит шутить, я серьезно, сбить ее с намеченной цели было непросто.
Ну, хорошо, задумалась я. Зачем ты это сделала?
Катя задумалась:
Вот, блин. Чего отвечать-то?
Откуда я знаю, улыбалась я.
Я совершила ошибку. Это был просто глупый поступок обидевшегося ребенка. Я понимаю, что делать это было неправильно, и очень сожалею об этом.
Потом, подумав, говорила:
Так теперь тыпрокурор. Спрашивай, продолжала Катя.
Вы планировали убить потерпевшую или нанести ранения?
Я не хотела ее смерти. Просто хотела поквитаться, не подумав о том, к каким последствиям это приведет.
Ты молодец, сказала я. Если тебе поверят, то отпустят.
Я и правда раскаиваюсь. Я плохой человек, сейчас я это понимаю. Очень хочу посмотреть в глаза потерпевшей и попросить прощения. Даже, если мне навалят все десять летвсе равно. Она не заслужила этого. Мне она вообще ничего плохого не сделала. Я ее даже не знала. Хотя, может быть, если бы я ее знала, то никогда не смогла бы поднять руку на знакомого человека.
Катюшка, ты ошиблась. Но сейчас, я знаю, что тынеплохой человек. Время не только лечит, оно и меняет людей.
Я не знала никого, кто мечтал бы выйти на свободу более нее. Очень целеустремленная и просто-таки неутомимая. Катя искренне раскаивалась в содеянном, и это было той чертой, что отличала ее от всех остальных. Она много раз возвращалась к одному и тому же разговору и повторяла, что ждет возможности извиниться. Если все мы на дух не переносили своих терпил и кляли их на чем свет, то эта неудавшаяся убийца была уникальной. Она планировала убийство, со всей тщательностью, на которую способна пятнадцатилетняя девчонка. Не знаю, насколько осуществим был ее план, и насколько хладнокровной она была в то время, но прошло три года, и передо мной был совсем другой человек. Я не думала, что теперешняя Катя была способна на подобное преступление, и я спокойно повернулась бы к ней спиной.
Говорят, что люди не меняются Не знаю, может быть, дети еще имеют такой шанс? Они способны измениться? Сформироваться по-другому? Или при стечении обстоятельств они снова поступят так, как им будет нужно? Я верю, что у каждого есть шанс исправить ошибки. И у Кати он был. Судьба предоставила ей его, не дав той девочке умереть.
Мы спокойно относились к убийствам и грабежам.
Возможно потому, что жили тесно друг с другом, деля стол и постели. В этом ли была задумка исправления? Ведь столкнись я на свободе с подобным рассказом о покушении на жизнь человека, то пришла бы в ужас. Осудила. А здесь представился шанс понять и взглянуть на всё с другой стороны. Тюрьма этому хорошо учила: видеть все под другим углом. Никто на свободе не смог бы выслушать исповедь преступницы, а мы, умирая со скуки, были рады любой истории. Нам предоставлялась возможность понять мотивы. В судебной практике мотив преступления не играет никакой роли. Главное, что было совершено преступление, и закон рассматривает его с этой стороны. А мы же слушали мотивы. Наверное, каждая из нас смогла бы стать отличным защитником. Особенно где-то в Америке, когда имеет место состязательный характер рассмотрения дел в ходе судебного заседания. Я считаю, что абсолютно немотивированные действияэто страшно. Сталкивалась я и с подобным.
* * *
Некоторые женщины приводили в ужас своими историями, понять которые было просто невозможно. Холодок пробегал по коже. До сих пор страшно и противно вспоминать некоторые экземпляры, и хочется стереть из памяти этих людей. Но почему-то все, что происходило тогда со мной, не забывается. Видимо жизнь там была настолько обособленна, настолько отличалась от всего, к чему я привыкла, что забыть не получается. Никогда не забуду тихую заплаканную женщину из другой камеры.
Почему тебя перевели? спросила Женя.
Меня девочки невзлюбили и били.
Какой кошмар! Просто так?
Им всё не нравилось, что я делаю, придирались ко мне, не давали готовить.
Ну, хорошо, не стала допытываться Женя, иди наверх, отдохни.
Остальные просто так не оставили ее в покое:
Так почему к тебе приставали? Без причин? Что-то не верится.
Я пошла к розетке, а девочки меня толкнули. Сказали, что мне нельзя ничем пользоваться. Я сама не знаю почему, грустно вздохнула женщина.
Ей было лет двадцать пять, миловидная, худая. Что она могла не поделить с девчонками?
Целый день ее никто не трогал, не спрашивал, все занимались своим делами. Вечером у нас не удалось построение с малолеткамилил дождь, почта пришла вся мокрая, разваливающаяся на части и мы решили в эту ночь не переписываться. Стало скучно.
Эй, новенькая, расскажи, за что ты здесь? спросил кто- то.
Она молчала.
Ну, хоть статья какая? не унимались мы. Вид у новенькой был такой, что она могла оказаться кем угодно.
Убийство, наконец призналась женщина.
А, понятно. Ты такая молодая, наверное, парня своего прибила?
Убийца села на наре и даже обрадовалась возможности пообщаться.
Нет, не парня, она улыбнулась милой улыбкой, дочку. Наступила гробовая тишина.
Случайно, что ли? спросила Женя.
Нет. Она пришла не вовремя, ну вы понимаете, о чем я, девушка хихикнула, мы вытолкнули ее в окно и закидали спинками от железных кроватей.
Девочки молчали. Никто был не в состоянии спрашивать дальше, подробности никого не интересовали, не было сил даже заорать на нее. Онемели буквально все. Я видела лица сокамерниц, казалось еще немного и «мать» разорвут на части. У нас сжимались кулаки, и немая ярость грозила выплеснуться катастрофой. Наконец Наташа задала еще один вопрос:
И сколько ей было?
Четыре.
Женя подорвалась и застучала в дверь. Через минуту подошел попкарь, и Женя сказала:
Вы кого мне привели? Быстро забирайте, пока ее не разорвали.
Слава богу, таких, совсем неадекватных были единицы. Девчонки приходили в бешенство от рассказов таких существ (язык не поворачивается назвать их женщинами), мы требовали, чтобы их перевели от нас как можно скорей и чаще всего эту просьбу выполняли. Не знаю, хватало ли у изгнанниц ума не рассказывать о совершенных зверствах в других камерах. И вот то же психиатрическое освидетельствование признавало их нормальными и спустя семь лет они выходили на свободу. Они не могли раскаяться, потому что не понимали чудовищность совершенного. Это страшно и никакая тюрьма тут не поможет и не исправит.
Но все заключенные были равны пред людским осуждением, и находились мы в одном котле. Общество всех уравняло и отвернулось.
* * *
Но в противовес плохому всегда есть что-то доброе и вечное. Встречалась и любовь. Да-да, как без нее. Попала к нам в один прекрасный день девушка. Звали ее Инна. И вроде ничего особенного мы в ней не увидели, девушка как девушка, но наш Лилиан был сражен. Влюбился в нее без памяти. И хоть и был он женщиной Лилей, но так давно изображал мужчину, что и сам в это верил. Не знаю, каким образом он превратился в того, кем был, такое спрашивать было не принято. Как я поняла, предпочтение Лилиан отдавал женщинам уже давным- давно. Но не всем кому попало. Я, например, не производила на него никакого впечатления, а вот Инка запала в душу. Это было трогательно и странно одновременно. Наблюдать за подобными отношенияминеобычно и непривычно. Никогда в своей жизни я не сталкивалась с лесбиянками. Инна как раз лесбиянкой и не являлась. Она вообще была довольно взбалмошной натурой, капризной и своенравной. Ее любимым занятием было швырнуть в стену со всей силы зажигалку. От удара она взрывалась, все подпрыгивали, а Инка улыбалась и делала невинную мину. Бывшая наркоманка, в тюрьме она набрала лишний вес (такая история происходила со многими соскочившими наркоззвисимыми) и все время была этим недовольна. Она быстро смекнула о чувствах Лилиана и использовала его как могла. Он стал для нее просто рабом, выполняя все прихоти и поручения этой особы. Инна гоняла его стирать, варить ей чай или суп, подавать тапочки и делать массаж ног. Когда Инна сидела в туалете, Лилиан стоял рядом и подавал газеты для сожжения и держал водичку наготове. Влюбленный был просто счастлив оказаться рядом. Он не домогался ее и не пытался поцеловать, например (представляю Инкину реакцию), а просто рад был прикоснуться к ее руке. Я наблюдала за его страстью с недоумением, в очередной раз убеждаясь, что любовь действительно вещь непредсказуемая. Никакой особенной красотой предмет обожания Лилиана не обладал, характер преотврэтный (хотя допускаю, что это было из-за нехватки наркотиков), фигурарасплывчатая. Это все, как оказалось, неважно. Красавица Катя оставила его равнодушным, а толстая наркоманка свела с ума. Отношения эти, конечно, были обречены, и часто Лилиан плакал, отвернувшись к стене, ожидая разлуки с Инкой. Когда она уехала, он просто места себе не находил, пытался ей писать письма, выходило у него коряво, но все же. Она не ответила ему ни разу даже из сострадания. Вот такая несчастная любовь.