От нечего делать я читала все обвинительные в нашей камере. Назывался у нас этот документ «объебон», потому как большая часть написанного там, не соответствовала действительности. Именно то, что я читала все эти документы дает мне возможность сказать, что никто не привирал о своем преступлении, и все было именно так, как рассказывалось. Больше всего я любила именно слушать рассказы женщин об их жизни, судьбе, о том, почему и как они оказались под следствием. Выслушав каждую, начинаешь понимать и проникаться. Сколько людей, столько и историй, и многие из них были невероятно познавательны.
В СИВО была своя библиотека, и раз в неделю к нам приезжала тележка с книгами. Это были старые советские книги, каких полно в любом доме или на даче. Ничего хорошего получить не удавалось, поэтому книги эти брали чаще всего для того, чтобы жечь в туалете. Мне претило подобное обращение с литературой, но иного выхода я не видела.
Некоторые женщины умели гадать и за пару сигарет, раскидывали карты. Вообще карты были запрещены в камере, потому что считалось, что азартные игры могут привести к плачевным последствиям. Насколько я знаю, у мужчин действительно процветает игра на «тюремные деньги»сигареты. Если кто-то проигрался в пух и прах и ему нечем отдавать долг, то заемщик должен долг забрать, чтобы не быть лохом и так далее и тому подобное. У мужчин все сложней У нас такая игра не была распространена, в основном девчонки только гадали или иногда перекидывалась в «дурочка» на интерес. Одна-две колоды в камере всегда водились. Рисовали сами на картонках от спичечных коробков. А если тете Жене надо было отличиться перед начальством.
она конфисковывала у нас колоду и относила начальнику этажа. Мол, вот такая я бдительная. Никого обмануть этими действиями было нельзя, но все продолжали участвовать в спектакле.
Однажды к нам привели очередную новенькую. Это была маленькая аккуратная женщина, подтянутая и спортивная. Со спины можно было решить, что ей пятнадцать, но на лице отобразились прожитые годы. Думаю, что ей было около пятидесяти, но она оставалась такой бойкой и активной, что давала фору всем молодым лежебокам. На следующий же день на прогулке она громко объявила:
Так, уважаемые девушки! Минуточку внимания.
Все удивленно повернулись к новой женщине.
Я предлагаю каждый день на прогулке делать зарядку. Вести ее буду я, если никто не возражает. Кто хочет, присоединяйтесь. Воздух в камере ужасный, гуляем мы мало, надо постараться получить максимальную пользу от прогулок: насытить организм кислородом, размяться, укрепить мышцы. Итак, я начинаю.
Ее энергия и задор привлекли всех, и девочки ради развлечения последовали за спортсменкой. Мы приседали и махали руками, бегали по кругу и наклонялись. Хватило нас ненадолговсе же силы были не те, сказывалась нехватка воздуха, плохое питание и огромное количество выкуриваемых сигарет. Очень часто многие вообще ленились выходить на прогулку и оставались в камере. Тогда ее не могли оставить открытой и проветрить.
В те дни, когда лил дождь или было очень холодно, наша спортсменка-активистка пыталась растормошить сонное царство и заставить заниматься в камере. Но это было смехотворно, так как места катастрофически не хватало. Тогда она уговаривала нас делать упражнения хотя бы лежа на наре:
Смотри вот так поднимай ногу, согнутую в колене
Да отвали ты. Достала уже, злились мы, и на этом ее потуги прекращались.
Еще на улице иногда играли в какую-нибудь подвижную игру, но это тоже было просто издевательством, так как дворики были очень маленькими и побегать в них не удавалось.
Женя проинформировала, что время от времени в камеру попадает подобная активистка, и заканчиваются ее спортивные занятия всегда одинаково.
Время от времени в камере устраивали обыск, в просторечье «шмон». Не берусь судить о законности таких действий, но пока мы бывали на прогулке, камеру могли перевернуть вверх дном. Чаще всего ничего криминального у нас не хранилось, разве что письма, которые были запрещены. Но в них и не было никакой полезной для начальства информации. Что искали, было не совсем ясно, возможно такие обыскипросто плановые. Не очень-то приятно было возвращаться в камеру и лицезреть все свои вещи, перевернутые вверх дном, а еще чего доброго не досчитаться пачки сигарет. Ни на что другое охрана не зарилась. Иногда такого обыска оказывалось мало, и нам велели собирать скатку (то есть матрас), каждой взять свои пожитки и со всем этим добром выйти в коридор. Подобный обыск длился довольно долго, мог занять полдня, пока мы собирали эти тяжеленные матрасы, а потом закидывали их наверх. Это было не простым делом. Не припомню, чтобы у нас хоть раз нашли что-то предосудительное во время этих обысков.
В остальном каждый день был похож на предыдущий, вот поэтому мы были рады любому происшествию, которое могло разнообразить нашу жизнь.
Глава 12
Однажды утром дверь привычно грохнула, и в камере оказались две девушки. Они не выглядели перепуганными новичками, и это сразу бросалось в глаза. Женя, увидав у одной из них огромную сумку, тут же очутилась рядом.
Кто такие?
Мы из соседней камеры. Нас перекинули.
По идее подобные перетасовки камер должны были происходить регулярно. Якобы для того, чтобы мы сильно не привыкали друг к другу. Чем это могло помешать тюремному спокойствию не ясно, но нас часто этим пугали охранники. Тем не менее, на моем веку подобное случилось один-единственный раз именно с этими девочками из соседней камеры. Может в другой раз мы отнеслись бы к их появлению с подозрением, но они сразу внушили всем доверие. Мне новенькие приглянулись вмиг, ведь были они моими ровесницами, тогда как все остальные на десять или двадцать лет старше (не беру в расчет старую Нину). К тому же, выглядели обе миловидно и аккуратно. Опыт распознавания людей с первого взгляда приходит в тюрьме очень быстро и остается на всю жизнь. Тогда я не ошиблась и осталась дружна с ними по сей день. Ту, что с огромной сумкой, звали Катя, и Женя тут же завела с ней беседу:
За что же ты, дитятко, сюда попала?
За убийство, отвечало это невинное дитя нежным мягким голоском. Она была вся какая-то мягкая на вид и белоснежная, ее так и хотелось потрогать.
Вообще мне сразу захотелось поговорить с этими новенькими, узнать больше, кого эта Катя убила и за что. В тюрьме все время кажется, что человек, попавший туда, вполне вероятно невиновен или если кого-то и убил, то по каким-то очень серьезным причинам. Истории этих людей не воспринимались как настоящие, а скореесценариями: какая-то женщина сказала то, а ей ответили это, и потом бацудар сковородкой по голове. Мы росли на вечных фильмах-боевиках, где люди гибли сотнями, и никто им не сопереживал. Все дело было в мотивах: если на девочку нападал бандит, что ей оставалось? Кто-то сочувствовал бандиту? Конечно, нет, все соглашалисьдевчонка молодец. Все кроме закона и судьи.
Как же эти рученьки на такое решились? причитала Женя, а мы все тихо ухмылялись. Провести нас, знающих Женю, таким речами было непросто. Но видимо и обладательницу этих ручек тоже. Она демонстративно открыла свою огромную сумку и достала оттуда две подушки и одеяло. Интерес Жени тут же пропал. Она отвернулась от Кати, не подавая вида, и уже менее дружелюбно обратилась ко второй:
Аты?
За разбой.
Мы все прыснули. Дело в том, что у разбойницы рост был максимум 155 сантиметров, а вес, наверное, килограммов сорок. Ее так и прозвалиДюймовочка. Такой же мягкий детский голос, как и у первой. Вот так подарочки! Они находились в тюрьме уже несколько месяцев и по сравнению со многими были просто завсегдатайками.
Именно поэтому Женя не стала отправлять девочек на третий этаж, и оказались они моими соседками. Спать нам пришлось втроем на двойной наре, и при таких обстоятельствах мы мгновенно сдружились. С Дюймовочкой, которую, кстати, звали, так же как и меня, мы были из одного города и жили в соседних районах. Благодаря этому имели несколько общих знакомых.
Так что за разбой, Дюймик?
Ой, да даже рассказывать стыдно.
Ну, расскажи.
Какой-то пьянчуга заснул у меня под домом, а у него стоял пакет с едой рядом. Колбаса там была и еще что-то.