Во время моего пребывания в райотделе меня несколько сострадания. Мои руки тряслись от холода, и согреться я не могла даже в ее теплом и уютном кабинете, а она попивала чаек с печенюшкой и просто выполняла свою работу. По всему было видно, что работа эта ей осточертела, и она хочет избавиться от меня как можно скорей. Почему простые люди не проявляют человечности? Они могут без устали говорить о гуманности и справедливости, охранять бездомных собак и плакать при просмотре передачи «Жди меня». Но те же самые люди бывают удивительно равнодушны и слепы, когда требуется проявить сострадание в рядовой ситуации у них под носом. Я верю, что люди получают то, что отдали. Думаю девушка не исключение.
Когда у нас в отделении милиции говоришь о звонке, который тебе положен, в ответ неизменно раздается смех, словно защитники правопорядка услышали самую веселую шутку. Причем шутка им не приедается никогда, хотя слышат они ее по сто раз на дню, но все равно весело! Смех еще никогда никому не вредил и делал коллектив сплоченным. Поэтому сообщить родным о моем несчастье я не могла и томилась там, в голоде, холоде и одиночестве.
Почему в райотделах пренебрегают простым гражданским правом на звонок? Не проще было бы разрешить людям звонить? В чем причина отказа? Боялись наплыва родственников или правозащитников? По закону они и сами обязаны сообщать о том, что некий человек был задержан и находится по такому-то адресу.
Так как мужчин задерживают намного больше, то они сидят там и ждут своей участи в компании. Я же была лишена даже этого и трое суток провела в одиночестве.
Спала я на этой узкой скамейке, закутавшись в тонкое пальто. Сном это можно было назвать с натяжкой, ведь когда все тело бьет дрожь и улечься на узкой скамейке удобно невозможно, то и забыться во сне тоже не получается. Почти трое суток без сна могли доконать любого. Под таким пытками кто угодно мог сознаться в чем угодно, о каком объективном ведении дознания здесь могла идти речь?
Когда кто-то из парней в соседних камерах начинал сильно бушевать, то чтобы утихомирить его, «сторожа» включали вентиляцию. Морозный воздух, естественно, попадал не только на нарушителя спокойствия, но и на всех остальных тоже, включая меня. Как я не подхватила там воспаление легких остается загадкой для меня до сих пор. Эта вентиляция не выключалась минут десять-пятнадцать, хотя однажды о нас просто забыли и оставили минут на тридцать. Мужчины в соседней камере стали выбивать двери не выдержав испытания. Когда в камере стало тепло.
Еще мне остаётся непонятным как пожилые женщины могут это выдержать? Я была все же юной девушкой, молодой организм мог справиться со всем, да и на здоровье я никогда не жаловалась, но как это выдерживали немолодые, со слабым здоровьем? Не знаю, наверное, организм может мобилизоваться в случае необходимости. Человек, как говорят, самое живучее существо.
Милиционеры ржали от такого развлечения, и я думаю, что же они делали летом? Наверное, наоборот, выключали вентиляцию и приходили в восторг от собственной изобретательности.
Воспоминания о трех днях в том ужасном месте жуткие. Они стоят как-то обособленно от всего остального, что происходило со мной после. Всякое бывало, многое я повидала, но первые дни в темноте, холоде и голоде самые мучительные.
Сплошная тьма не давала представления о том день или ночь, но на допрос меня вызывали каждое утро, так что я сумела сложить два и два. После темного колодца выходить в освещенный коридор было дискомфортно. Яркий солнечный свет слепил, все казалось другим, каким-то ярким и ненастоящим. Я начинала привыкать жить в колодце, и его тьма уже казалась естественной. На дознании мне объяснили, что я пока задержана в качестве свидетеля и поэтому адвокат мне не полагается. Свидетелям, видимо, можно было не объяснять закон и не зачитывать права, поэтому я мало понимала что происходит. Это дознание носило формальный характерглавное для милиции на данном этапе было соблюсти всю процедуру, не упустив ни одной бумажки и подписи. Вопрос о комфорте задержанных, пусть даже свидетелей, не входил в компетенцию работников райотдела.
Я жила вестями из маленького глазка в двери, через который лился свет. Когда становилось совсем скучно, можно было приникнуть к этому отверстию и попытаться что-то увидеть. Иногда мимо проходили люди, иногда кто-то заглядывал ко мне. Но так как увидеть, что творилось у меня в камере, было невозможно, то посетитель тут же уходил.
Наконец, кто-то наверху принял решение и через три дня, вечером за мной пришли. На вопросы отвечать здесь не любили, то ли приказ у них такой, то ли им самим нравится измываться над людьми, но спрашивать что-то у охраныдохлый номер. В ответ можно получить только грубости и глупости, так что лучше молчать. Что я и делала. Никто мне не объяснил что, чего и куда, но меня, наконец, куда-то перевезли.
Ехали в машине типа старого «Рафика». На меня нацепили наручники и охраняли три человека, не считая водителя. работников правоохранительных органов.
Хоть кандалы на ноги не надели, видимо просто не нашлось. Конвоиры не спускали с меня глаз, и весь путь прошел в гробовом молчании. Вот оказывается, какого страху я могла нагнать на работников правоохранительных органов.
Путь был недолгим, ехали мы поздно вечером по пустому городу, так что вся дорога заняла минут пятнадцать не больше.
В новом месте заключения охранники-мужчины задали мне стандартные вопросы: фамилия, место жительства, год рождения. Так сказать местная регистрация.
После всех рутинных вопросов сопроводили в комнату. По сравнению с тем местом, где меня содержали ранеепросто номер в дешевой гостинице. Комната около десяти квадратных метров, две двухъярусных кровати, с панцирными сетками, расположенные друг напротив друга. Небольшой стол, привинченный к полу, между кроватями и наконец-то туалет. Свой персональный! Хотя это была просто открытая дыра в полу, она вызвала несказанную радость. Правда в двери помимо глазка было окошко, и как воспользоваться приобретенными удобствами незаметно было неясно.
Несмотря на отсутствие матраса и одеяла (не говоря уж о постельном белье), после узкой скамейки в участке голая панцирная сетка показалась мне королевским ложем. Здесь даже проходила труба по полу, и от нее исходило небольшое тепло. Недостаточное для того, чтобы хорошо прогреть помещение, но все же здесь было значительно теплее, чем в райотделе. Может градусов пятнадцать или шестнадцать. Пальто снимать пока не хотелось, но я почувствовала, что смогу согреться.
Еще одним плюсом был свет! Здесь под потолком едва горела лампочка, и я поняла, что теперь я не останусь в кромешной тьме, отнимающей силы. Просто удивительно, как тусклая лампочка, едва освещающая комнату, сквозь пыль, осевшую на ней, может поднять боевой дух!
Я сразу же легла спать, но сон мой был нарушен. В железную дверь камеры затарабанили и мне принесли горячий чай. Горячим я его называю исключительно потому, что так его называли здесь, в действительности он был едва теплым. Но это было единственное теплое питье, которое мне дали за последние три дня, поэтому я была благодарна. Чай этот сыграл со мной недобрую шутку, а именноразбудил аппетит. Все то время, что я страдала от холода в участке, думать о чем-то кроме тепла не могла. Волнения и сигареты заглушили чувство голода, и только теперь мне пришло в голову, что последний раз я ела три дня назад. Как я еще держалась на ногах?
Мне кажется, что с беглыми каторжниками все же поступали человечней или хотя бы заботились о том, чтобы они не умерли от голода. Как и все в этом мире, ночь как-то прошла. Это была одна личность, привлекательная девушка, чья-то любимаяисчезало, испарялось. Все мысли были только о страданиях тела. Не знаю, как люди выносили пытки, но это тоже пытка для современного и цивилизованного человека. Меня не угнетало одиночество, не было мыслей о своей судьбе. Хотелось только тепла и еды. Это ли не животные желания?
Сон, наконец, вновь сморил меня, я постаралась поудобней устроиться на голой панцирной сетке, стараясь улечься так, чтобы ее ячейки не впивались в лицо. Пальто я сняла и укрылась им сверху, мне показалось, что так теплей. Я никогда не была изнежена или избалована, не происходила из богатой семьи, и у нас не было прислуги, но элементарные удобства были мне не чужды. Привыкла я спать все же на обычной кровати, с чистым постельным бельем, поэтому заснуть было сложно.