Именно потому, что передачи получали единицы, они так ценились.
Девочки с тех пор стали мне симпатичны, это мнение я не изменила до самого конца.
Правда теперь, как и у любого богача, вставал очень важный вопрос: где хранить все эти богатства? Никаких шкафов для продуктов здесь не было, и, как мне сказали, наутро можно просто не найти ничего из того, что передали. Вот поэтому и росли все эти продукты сверху вниз, свисая над головой, привязанные к нарам. Приходилось спать на сигаретах, привязав сухари и колбасу к полозьям верхней нары. Конечно, веревки воспрещались, но сделать их не составляло никакого труда, оторвав полоску от казённой простыни. Что-то взяла Женя на сохранение. Она предложила мне стать ее «семейницей» (так это у них называлось). Заключалось это в основном в том, чтобы вместе питаться и делиться всем, что передают родные. Думаю, изначально это слово включало в себя нечто большее, но зависело наверняка напрямую от порядочности и вообще отношений, сложившихся в данной семье.
В основном Женя принимала к себе в семью только тех, у кого были хорошие передачи. Видимо во мне она увидела потенциал. Глаз за два года у нее был наметанный.
Отказываться было глупо, и я согласилась. С тех пор всю ответственность за сохранность продуктов взяла на себя тетя Женя. Да и вообще, почти все время, что я провела в ее семье, я не знала, что такое нужда. Она сама готовила, умело распределяя продукты на всех. За два года в этой камере она научилась из простых продуктов делать просто королевские блюда. Как у нее это получалось, я так и не узнала. В то время меня мало интересовала кухня. А в тюрьме думать еще и о том, что и как готовить, не хотелось вообще. Поэтому мы все слепо доверяли нашей матушке Жене и были довольны. Главное, что мы были сыты и ели не тюремную баланду, а вкусную домашнюю еду. Она, орудуя кипятильником, готовила великолепные супы и пирожки из каши, с начинкой из колбасы. Нам ее стряпня казалась просто божественной. Не могу судить, что я сказала бы обо всем этом на свободе, но думаю, что есть люди, которые кулинары «от бога». Сделай их шеф-поваром и ресторан прославится.
Передачи позволяли не питаться тюремной баландой. Считалось, что ее есть не то чтобы недостойно, но нежелательно. Она и на самом деле была такой, что запихнуть в себя хоть ложку было проблематично. В основном это была каша, пшеничная или перловая, очень плохо проваренная, в большом количестве воды. Когда эту кашу наливали в тарелку, наверху образовывался белый студень. Моя собака есть такое не стала бы однозначно. Некоторые дамы, правда, лопали всю эту кашу, еще и про запас набирали. Кто их разберет, почему. Мне всегда были непонятны люди, которые не умеют терпеть голод. Но здесь голод был явно психологическима вдруг не хватит? Мне кажется, что так могли вести себя люди в послевоенное время, но объяснить причину их поведения я не могу. Мы спрашивали:
Галя, ну зачем тебе еще одна миска баландоса?
А она молча улыбалась и игнорировала. Женя требовала:
Вот чтобы все съела, иначе я тебе на голову эту миску надену.
Галя, может еще кашла? не унимались мы.
А Галя с готовностью подставляла тарелку.
Какие-то нарушения в психике, по всей видимости.
Женя ругалась, потому что весь стол был уставлен тарелками с этой дрянью, которой кормили потом унитаз. В обед давали суп, в основном что-то вроде рассольника, схожесть была только в том, что бульон варили из соленых огурцов. Вонял он ужасно, но некоторым нравились эти огурцы, и они вылавливали их из тарелок и поедали. Зрелище отвратительное. На ужин всё та же каша. Вот, в общем-то, и все разнообразие еды. Обязательные две ложки сахара в день и кусок черного хлеба. Иногда, очень-очень редко, давали подпорченную соленую кильку. Одна женщина собирала головы от этой рыбешки и все съедала. Никогда не забуду, как она подходила ко всем с протянутой тарелкой и в нее сваливали рыбьи головы. Потом она садилась на корточки у двери и ела их.
Не знаю, как жили некоторые люди, прежде чем попасть сюда, но они уплетали все это варево и набирали по десять килограмм за первый же месяц. А может на них просто нападал жор, не берусь судить. Их называли бандерлогами. Чаще всего любители пожрать очень не любили мыться, следить за своей внешностью и бороться за свою судьбу. Может быть, они заедали внутреннюю трагедию? Находили такую отдушину в сложившейся ситуации?
Наверное, бандерлогов можно было бы пожалеть, но там, в замкнутом пространстве, где приходилось бороться за каждый вдох, не было места неухоженным и дурно пахнущим женщинам, которые непрерывно пожирали кашу. В любом обществе ценят и уважают силуне только физическую, но и силу духа. Люди, неспособные справиться с превратностями судьбы, волей-неволей становились изгоями. Здесь надо было оставаться сильным, это было более необходимо, чем на свободе, где слабость бывает простительна. Тюрьма не принимает жалобщиков, не терпит уныния. Грустно тебевой в подушку, переживаешьне подавай вида, будь сильной, делай вид, что тебе все нипочемтогда добьёшься уважения.
С одной из моих подруг мы часто вели подобные беседы:
Как все-таки здорово, что мы здесь очутились, говорила Наташа, растянувшись на наре, словно на топчане на курорте, правда Ируха?
Да, Натаха. Нам повезло. Самые классные денечки в моей жизни, отвечала я, довольно улыбаясь.
Вы что, дуры? спрашивала Таня, крутя пальцем у виска.
Танюшка была простой деревенской наркоманкой, очень веселой, но понять философию нашей жизни, ей было не дано.
Ох, Танюха, разве еще в моей жизни будет столько свободного времени? Да я пахала с утра до ночи: вставала с рассветом и бежала на работу, приходила домой затемно. Мечтала об отпуске. У меня теперь отпуск в полгода будет, говорила Наташа.
Ага, тебе говорят, десять лет навалят.
Обломаются. Я домой пойду. И Ируха домой пойдет.
Ну конечно. Ее соколята крылья ей подрежут, и будет она тут лет пять сидеть.
Нет, Танечка, она домой пойдет. А знаешь почему? Потому что кайфует от этого урока жизни, так же как и я. Она расслабилась и верит в судьбу. А вы трясетесь и будете здесь чалиться.
Танюха, да разве могли бы мы, когда-то познакомится с тобой и с Натахой, а? Да она же с Библией не расстается. Я бы к ней и на километр на свободе не приблизилась, отвечала я, кидая в подругу подушкой.
Ну ладно онау нее Библия. А ты чего такая повеянная?
не унималась Танька. Да если бы против меня все менты восстали, я бы повесилась.
Все, что ни делаетсяк лучшему. Значит, мне надо пройти этот урок, Тань. А еще я верю, что добро побеждает зло.
Бабло побеждает зло, сказала Таня, и все прыснули.
* * *
Однажды вечером малолетки нам сообщили, что пришла почта со взросляка.
Ночью, как построимся, перешлем. Ждите.
Девчонки обрадовались, загалдели и уже не могли дождаться ночи.
Скорее бы, скорее, чуть не плясала Оля.
А тебе должно письмо прийти? спросила я.
Да, у меня на взросляке подельник. Я тут что-то застряла надолго, ни одного этапа за два месяца. Может он в курсе, что случилось.
А, понятно.
Когда мы, наконец, получили почту, Валя раздала несколько ксив девочкам, а на одну недоуменно смотрела.
Что за Элоиза? Кто это? Ошиблись что ли?
Наверное, это я, пришло мне в голову.
От кого? недоверчиво спросила Валя.
От брата.
Так ты с братухой? Семейный подряд, значит?
Чего?
Сюда много кто всей семьей приезжает, улыбнулась Валя беззубым ртом. Вон Степанова сразу с двумя мужьяминастоящим и бывшим.
Я покосилась на Степанову, которая с радостью разрывала упаковку малявы.
А почему Элоиза? не унималась Валя.
Чтобы никто не догадался, ответила я. А вообще, это моя песня любимая Бутусова «К Элоизе».
Ну ладно, убедила, и Валя протянула мне маляву.
Получить письмо со взросляка от брата было очень волнительно. Просто не верилось, что такое возможно. Я распечатала послание с неким благоговением и стала жадно вчитываться в мелкий почерк брата:
«Привет, Эл. Ну как ты там устроилась? Если ваши камеры подобны нашим, то это кошмар. Представить не могу тебя там. Хотя, зная твой нрав и ум, уверен, что устроишься ты нормально. Я в тебя верю. Пацаны пугают меня рассказами о страшных росомахах, обитающих там, но главное не сила физическая, а сила духа, которой у тебя хоть отбавляй. Все наши шлют тебе привет и гордятся тобой. Говорят, что у меня самая крутая сеструха. Хотят с тобой переписываться, особенно после того, как я показал твою фотку.