Так оно и пошло, так оно и поехало, другие размахивались, кидали, достигали, подкручивали, подмазывали, строили, а я восхищённо созерцал
Вечером того же дня дедушка подарил мне шахматы и сделал на внутренней стороне доски памятную надпись«мастеру детского мата». Это посвящение я постигаю до сих пор.
Наваждение
Он точно был, этот краб. Другое дело, куда он потом делся
По какому-то внутреннему побуждению я посмотрел под ноги имамочки родные! Большой краб, страшный морской паук, пытался забраться ко мне в ботинок. Я бросился бежать по берегупо лестнице мимо памятника Неизвестному матросу к дому. Несколько раз я притормаживал, оглядывая ногу. Краба на ботинке не было. «Ну, всё, решил я, значит, он внутри».
Во дворе у четвёртого подъезда я поделился секретом со знакомыми девочками: «А вы знаете, ко мне в ботинок залез краб» У нашего подъезда я встретил дедушку и всё ему рассказал.
Дедушка мне не поверил.
Ну, я же чувствую, как он царапает.
Глупости, пошли домой.
Нет, не глупости, он там.
На лестнице мы вконец разругались. Я расплакался, дедушка разнервничался. Сорвали с ноги ботинок Краба в нём не было
Однажды в середине июля мы пошли с Боцманом на мол. Боцман жил в первом подъезде Дома-на-Набеpежной, был онхулиганистый парень, здоровяк, гроза окрестностей. С нами увязались пацаны лет по десять-одиннадцать. Они изнывали летом и от жары, и от безделья. Одним, без стаpших, идти на мол им было боязно, чего только на нашем молу не случалось, а с Боцманом ничего не страшно. Кроме самого Боцмана.
Мы двигались к цели, обходя редких рыболовов Как же надо любить рыбалку, чтобы сидеть на солнцепёке ради улова из пяти-шести бычков! Вокруг каждого рыболова были раскиданы рыбы-зеленухи. Эти клевали на что попало, попадались часто, но в учёт не бралисьнесъедобные.
«Ну, хорош!» сказал Боцман. А это значилодальше не пойдём. Сначала бомбочками и солдатиками посыпались в воду пацаны, а потом солидно, по-спортивному прыгнули мы
Пастись на плантациях водорослей надоедает быстро. Ну, раз поплаваешь Ихтиандром, ну, два, от силытри. А потом понимаешьтрудно в море без жабр. Что же касается травинки, то она из человека тоже весьма сомнительная. Водное царство быстро определит, где травинка, а где дубинушка стоеросовая. И лишнееотторгнет.
Возвращаться в царство раскалённых крыш и расплавленного асфальта не хотелось И мы придумали игру. Мы стали играть в морских партизан. Мелкие стали партизанами, а мы с Боцманомдвумя эсэсовцами, которые их ловили и пытали. Сложно поймать вёрткого, шустрого, вдобавок скользкого партизана. Онто в море, томежду бетонными блоками, то за деревянными щитами. Он может быть в любой дырке, в любом укрытии. Но зато, если зазевался, если жевал сопли и попался краснопузый, тут уж пощады не жди. Мы с Боцманом за pуки, за ноги тащим жертву к месту экзекуции. Товарищи по подполью, а веpнееподводью, пытаются нас отвлечь: дорогу перебегают, цепляют, подставляются: хватайте и меня, мол, один партизан хорошо, а два лучше. Но мы, не распыляясь на прочих, волочём пойманного. Впереди сладостный для каждого эсэсовца момент пытки. Паpтизан должен сказать, где прячутся товарищи. В какой дыpке, под каким щитом.
Кто-то выдавал своих сразу и с удовольствием. Только разве можно хитрецу верить? Нет, конечно. Его надо пытать. Пытки опереточные, но достаточно суровые: pуки заламывали, за уши поднимали, щеки сжимали двумя пальцами: «Говоpи, гадёныш, где враги рейха?» После экзекуции худосочный партизан раскалывался и уже говорил чистую правду. За это ему полагалась награда. Во-первых, боевая зеленуха! Большую дохлую зеленуху втискивали в плавки. Во-вторых, медаль медузы! Липкий и вязкий морской обитатель шлёпался сверху на горемычную партизанскую головушку и разлетался мелкими брызгами. И на закускуполёт на волю! Освобождаемый геpой ставился в позу пловца, изготовившемуся к прыжку, и достаточно сильным ударом ноги по воробьиному мягкому месту отпpавлялся с четырёхметровой высоты на волю. Как правило, в полёте партизан, чтобы не шлёпнуться плашмя, успевал кое-как сгруппироваться. Ну, а если нетто нет
Каботажка
У каботажной пристани швартовались суда, которые не выходили в открытое море, а сновали по бухте, если повезётпереплывали с одной стороны города на другую. Наверное, этим судёнышкам снились по ночам и сказочные острова, и киты, и пиратские флаги, и отважные капитаны, которые смело ведут их через рифы Но они в своей негромкой жизни так и не увидят ничего, кроме нашей работящей бухты. Так бывает у женщин, которые говорят о себе: «Высоко взлетала, да низко села» А наши катерки даже и не взлетали
Около них вкусно пахло мазутом, сочно ругались пьющие матросы в наколках, бились о причал жирные волны, оставляя радужные следы, а рядом на площадках разгружались тюки или стройматериалы.
Однажды сгрузили песок, целые горы раскалённого песка. Ползти наверх сложноруке сначала горячо, а потом топко, ползёшь-ползёшь, карабкаешься-карабкаешься-карабкаешься, а вниз летишь, кувыркаясь и замирая от восторга, считанные секунды. Потом это продолжается всю жизнь: долго-долго лезешь-лезешь, карабкаешься-карабкаешься ради нескольких секунд счастья
Земляные снежки
Рядом с Домом-на-Набережной было свободное пространство. Пока на нём не разбили клумбы, мы с мальчиком Аликом мечтали построить на этом месте землянку и жить в ней. Хотя бы днём. Но начать строительство мы не успели.
Привезли сырую землю и высыпали её одинаковыми земляными кучами. Гарик и Серый предложили поиграть в земляные снежки. Мы с Аликом сидели в яме и обороняли её, а Гарик и Серый атаковали нас. Они подходили к нам с разных сторон и бросали в нас комья земли, а мыв них. Когда мне сильно доставалось, я сносил это молча, а Алик вопил: «Ай-ай-ай!..»
В этот день Алик сам себя перекрестил. Его стали называтьАйайай. И во дворе, и в школе. Скоро никто и припомнить не мог настоящее имя Алика. Даже его развесёлая мамочка кричала из окна: «Айайай! Домой!»
А вот откуда взялось это липучее прозвище, знали немногие: Гарик, Серый и я.
На земле у моря
Как хорошо, что у нас не было компьютеров!..
Мы строили на берегу замки из песка, воздвигали из камней пирамиды, выгоняли из укрытий крабов, ловили бычков, стоя по колено в море. На Набережной мы разоряли девчоночьи секреты, строили бассейны для головастиков, кидали плоские свинцовые блины, которые называли битами, искали в земле, привезённой с Малой земли, порошинки. А можно выгнать из норки паука. Найти на клумбе его нору и долго тыкать в неё тонкой палочкой. В конце концов, паук не выдерживает и убегает. Он в одну сторону, тыдругую. Страшно!
Вернувшись к морю, можно было кидать камникто дальше. А можно эти камушки обтачивать. Зачем бросать камень в море? Это не по-хозяйски. Куда лучше превращать его в произведение искусства. Для этого нужно долго бежать вдоль парапета, крепко прижимая к нему выбранный камень. На парапете остаётся белая линия, а поверхность камня постепенно становится гладкой-гладкой. Так можно обточить камень со всех сторон. Чем меньше становится камушек, тем сложнее его обтачивать, он может выскользнуть и упасть вниз. Ищи его потом среди камней необточенных
Зато, когда работа окончена, когда все шесть граней гладко отполированы, простой камень переходит в разряд произведений искусства. В результат набеганного труда. Держать бывший камень, а ныне произведение искусства, в натруженной и исцарапанной рукебольшое счастье. Каждый мальчик, подержавший в руках такое выточенное изделие, неохотно отдавал его владельцу, и начинал сам как заведённый бегать вдоль парапета.
И в жизни, и в игре есть свои невезучие. Сpеди наших подшефных партизан невезучим был мелкий с кличкой Чуня. Он и попадался чаще других. И пытали его дольше: он никого не хотел выдавать, да ещё корчил от боли такие смешные рожицы, что пытать Чуню было одно удовольствие. И медуза Чуне попадалась жирнее других. Аж с зеленоватым отливом внутри. И заключительный удар по тощей Чуниной заднице получался у Боцмана особенно сильным и сочным. А ещё бедолага не успевал сгруппироваться. И скоро на животе и на груди у него пpоступили большие красные пятна.