Я была чудом в том смысле, что могла бы вытащить ее из этой жизни и перенести в другую, которая куда больше пришлась бы ей по душе. Этого так и не произошло, но не значит, что не могло произойти. Я получила жестокий урокнужно видеть, нужно понимать, чем ты сейчас обладаешьв буквальном смысле слова, держишь в руках. Мы всегда думаем, что вещь, нужная для того, чтобы все изменить, чудо, находится где-то там, далеко, но очень часто оно как раз рядом с нами. А иногда чудо находится в нас. В нас самих.
Она любила библейские истории о чудесах, наподобие чуда с пятью хлебами и двумя рыбамивозможно, потому, что у нас никогда не было достаточно еды, и это было чудо ощутимое, связывавшее Иисуса с физическим миром.
А мне особенно нравилась история про Великана Аллилуйюв нем было восемь футов роста, и благодаря молитвам верующих он сократился до шести.
И еще были истории о появлении из ниоткуда мешков с углем или лишнего фунта в вашем кошельке в тот самый момент, когда они вам до зарезу были нужны.
А вот истории о воскрешении из мертвых она не жаловала. И всегда говорила, что если она умрет, то чтоб мы не смели молиться и просить вернуть ее назад.
Свои похоронные деньги она зашила в занавескупо крайней мере, они там были, пока я их не стащила. Когда я распорола подворот, там нашлась написанная ее рукой запискаона так гордилась своим почеркоми в ней было сказано: "Не плачьте, Джек и Джанетт. Вы знаете, где я теперь".
Я тогда расплакалась. Почему мы измеряем любовь утратой?
Глава 4
Беда с книгами в том...
В нашем доме было всего шесть книг.
Одной была Библия, две другихкомментарии к ней. В маме погиб писатель памфлетов, поэтому она твердо знала, что крамола и противоречия распространяются с помощью печатной продукции. Наш дом жил не по светским законам, и мама была убеждена, что внешний суетный мир не должен на меня влиять.
Я спрашивала у нее, почему нам нельзя заводить книги, и она отвечала: "Вся беда с книгами в том, что ты в жизни не поймешь, что в них... пока не станет слишком поздно".
"Для чего поздно?"думала я про себя.
Я начала читать книги тайкомпо-другому никак не получалосьи всякий раз, когда я раскрывала страницы, то задавалась вопросом, будет ли это тот самый раз, когда станет слишком поздно, и последний глоток преобразит меня навсегда, словно питье из Алисиной бутылочки, или волшебное зелье доктора Джекила и мистера Хайда, или таинственная жидкость, навек связавшая судьбы Тристана и Изольды.
В мифах, легендах, сказках и во всех производных от них историях как форма, так и размер являются приблизительными и могут быть изменены. Это касается формы и размера сердца, в котором возлюбленный может стать презираемым, либо наоборотненавистный сделаться любимым. Поглядите, что происходит в шекспировском "Сне в летнюю ночь", когда Пак закапывает волшебное зелье в глаза Лизандру и тем самым превращает его из беспринципного бабника в преданного супруга. В шекспировском мире магическое зелье изменяет не объект желанияженщины какими были, такими и остаютсяа вот мужчина принужден увидеть их другими глазами.
В той же пьесе Титания кратковременно влюбляется в мужлана-ткача с ослиной головой на плечахзабавный результат использования оборотного зелья, и это ставит под сомнение саму реальность: а действительно ли мы видим то, что полагаем, что мы видим? Вправду ли любим то, что как мы верим, мы любим?
Расти всегда трудно. Странным образом, даже когда мы прекращаем расти физически, нам приходится продолжать расти эмоционально, и это одновременно и расширение, и сжатие, поскольку некоторые аспекты нашей личности развиваются, а некоторым нужно дать возможность исчезнуть... Косность никогда не срабатываетиначе в итоге окажется, что мы неподходящего размера для собственного мира.
Раньше я гневалась так, что гнев мой мог заполнить собой любой дом. Я ощущала такую безнадегу, словно Мальчик-с-пальчик, который вынужден был прятаться под стулом, чтобы его не затоптали.
Помните, как Синдбад одурачил джинна? Синдбад открывает бутылку, и оттуда вылетает джинн ростом в триста футов, который грозится убить его на месте. И тогда Синдбад, пользуясь его тщеславием, заключает пари, что джинн не сможет влезть обратно в бутылку. А как только тот это проделывает, Синдбад затыкает бутылку пробкой, и джинн остается в заточении до тех пор, пока не научится хорошим манерам.
Юнг, в отличие от Фрейда, любил сказки за то, что они рассказывают о природе человека. Иногда, даже частоо той нашей части, которая одновременно и переменчива, и сильнао растущем, клубящемся гневе, который может погубить и нас, и не только нас, который угрожает разрушить все вокруг. Мы не можем вступать в переговоры с этой мощной, но неистовой частью самих себя до тех пор, пока не обучим ее хорошим манерамчто означает загнать ее обратно в бутылку и показать, кто здесь на самом деле у руля. И это не означает подавить, это означает отыскать вместилище. В психотерапии врач служит вместилищем для того, что мы не осмеливались выпустить наружу, потому что это очень страшно или же для того, что вырывается наружу слишком часто и превращает нашу жизнь в руины.
Сказки учат нас тому, что такой вещи, как стандартный размер, не существуетэто иллюзия жизни в объятиях машин, иллюзия, с которой фермеры до сих пор сражаются, пытаясь поставить в супермаркеты унифицированного вида овощи... нет, размерштука точная, и в то же время подверженная изменениям.
Легенды о богах, являвшихся в человеческом обличьевтиснувшихся в него, и из-за этого частично утратившими божественную мощьэто еще и рассказы о том, что нельзя судить по внешности, что вещи не такие, какими кажутся.
Мне кажется, что быть правильного размера по отношению к своему миру и осознавать, что и вы, и ваш мир никоим образом не фиксированные величиныэто ценный ключ к пониманию того, как следует жить.
Миссис Уинтерсон была слишком большой для собственного мира, но с угрюмым остервенением и неловкостью втискивалась под его низкие потолки, время от времени взрываясьи возвышаясь над нами во все свои три сотни футов. А затемпоскольку это было бессмысленно, никому не нужно и разрушительнону, или так казалосьона снова поверженно съеживалась к прежнему состоянию.
Я небольшого роста, поэтому люблю истории о малышах и слабакахно только те, в которых размеры не противопоставляется друг другу напрямую. Вспомните, например, сказку "Джек и бобовый стебель"вроде бы о глупом, большом уродливом великане и хитром малыше Джеке, который умеет быстро бегать. Ну хорошо, зато в этой сказке есть непостоянный элементбобовый стебель, выросший из боба в гигантское древоподобное нечто, по которому Джек вскарабкался и отыскал замок. Это мост между мирами, непредсказуемый и удивительный. А позже, когда великан гонится за Джеком и пытается спуститься по нему, бобовый стебель нужно срубить без промедления.
И это приводит меня к мысли, что стремление к счастью, которое мы с равным успехом можем именовать жизнью, наполнено удивительными, мимомолетными возможностямимы оказываемся там, куда и думать не могли добраться, путешествие оказывается неожиданно выгодным, но мы не можем оставаться там, это не наш мир, и мы не должны допустить, чтобы этот мир столкнулся с тем, в котором мы можем обитать. Бобовый стебель нужно, должно срубить. Но значимые богатства из "того мира" можно пронести в наш, в точности так же, как Джек проделал с волшебной арфой и гусыней, несущей золотые яйца. И все эти "приобретения" подстроятся под наши форму и размерв точности так же, как крохотные принцессы и принцы-лягушки принимают свою истинную форму, необходимую для того, чтобы жить здесь, с нами.
[В европейской традиции в сказке в облике лягушки скрывается заколдованный принц, спасти которого может принцессав современных версиях с помощью поцелуя, в оригиналешвырнув о стену, а то и казнив. Классический пример"Сказка о Короле-лягушонке" братьев Гримм.]
Так что размер имеет значение.
В своем романе "Какого пола вишня" (1989) я вывела образ, который назвала Женщина-собака; это великанша, что живет на реке Темзе. Она испытывает страдания, потому что слишком огромна для своего мира. И это еще одно прочтение образа моей матери.