the quick and the deadфраза из Послания Тимофею: "Итак заклинаю тебя пред Богом и Господом нашим Иисусом Христом, Который будет судить живых и мертвых в явление Его и Царствие Его".]
В шестидесятых годах многие мужчиныименно мужчины, не женщиныпосещали вечернюю школу при Мужском рабочем институте или Институте механикиеще одна прогрессивная инициатива, зародившаяся в Манчестере. Идея "улучшения себя" тогда не рассматривалась как занятие для элиты; точно так же не считалось, что все ценности относительны и что все культурные проявления более или менее одинаковы, будь то ужастики студии "Хаммер фильм" или Шекспир.
На занятиях в вечерних школах Шекспира изучали часто, и ни один человек ни разу не пожаловался, что ему сложно понимать язык. Да и с чего бы это? Ничего сложногоэто был язык Библии 1611 года. Библия короля Якова появилась в том же году, что и первая разрекламированная постановка шекспировской "Бури". И в этом же году Шекспир написал "Зимнюю сказку".
[Библия короля Якова (англ. King James Version, KJV)перевод Библии на английский язык, выполненный под патронажем короля Англии Якова I и выпущенный в 1611 году. Вплоть до настоящего времени Библия короля Якова носила статус утвержденного, "авторизованного" королём перевода. Эта Библия является одной из последних книг, в которой употребляется английское слово "thou" ("ты"). В современном английском языке это местоимение употребляется только при обращении к Богу, в театральных постановках оригинальных произведений средневековых авторов (особенно это касается Шекспира), в некоторых традиционных церемониях, восходящих к Средним векам, и в некоторых местных диалектах.
"Буря" (англ. The Tempest)пьеса Уильяма Шекспира, традиционно считается одной из последних в его творчестве. По жанру это "трагикомедия"пьеса с трагическими перипетиями, но счастливым концом. Долгое время она не относилась к числу популярных шекспировских пьес, н начиная со второй половины XIX в. слава "Бури" стала расти, и её начали относить к величайшим созданиям шекспировского гения, считать своего рода художественным завещанием Шекспира.
"Зимняя сказка" (англ. The Winter's Tale)поздняя пьеса Уильяма Шекспира. Была впервые издана в 1623 году в составе Первого фолио как комедия. Позднее её жанр был определен как трагикомедия, поскольку в пьесе содержится трагический конфликт.]
Эта полезная преемственность поколений была разрушена благими намерениями хорошо образованных чиновников, которые не подумали о последствиях внедрения в массовую культуру современного перевода Библии с выхолощенным языком. Результатом стало то, что необразованные мужчины и женщины, вроде моего отца, и дети вроде меня в обычных школах утратили ежедневную связь с четырьмя веками истории английского языка.
Я знала много людей старшего возраста из поколения моих родителей, которые с легкостью, не путаясь и не перевирая, сыпали цитатами из Шекспира, Библии, а иногда даже произносили строки поэтов-метафизиков, вроде Джона Донна, хоть и были не в курсе их источника.
[Джон Донн (15721631)английский поэт и проповедник, настоятель лондонского собора Святого Павла, крупнейший представитель литературы английского барокко ("метафизическая школа"). Автор ряда любовных стихов, элегий, сонетов, эпиграмм, а также религиозных проповедей. С переводов Донна на русский язык начал свою литературную карьеру нобелевский лауреат Иосиф Бродский]
Моя мать, будучи от природы пессимисткой, любила встречать каждую новость, любое бедствие или удачу фразой "не спрашивай, по ком звонит колокол..." Произносила она ее весьма подходящим замогильным тоном. Поскольку в евангельских церквях никаких колоколов нет, я и понятия не имела, что здесь речь идет о смертидо тех самых пор, пока не оказалась в Оксфорде и не обнаружила, что это искаженный отрывок из проповеди Джона Донна, тот самый, что начинается словами "Нет человека, который был бы как остров, сам по себе..." и заканчивается: "а потому никогда не посылай узнать, по ком звонит колокол..."
[No man is an island, entire of itself; every man is a piece of the continent, a part of the main. If a clod be washed away by the sea, Europe is the less, as well as if a promontory were, as well as if a manor of thy friend's or of thine own were. Any man's death diminishes me because I am involved in mankind; and therefore never send to know for whom the bell tolls; it tolls for thee.
Нет человека, который был бы как остров, сам по себе, каждый человек есть часть материка, часть суши; и если волной снесёт в море береговой утёс, меньше станет Европа, и так же, если смоет край мыса или разрушит замок твой или друга твоего; смерть каждого человека умаляет и меня, ибо я един со всем человечеством, а потому не спрашивай, по ком звонит колокол: он звонит по тебе.]
Однажды папа выиграл в лотерею на работе и вернулся домой, очень довольный собой. Мама спросила, какой же приз ему достался?
"Пятьдесят фунтов и две коробки "Вэгон вилз". (Это были большущие, паршивые шоколадные печенья с фургоном и ковбоем на обертке).
Мама ничего не ответила, так что отец поднажал: "Это же здорово. Конни, разве ты не рада?"
И она изрекла: "Не спрашивай, по ком звонит колокол..."
Так что мы не спрашивали.
У нее были любимые цитаты. Когда у нас взорвалась газовая плита, пришедший мастер сказал, что ему не нравится, как она выглядит, что было неудивительно, поскольку и сама плита, и стена за ней были черного цвета. Миссис Уинтерсон ответила:
"...то грех пред небом,
грех пред умершим,
грех перед природой..."
Ну какая газовая плита такое вынесет?
Ей нравилась эта фраза, и она не раз использовала ее по отношению ко мне; когда какой-нибудь досужий доброжелатель спрашивал, как я поживаю, миссис W опускала взгляд и вздыхала: "Она есть грех пред небом, грех пред умершим, грех перед природой".
На меня это действовало еще хуже, чем на газовую плиту. Меня особенно беспокоила та часть, где говорилось об "умершем"я задавалась вопросом, какого же почившего невезучего родственника я так обидела.
Позже я выяснила, что это были строки из "Гамлета".
Когда возникала ситуация, требующая нелестного сравнения, и моя мать, и все вокруг использовали расхожую фразу: "Похож, как дикое яблоко на садовое".
Это фраза Шута из "Короля Лира", хоть и произносилась она на северный манер. Я думаю, отчасти так выходило потому, что традиции рабочего классаэто устные традиции, а не книжные. Но богатство языка закладывается, когда мы в школе впитываем классические произведениявсе учили их наизустьи творческим его использованием для того, чтобы рассказать хорошую историю. Мысленно я возвращаюсь назад и понимаю, что наш словарный запас не был маленьким. А еще мы любили образы.
До наступления восьмидесятых визуальная культура, телевизионная культура, массовая культура не оказывали особого влияния на северную часть страны, и там сохранялись особенный диалект и оригинальная местная культура. Я уехала в 1979-м, и времена эти не сильно отличались от 1959-го. Но в 1990-м, когда мы вернулись с командой BBC, чтобы снимать фильм по "Апельсинам", все полностью изменилось.
Для тех, кого я знала, книги были редкостью, а истории были повсюду, и умение их рассказывать ценилось крайне высоко. Даже обычный обмен репликами в автобусе неминуемо обрастал сюжетом.
- Денег у них нету, так что поехали они справлять медовый месяц аж в Моркам.
- Вот позорище! Чего в этом Моркаме делать? Нечего. Разве что искупнуться разок.
- Мне их прям жалко.
- А то! Но им еще свезлоу них медового месяца всего неделя, а я вот знаю одну женщину, так она всю свою замужнюю жизнь в Моркаме прожила!
Не спрашивай, по ком звонит колокол.
Моя мать тоже рассказывала историио том, как они жили во время войны, и о том, как она играла на аккордеоне в бомбоубежище, и от этого все крысы разбежались и больше не возвращались. Очевидно, крысам нравилось звучание скрипок и пианино, но они терпеть не могли аккордеон...
И о том, как она шила парашюты... все девушки воровали шелк, чтобы сшить из него одежду.
И о том, как славно она однажды заживет, когда у нее будет отдельный особняки никаких соседей. Все, чего она хотела от этой жизниэто чтобы все оставили ее в покое. А когда я это сделала, она меня так и не простила.
Она любила истории о чудесах, может быть, потому что ее жизнь была так же далека от чуда, как Юпитер от Земли. Она верила в чудеса, несмотря на то, что ни одного ей так и не досталосьну, может быть, одно как раз и досталось, но им оказалась я, а она не знала, что чудеса часто приходят тайно.