Текстильный бум в самом начале девятнадцатого века засосал все окрестные деревеньки и близлежащие поселения в одну огромную машину по производству прибылей. До первой мировой войны 65 процентов мирового объема хлопка перерабатывалось в Манчестере. Его называли Столицей хлопка.
Только представьте себе огромные освещенные газовыми лампами заводы, машины, приводимые в действие силой параи между ними втиснуты кучки пристроенных друг к другу многоквартирных домов. Грязь, дым, вонь красителей и аммиака, серы и угля. Звон монет, непрестанное движение днем и ночью, оглушающий шум ткацких станков, поездов, трамваев, грохот телег по булыжнику, бьющая наружу беспощадность человеческой жизни, ад гномьего царства и триумфальное шествие труда и целеустремленности.
Все, кто оказывался в Манчестере, восхищались им и одновременно приходили в ужас. Чарльз Диккенс использовал его как прототип для своего романа "Тяжелые времена"; здесь бывали и лучшие, и худшие временавсе достижения техники и страшная цена, которую за них платили люди.
Мужчины и женщины, плохо одетые, измученные, пьяные и хилые, отрабатывали двенадцатичасовые смены по шесть дней в неделю, глохли, гробили свои легкие, не видели белого света, приводили с собой детей, и те ползали под ужасно грохочущими ткацкими станками, подбирая очесы хлопка, подметая, теряя кисти рук, руки, ногималыши, слабенькие дети, неученые и часто нежеланные. Женщины работали так же тяжко, как и мужчины, но на них еще и сваливались дела по хозяйству.
"Повсюду снуют дети и женщины, оборванные и такие же грязные, как свиньи, которые тут же валяются в кучах мусора и лужах... улицы в рытвинах и ухабах, большей частью немощёные и без сточных канав... стоячие повсюду лужи... темный дым от целой дюжины фабричных труб... среди этой невообразимой грязи и вони..."
Энгельс, "Положение рабочего класса в Англии" (1844)
Неприкрытость манчестерской жизни, где ничего нельзя было спрятать из виду, где успех и позор новой, не поддающейся управлению реальности был повсюду, швырнул город в объятия радикализма, и это в долгосрочной перспективе сыграло даже более значимую роль, чем процветавшая в нем торговля хлопком.
Манчестер был деятельным. Семейство Панкхерст устало от ни к чему не ведущих разговоров об избирательном праве и в 1903-м вышло на путь сопротивления, организовав Женский социально-политический союз.
[Эммелин Панкхёрст (18581928)уроженка Манчестера, британская общественная и политическая деятельница, борец за права женщин, лидер британского движения суфражисток, сыграла важную роль в борьбе за избирательные права женщин.
Панкхёрст активно способствовала светской деятельности женщин, и в 1889 году вместе с мужем основала Лигу за избирательные права женщин. Когда организация распалась, Эммелин попыталась войти в ряды левой Независимой лейбористской партии, однако получила отказ "ввиду половой принадлежности заявителя". В 1903 году, уже после смерти мужа, Панкхёрст основала Женский социально-политический союз, активистскую организацию, ведущую борьбу за предоставление женщинам избирательных прав, девизом которой было "не словом, а делом".
В 1999 году журнал "Тайм" включил Панкхёрст в число ста самых выдающихся людей ХХ века, отметив: "Она создала образ женщины нашего времени, перенеся общество в новое измерение, откуда нет возврата".]
Первый съезд Британских профсоюзных организаций был проведен в Манчестере в 1868-м. И его целью было достижение перемен, а не разговоры о переменах.
Двадцатью годами ранее, в 1848-м, Карл Маркс опубликовал "Манифест коммунистической партии"большую его часть он написал в Манчестере совместно со своим другом Фридрихом Энгельсом. Город, не оставляющий времени на размышления, город, захваченный жаждой деятельности, превратил их из теоретиков в активистов, и Маркс хотел обратить эту безграничную дьявольскую энергию на достижение благих целей
В Манчестере Энгельс работал на предприятии своего отца, и именно там он открыл для себя жестокую реальность жизни рабочего класса. "Положение рабочего класса в Англии" до сих пор стоит прочестьпугающий, приводящий в ужас отчет о том, чем обернулась промышленная революция для простых людей; о том, что произошло, когда люди стали смотреть друг друга "только как на объект для использования".
То место, где ты родилсяте обстоятельства, в которых ты родился, история места и то, как эта история переплетается с твоей собственной, определяет, кто ты есть, что бы ни вещали адепты глобализации. Моя родная мать работала у станка на заводе. Мой приемный отец сначала был дорожным рабочим, потом посменно выгружал уголь на электростанции. Он отрабатывал десятичасовые смены, по возможности оставался работать сверхурочно, экономил на автобусных билетах и каждый день проезжал на велосипеде по шесть миль в один конец. При этом мясо у нас на столе бывало всего два раза в неделю, а у отца никогда не хватало денег на что-нибудь более волшебное, чем раз в год вывезти семью на море.
Он был не лучше и не хуже всех, кто нас окружал. Мы были рабочим классом. Толпой у заводских ворот.
Я не хотела принадлежать этой клубящейся массе пролетариата. Я хотела работать, но не так, как отец. Я не хотела исчезнуть. Я не хотела родиться и умереть в том же самом месте, и чтобы всего лишь неделя на морском побережье разделяла эти события. Я мечтала о побегено если и есть что-то ужасное в индустриализации, так это то, что она делает побег необходимостью. В системе, которая порождает массовость, индивидуализмединственный способ выбраться. Но что тогда станет с общиной... и с обществом?
В бытность свою премьер-министром Маргарет Тэтчер сказала, вполне в духе своего друга Рональда Рейгана, празднуя "Десятилетие Я" 80-х: "Общества, как такового, не существует"
["Десятилетие "Я" и Третье Великое пробуждение"знаменитое эссе американского журналиста и писателя Тома Вулфа, давшее название декаде 70-х. Термин "Десятилетие Я" описывает новый подход, новое отношение к жизни, проявившееся в американском обществе в 70-е годытеорию индивидуализма, возникшую в противовес коммунитаризмубытовавшему в прежние годы убеждению, что общество формирует каждого человека, и рассматривать индивида автономно от общества нельзя.
Полная цитата Маргарет Тэтчер звучит так: "Общества как такового не существует: есть только мужчины и женщины, и ещё есть семьи".]
Но когда я росла, мне на все это было наплеватьвсе равно я ничего в этом не понимала.
Я просто хотела выбраться.
Моя биологическая мать, как мне рассказывали, была маленькой рыженькой девчонкой из района ткацких фабрик в Ланкашире, которая в свои семнадцать произвела меня на свет с легкостью, будто кошка.
Она была родом из деревушки Блейкли, той самой, где было сделано свадебное платье для королевы Виктории, хотя к тому времени, когда родилась моя мать и я сама, Блейкли уже не был деревней. Деревня вынужденно становится городомвот она, история индустриализации, и в этом есть свое отчаяние, и волнение, и жестокость, и поэзияи все эти вещи живут во мне.
Когда родилась я, ткацкие фабрики уже ушли в прошлое, но вот длинные низкие террасы домов стояли на местевременами каменные, временами кирпичные, под крышами из сланцевой черепицы с пологими скатами. Если у вас крыша крыта сланцевой черепицей, у нее должен быть скат не больше 33 градусовс каменной же черепицей вы должны выдержать угол в 45 градусов, а то и все 54. Пейзаж полностью определялся тем, какие материалы были у вас под рукой. Более крутые крыши с каменной черепицей заставляли дождевую воду течь медленнее, проводя ее по подъемам и углублениям камня. А сланец был более быстрым и плоским, и если такая крыша была слишком крутой, вода обрушивалась с нее в водосточные желоба сплошной стеной. Поток замедляется на плоскости.
Типичные плоские серые крыши в северных рабочих районах не зря выглядят так несимпатичнокак и промышленные здания, эти дома строились с утилитарными целями. Вы к ним привыкаете, вы тяжко трудитесь и даже не пытаетесь предаться красивым мечтаниям и не пытаетесь обустроить лучшую жизнь на этих мощеных щербатым камнем полах, в этих малоформатных комнатушках, на этих унылых задворках.