Почему в белом, а не в зеленом, не в коричневом? Да потому, что был июнь. Волга, молодость. Потому, что Лариса умела любить жизнь между двумя боями. Потому, что холодящая сладость риска была ей мидее.
В 19141916 годы Лариса Рейснерстудентка Психоневрологического института. После штурма Зимнего ей была поручена охрана историко-культурных ценностей дворца. Весной 1918 года вступила в коммунистическую партию. В июле 1918 года была назначена комиссаром генштаба Волжско-Камской (затем Волжско-Каспийской) флотилии.
Мужеподобного в ней не было ни капли: она со вкусом одевалась, отлично танцевала. Но большевизм плюс сексуальность были невыносимы.
В короткой шубке или в шуршащем кожаном пальто, с коньками или теннисной ракеткой в руке, она была хороша, молода, собиралась жить и жить, совершить поездку по Кавказу, Закавказью и Ирану, поехать в Париж..
Она хотела многого
Представляет интерес единственная в своем роде анкета, на которую Рейснер ответила по просьбе одного из друзей. Вместе со всем архивом она хранится в отделе рукописей Государственной библиотеки имени В. И. Ленина.
«Вопрос. Где бы вы предпочли жить?
Ответ. Никогда не жить на месте. Лучше всего на ковре-самолете.
Вопрос. Ваши любимые композиторы?
Ответ. Очень люблю плохую музыку. Шарманки, бродячие оркестры, таперы в кино. Сверх того Бетховена и Скрябина.
Вопрос. Ваше любимое кушанье?
Ответ. Господи, конечно, мороженое, миндаль, жаренный в сахаре, кочерыжка от капусты».
Среди этих ответов есть и серьезные. На вопрос о ее нынешнем душевном состоянии Рейснер отвечает: «Разрушилось, и все-таки думаю, что обломков моих хватит на новое» Она действительно была наделена поразительной способностью к возрождению из огня, наподобие сказочной птицы феникс.
Рейснер была замужем за Федором Раскольниковым (настоящая фамилия Ильин). В 19191920 гг. он командовал Волжско-Каспийской военной флотилией, в 19201921 гг. командовал Балтийским флотом, в 19211923полпред в Афганистане. Лариса Рейснер везде была с ним. Но в старых книгах о Ларисе Рейснер нет ни слова о ее любимом муже. Как нет его и в словарях и справочниках, вышедших до 1990 года. Почему? Раскольников написал знаменитое письмо Сталину, обвиняя его в массовых репрессиях. Ввиду угрозы ареста остался за рубежом. Был заочно исключен из партии, лишен советского гражданства, объявлен «врагом народа». Реабилитирован посмертно. Поэтому во всех советских книгах его жена выступает в качестве незамужней девушки.
«Комсомольская правда» опубликовала одно из писем Ларисы Рейснер к родителям, открыто назидая молодым: учитесь ценить, понимать и почитать старших.
Действительно, отношение Рейснер к отцу и матери удивительно. Ее письма к родителям могут составить отдельную книгу. Но и родители не оставались в долгу.
Отец, мать, которые, по словам Ларисы, нередко ложатся грузом на всякое движение, «на всякий прыжок вдаль», были ее первыми учителями, главными вдохновителями. Еще в 1915 году профессор Петербургского психоневрологического института Михаил Андреевич Рейснер на свои скудные средства начал издавать резко оппозиционный журнал «Рудин», направленный против угара шовинизма, против ренегатов революции.
В незаконченной автобиографической повести Лариса Рейснер так передает разговор двух героев, в которых легко угадываются ее отец и мать:
« Мы будем первыми, которые нарушат ужасающую тишину Почему не доставить себе этой последней радости и не крикнуть королю, что он голый?
А дети?
Дети с нами».
Журнал «Рудин» просуществовал очень недолго, исчерпав все средства семьи Рейснер и вогнав ее в долги. Но для двадцатилетней Ларисы, делившей с отцом все тяготы по выпуску журнала, это была школа журналистики.
Памфлет на Керенского, вышедший летом 1917 года из-под пера Ларисы Рейснер, не на шутку испугал некоторых ее коллег, но отнюдь не родителей. Она пошла дальше своего отца, жившего в николаевской России с «почетным клеймом отщепенца, одиночки, чужака». Но пошла с его благословения. Ненадолго выбравшись на фронтк дочери, политкомиссару Волжско-Камской флотилии, Екатерина Александровна Рейснер нашла в себе мужество написать домой: «У нее хороший период Sturm und Drang, если выживет, будет для души много, и авось творчество оживет, напившись этих неслыханных переживаний» Родители-единомышленники! Всегда желаемая, но не всегда достигаемая гармония, которая тут была достигнута!
Вот почему в ее письмах родителям, где столько личного, шаловливого, почти всегда врываются торжественные слова присяги жизни, революции, избранному пути:
«Мои родители, мой отец и мать, мой очаг, мое творчество, если б вы знали, с какими нежными слезами я о вас сейчас думаю»
«Помнишь, мама, чайку перед миноносцем в боюона все со мной, пролетает, белая, над пропастями. О жизнь, благословенная и великая, превыше всего зашумит над головой кипящий вал революции. Нет лучшей жизни»
«Па, слово моей лени, никто не поверит, буду учиться, давать отчеты, прирастать к чужому народу и его истории (письма из Германии. Г. К) и писатьне под давлением денежной необходимости, но по строгим велениям своей литературной совести»
«Я так ясно и весело предчувствую, сколько мы еще с вами вместе наделаем!.. Ведь мы не какой-нибудь, а восемнадцатый год».
«Очень иногда без Вас и милой единственной России скучаю»
Москва. Лето 1918 года. В гостинице «Красный флот» та походная обстановка, которая предшествует отправлению на фронт. К Ларисе Рейснер пришел молодой поэт, знакомый по «Рудину», по предреволюционным литературным кружкам.
Чувствуя себя очень уверенно среди этого бивуака, Лариса встретила слегка растерянного поэта весьма скептически. В руках она держала газету «Вечерний час» с любовными стихами незадачливого гостя.
«Мы встретились на лестнице с прелестницей моей», насмешливо процитировала она. В последний раз встретились, я надеюсь? Скоро мы эти «Вечерние часы» закроем. И не стыдно вам писать такие стишки?
В комнату вошел матрос.
Познакомьтесь, это товарищ Железняков. Тот самый, который сказал: «Караул устал». И разогнал «Учредилку»
Этот эпизод рассказывает в своих воспоминаниях писатель Лев Никулин, автор «прелестницы». Рейснер тогда жила интересами матросов и партии, в которую недавно вступила, уже говорила «мы»местоимение, которое чаще других встречается в ее книгах.
Отправление Рейснер на фронт предваряли многие события. Летом и осенью 1917 года она работала в Петроградской межклубной комиссии, в Комиссии по делам искусств при исполкоме Совета рабочих и солдатских депутатов. Охрана музейных ценностей
Эмигрантские газеты в Берлине, Париже, Шанхае писали о полном разграблении большевиками Зимнего. И даже Джон Рид в книге «Десять дней, которые потрясли мир» писал: «Те, кому на протяжении последних нескольких дней разрешалось беспрепятственно бродить по его (Зимнего. Г. К) комнатам, крали и уносили с собой столовое серебро, часы, постельные принадлежности, зеркала, фарфоровые вазы и камни средней величины».
Из воззвания Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов к гражданам России, 1917 г.: «ГРАЖДАНЕ!
Старые хозяева ушли, после них осталось огромное наследство.
Теперь оно принадлежит народу.
Берегите это наследство.
Берегите картины, статуи, зданиявоплощение духовной силы вашей и предков ваших
Не трогайте ни одного камня, охраняйте памятники, старинные вещи, документыэто ваша история, ваша гордость.
Помните, что всё это почва, на которой вырастет наше новое народное искусство!»
А вот документы, относящиеся к осени 1918 года.
19 сентября.
Документ о запрещении вывоза и продажи за границу предметов особого художественного значения.
«Воспретить вывоз из всех мест республики и продажу за границу, кем бы то ни было, предметов искусства и старины без разрешений, выдаваемых Коллегией по делам музеев и охране памятников искусства и старины в Петрограде и Москве при комиссариате народного просвещения или органом, Коллегией на то уполномоченным.
Комиссариат по внешней торговле может давать разрешение на вывоз за границу памятников старины и художественных произведений только после предварительного заключения и разрешения Комиссариата народного просвещения».