Так ты и есть Артур. Уже наслышан от супруги, сказал он и быстрее, чем растерянный молодой человек сообразил, что тут мизинец не протянешь для символического рукопожатия, сам уверенно перехватил руку Артура, положив свою на гипс там, где должно было быть запястье. Не волнуйся, прорвемся как-нибудь.
Спасибо, сказал Артур, все же пожалев, что не взял с собой удочку, но рука Маши, сжавшая ладонь, все же сработала успокаивающе. Только погладив его руку и дождавшись, пока он расслабится, она, прошептав ему на ухо пару добрых слов, поспешила к матери, застывшей в центре беседки с ангелами. Говорят, если стать внутри и загадать желание, оно непременно исполнится.
Подойдя к женщине, Маша коснулась ее руки, а та, открыв глаза, грустно улыбнулась.
«Господи, если ты есть, останови это как можно скорее, иначе зачем ты вообще нужен?» подумала Маша, стараясь улыбаться матери, а потом вывела ее к мужчинам, которые снова говорили о политике.
Он пугал нас девяностыми, вот он и устроил девяностые, сурово говорил отец.
Ну уж нет, возражал его друг. Это не девяностые, потому что в девяностые ничего не было, но я не боялся отпустить жену из дома, чтобы она купила хлеба. Так что это не девяностые, это террор.
Геноцид нации еще со времен коронавируса, согласилась с мужчиной жена.
Ой, не напоминайте мне про корону! воскликнула мама Маши и Кирилла. Сначала лицемерный парад, потом вот это Да дым был даже у нас, и зарево было на весь Минск, а они даже говорить не хочу.
Я девятого просто плакала, призналась женщина совсем другого поколения.
А я долго поверить не могла, что все это правда. И восемьдесят процентов, и взрывы в городе.
Нас хотели запугать, сказал Артур, глядя на толпу, шагающую по другую сторону реки, вдоль дороги. Бесконечную толпу.
На тему силовиков и победы на выборах уже даже анекдот есть, не слышали? спросил отец Кирилла и, осознав, что никто не знает о чем речь, рассказал: Вяжет ОМОН мужика, а тот орет: «Не трогайте меня, парни, я за Лукашенко голосовал!» А они все равно его бьют, приговаривая: «Не ври, никто за него не голосовал».
Не смешно, сказал Артур, но все равно хохотнул.
Да, по-моему, все шутки уже не смешные, согласился мужчина, хоть и улыбался совсем недавно, а потом махнул рукой на все это. Мы тут еще побудем и домойвсе же слишком жарко.
Конечно, соглашалась Маша и крепко обнимала отца за то, что не убеждал уезжать, а даже по-своему соглашается. Спасибо, что ты с нами.
Да что там, удивился мужчина. Во-первых, я не знаю никого, кто голосовал бы за него, а во-вторых, мы живем в двадцать первом веке, а не в темное средневековье, когда инквизиция в застенках пытала людей, и совершенно не важно, с чем они вышли на улицу.
Так там полемика о том, что нечего выходить.
В своей стране? В своем городе?
Да, и за детьми, дескать, следить надо было.
За теми, которых летом средь белого дня бьют дубинками? Ну уж нет, тот, кто не может защитить свой народ и допускает подобное, не может быть во главе этого народа. Права не имеет!
Нас спасали от захвата власти, не без сарказма возразили ему, цитируя новостные репортажи с госканалов.
Кем? ОМОНом? Или кто тут по городу ходил? Зачем нам в стране вообще столько силовиков? Чем они все занимаются?
Тише, не заводись, попросила Маша отца и снова обняла.
Берегите себя, главное, попросила мама. Не оставляйте друг друга, не бросайте
Я живым ее не отдам, прямо сказал Артур.
Ты так не говори, парень, жизнь важнее всего, попытался возразить ему мужчина, но по взгляду понял, что это бесполезно обсуждать и спор не стал продолжать, просто надеясь, что все бут хорошо.
Мы готовы ко всему, призналась Маша. Постараемся быть на связи, сказала она, обнимая маму.
Давайте пройдемся немного, предложил Артур, когда они неспешно двинулись назад, но к нему внезапно бросилась маленькая девочка лет пяти и дернула за штанину.
Дяденька, возьмите, попросила она, протягивая ему конфету.
Я? удивился Артур.
Да, вы хороший, сказала малышка с белом платьице и улыбнулась.
Ла-а-адно, согласился Артур, принимая конфету.
Спасибо, сказала ему девочка, а ее мама, подбежав, неловко развела руками.
Извините, надеюсь, она вам не мешала, сказала она, подхватывая девочку на руки.
Нет, что вы, все хорошо, явно смущаясь, ответил Артур, но рад при этом был быстрее уйди подальше в сквер.
А я видела, как в цепи солидарности мамы приводили детей, только чтобы заснять, как те раздают конфеты, призналась Маша как-то виновато.
У медали всегда две стороны, спокойно пожал плечами Артур.
И не поспоришь, согласился Кирилл и осторожно придержал Артура за локоть, кивая в сторону одной из компаний.
Там внезапно появился тот самый Дима, сказавший, что стычки с ОМОНомэто весело. Теперь он эмоционально рассказывал собравшимся вокруг о своих приключениях.
И мы, почти кричал он, ходили с омоновцами стенка на стенку! А баррикада? Да мы ее трижды строили, а они ее сносили! Вот так, сцепившись, шли прямо на щиты и пели!
Он хватал какого-то парня под локоть и давай нескладно, неумело петь:
Перемен! Требуют наши сердца
Идем, попросил Артур, отмахнувшись, прошел немного и сказал: На самом деле из сцепки просто сложнее кого-то задержать, а с песней не так страшно стоять против вооруженных людей, но самое главное не в этом, а в том, что они со своими автоматами и дубинками боялись нас, настолько боялись, что избивали, видимо, чтобы решетку все вместе не вынесли. На Окрестина же задержанных явно больше, чем работников было, намного больше
Он сам умолк и отмахнулся от этого разговора, а потом, пройдя мимо ребят под деревом, пошел к реке, на солнце, чтобы постоять и посмотреть на людей и их флаги, потому что есть тут позеры, есть фанатики, но в большинстве своем здесь вокруг белорусы, которые хотели перемен, белорусы, у которых украли выбор.
Все хорошо? спросила у него Маша.
Да, все хорошо
У меня такое чувство, что мы ну что мы уже победили, призналась она.
Переубеждать ее Артур не стал, только едва заметно покачал головой и приобнял, видя, как толпа у стелы снова взревела.
А куда делся Сергей и девчонки? спросил при этом Кирилл, подойдя к ребятам, желая оставить Артура и Машу наедине, хоть и в толпе, главное, что они в зоне видимости и точно не потеряются.
Встретил знакомых и пошел перекурить, ну и заодно в гостиницу заглянуть по делам, пожал плечами Руслан. Валя с Инной пошли с ним.
И как ты Инну отпустил? удивленно спросил Кирилл у Ивана, что все так же лежал, жуя травинку.
Очень просто, ответил он. Она не одна и среди своих.
Ну да, согласился Кирилл и снова осмотрелся, действительно удивляясь, что все эти люди вышли сами, а самое главное почему-то казались родными, своими, такими же как он настоящими белорусами, желающими просто свободы для себя и своей страны. Таким патриотом, как сейчас, я не был еще никогда, признался он.
Не ты один, сказал Иван, сев. Я-то всегда таким был, но девятого я бы не поверил, что вся Беларусь действительно выйдет бороться с обманом.
Но вышла.
Осталось вывести на улицу диванные войска медленного реагирования! сказал Сергей, внезапно прибежав обратно с флагом и рухнув на колени в траву. А то, что они сидят и по клавиатуре долбят, когда вот он бой?
Ты куда девчонок дел? строго спросил Иван.
Каких девчонок? хотел пошутить Сергей, но по взгляду понял, что огребет быстрее, чем наиграется, да и сама шутка в сути своей совсем не смешная, в такое-то время, потому показал на девушек, которые шли со стороны гостиницы, буквально в нескольких метрах. Вон они, идут!
Валя с Инной беседовала, словно они были знакомы очень давно.
Ты мне скажи, спросила Валя, Караник после всего, что он сказал, вообще может, по-твоему, называться врачом?
Нет, коротко ответила Инна, не желая это даже обсуждать. Ей вообще было не ясно, кем надо быть, чтобы принципы гуманности оказывались не очевидны и не первичны, особенно, когда ты врач. Но не будем о нем, попросила она. Вообще не будем обо всех, кто не может поехать и посмотреть на людей в лагере перед Окрестина, а прикрываются какими-то бумажками. Я не хочу даже думать, что живу в стране, где бумажка важнее человеческой жизни. Жизнь бесценна. Это неоспоримо. Точка!