Пока еще живети, как видим, способен произвести фурор: мало какое издание в силах блеснуть большой вещью большого мастера. (Не знаю, кем надо быть, чтобы не угадать, чей псевдонимС. Витицкий; по почерку же видно: действующий чемпион и совладелец мирового рекорда.)
Это и в самом делелитература: в слоге запечатленпропущен через разных персонажейпривлекательный голос, а в голосеобширный ум. Верней, целый тип ума, в наши дни почти не встречающийся: скептический без цинизма. О человеке с таким умом четверть века назад говорили (другие такие же) с уважением и жалостью: всё понимает; это, в сущности, означало: не лоботомирован. Советская власть выработала в некоторых людях особенный, больше нигде в мире не известный образ мыслейнесоветский; эти люди не умели наслаждаться своей горькой свободой в одиночку, втайне;
угощали ею встречного-поперечного, а вообще-то мечтали разделить буквально со всеми; но что-то у них получилось не так Роман С. Витицкого подбивает итог: ресурс такого ума исчерпан; результаты незначительны и ненадежны; срочно требуется интеллект с другой программой, желательноальтруистической; значит, необходимы программисты; где их взять? времени-то нет.
« Времени совершенно нет, сказал сэнсэй с каким-то даже отчаянием. Он откинулся на сиденье, положил руки на колени, но сейчас же снова сгорбился, почти повиснув на ремнях. Совершенно, повторил он. Совершенно нет времени».
Это как раз финал романа, в аккурат самые последние слова.
Только не спрашивайте, кто таков этот персонаж: это загадка, или задача, и каждый читатель должен решить ее сам и по-своему. Есть в романе существо покруче этого сэнсэя, так тот, по-моему, даже не человек, но приходится и с его существованием примириться, как с математическим каким-нибудь допущением; а что вы хотите? фантастика все-таки.
Фабула устроена тоже как полагается: то есть так, чтобы казалось, будто шесть седьмых ее объема скрыты под поверхностью. Нам то и дело намекают, что рассказанные событиятолько отблески некоей предыстории, тщательно засекреченной. Вроде бы все началосьили впервые на памяти наших современников проявилосьпосле войны, в каком-то суперзакрытом медучреждении, работавшем над эликсиром бессмертия для Сталина. Туда свозили подопытных пациентов со всей странылюдей с необычными способностями; на них испытывали разные экзотические вещества и процедуры; а главврачом там был (Тут главная фигура умолчания.) Этот главврач и двое из пациентов участвуют в сюжетев наши дни! через полвека! почти не постарев. Понимайте как хотите, но более всего похоже на то, что мнимый главврач, он же Ангел Смерти, существо в некотором роде неземное, а двое другихвсе-таки люди, но специально отобранные и с переделанной физиологиейкак бы агенты. Один из нихвышеупомянутый сэнсэй (ФИОСтэн Аркадьевич Агре). Миссия его состоит в том, чтобы, обследуя детей человеческих, открывать избранным их предназначение, или главный талант. Проходят десятилетия, и вот к началу романа этот человек окружен доброй сотней пробужденных таким способом вундеркиндов. Это целая школа, или, если угодно, масонская ложаодин за всех, все за одного (благодаря чему и вращается ведущая ось сюжета), и каждый в своей сфере силач невообразимый. Как в сказке (не про храброго ли портняжку?) один не знает (совсем не знает) страха, другой безошибочно различает правду и ложь, третий всё (абсолютно всё) запоминает, четвертый предугадывает (а по ходу текста выясняется, что способен отчасти изменить) будущеени больше ни меньше! Пятый, к большому сожалению, может убить человека взглядом (что и сводит на нет работу четвертого; но в семье не без урода) И так далее. Этоне считая великих физиков, математиков и кардиологов.
Остается неизвестным, с какой целью был сформирован этот передовой отряд трудящихся. Зато совершенно ясно, что никакой выдающейся исторической роли он не сыграл. И лейтмотив романаярость и отчаяние стареющего (все-таки) Учителя, этого самого сэнсэя: собственный его дар истрачен впустую, без пользы для человечества! зачем он выбирал лучших из лучших, если страна и мир изменяются помимо них, даже как бы назло им? О да, все живы, кое-кто и процветает, все пристроились в услужение к менее даровитым; но разве ради этого стоило терпеть судьбу, какая ему досталась? (Тутнасчет судьбыопять пробел; так сказать, еще раз прошелся загадки таинственный ноготь; нет смысла и гадать, о чем речь.)
«Боже, во что вы все превратились! А Тенгиз? Бороться со злом, видите ли, все равно что бороться с клопами поодиночке: противно, нетрудно и абсолютно бесполезно. И поэтому не надо больше бороться со злом, а давайте лучше таскаться по бабам или устраивать эстрадные представления для новороссов Юра Костомаров честно и бездарно зарабатывает на хлеб насущный Андрей Страхоборецстарик. В пятьдесят лет онстарик! Что с ним будет через сто? Через двести? Руины? И ведь это вседрабанты, спецназ, старая гвардия! Деды! А молодые ни к черту не годятся, потому что ничего пока не умеют. Они знай себе галдят: Дай, дай!.. О проклятая свинья жизни!»
Берет соблазнусмотреть в этой инвективе параллель с лермонтовской какой-нибудь «Думой». Печально, дескать, гляжу на поколение физиков-лириков, точнейна всю эту вашу субкультуру вечных младших научных: политические анекдоты, самурайские романы, алкогольный сантимент под Окуджаву хором; и каждый остряк норовит блеснуть цитатой из братьев Стругацких Всё зря, ничего не вышло у вас, голубчики: так и не обзавелся общественный строй человеческим лицом; и как бы потомок того не обошелся с вашим прахом непочтительно.
Положительные лица в романесплошь, вот именно, драбанты и деды; сплошь «святые шестидесятые» прошедшего столетия, хотя по паспорту вроде бы почти никому не больше полтинника. Переодеты, загримированыили накачаны эликсиром, это все равно, а только мировоззрение у всех тогдашнее, пубертатное. И шутят все на один и тот же незабываемый манер: «садись на попу», «пир духа», «в малых дозах водка безвредна в произвольных количествах», «я тебе не бухгалтер, я главный бухгалтер», «нас толкнулимы упали, нас поднялимы пошли», «что за птичка такая в виде рыбки?», «да вы же все меня терпеть ненавидите!», «что ни личность, то фигура», «полный и окончательный пдец внакладку»
Другое делоотрицательные, те выхвачены прямо из окружающей жизни: элегантно прикинуты, вооружены, угрожающе любезны.
И они явно сильней.
Про то и роман. Что вроде бы еще один исторический раунд проигран по очкамЗлу. Что «ничего не изменится, пока мы не научимся как-то поступать с этой волосатой, мрачной, наглой, ленивой, хитрой обезьяной, которая сидит внутри каждого из нас. Пока не научимся как-то воспитывать ее. Или усмирять. Или хотя бы дрессировать. Или обманывать Ведь только ее передаем мы своим детям и внукам вместе с генами. Только ееи ничего кроме».
Но это не вся мысль С. Витицкого (да и не совсемС. Витицкого: нечто дословно близкое обронил Б. Н. Стругацкий в одной газетной статье, не то в интервью). На радость «фэнам» чтобы не заскучалироман постулирует (правда, очень осторожно) вероятность вмешательства каких-то высших, неопознанных инстанций. «Что-то загадочное и даже сакральное, может быть, должно произойти с этим миром, чтобы Человек Воспитанный стал этому миру нужен»
Выходит так, что в противном случае нас ожидает даже не поражение, а нечто худшееничья. Постыдная, бесконечная. Потому как нипочем не одолеть наглой обезьяне проклятую свинью.
VIИюнь
Сигизмунд Кржижановский. Собрание сочинений в пяти томах
Том третий / Сост. и коммент. В.Перельмутера. СПб.: Симпозиум, 2003.
О первых двух томах «Звезда» уже писала, и наши читатели не спутают этого Кржижановского со старым большевиком, автором балета «ГОЭЛРО» и оперы «Варшавянка».
А этот при жизни (18871950) только отбрасывал тень, оказавшуюся, однако же, огромной. Или скажем так: по видимости подобный карандашу, он был тяжелый, как письменный стол, все ящики которого набиты до отказа. Попросту: сочинил уйму (в пяти томах, наверное, не все еще поместится), а напечаталчуть. Но была горстка понимающих умов и чье-то любящее сердце Короче, рукописи не погибли. Полвека пролежали в сухом и темном месте, дожидаясь Вадима Перельмутера.