Теперь в Питере вашего-то брата, беглых разных, пруд пруди! Только не лафа им
А что?
Ловят! Уж на что шустрые ребята, беглых изловчиков щупали, а и тех всех переняли Опять же воров
Меня не поймают
Это почему?
Потому один буду работать.
И хуже. Обществом куда способнее! Тебе найдут, тебе укажут. Действуй! А там и вещи сплавят, и тебя укроют Нет, одному куда хуже! Ты вот с вещами а куда идти? Иди к Павлу. Ты с ним сдружись. Польза будет!
А тебе есть польза? спросил я смело.
Он усмехнулся:
Много будешь знатьскоро состаришься! Походи к нему, увидишь. Ну, я в сторону!
Мы дошли до Обводного канала.
Прощай!
Если что будет али ночевать негде, иди к Павлу!
Ладно! ответил я и, простившись, зашагал по улице.
Мишка скрылся в доме Тарасова.
Я нарочно делал крюки, петлял на Сенной и потом осторожно юркнул в свою Подьяческую, где тогда жил.
Умывшись и переодевшись, я прямо прошел в Нарвскую часть, где Келчевский встретил меня радостным известием о командировке.
Я засмеялся.
Пока что я и до командировки половину знаю!
Да ну? Что же?
Это уж потом! сказал я. Вернемся, сразу последу пойдем.
Отлично! Ну а теперь когда же едем и куда?
В Царское! Хоть сейчас!
Ишь какой прыткий! А Прудников?
Ну, вы с ним и отправляйтесь, а я сейчас один, решительно заявил я.
Келчевский тотчас согласился.
Где же увидимся?
А вы прямо в полицейское присутствие. Я туда и заявлюсь!
С Богом!
Келчевский пожал мне руку, и я отправился.
Поездка в Царское оказалась для меня совершенно пустым делом.
Я захватил с собою шустрого еврея, Ицку Погилевича, который служил в городской страже, и с ним вместе оборудовал все дело часа в два.
Взяв из полиции городовых, я прямо явился к содержателям извозчичьего двора, Ивану и Василию Дубовецким, и, пока их арестовывали, мой Ицка успел отыскать и лошадь, и упряжь, проданные моими арестантами.
Я отправил Дубовецких в часть, а сам с Ицкой и двумя стражниками поскакал в Кузьмино к крестьянину Тасину и опятьбез всякого сопротивленияарестовал его, а Ицка разыскал двое саней и полушубок со следами крови.
Мы привезли и этого Тасина, и все добро в управление полиции, и, когда приехали Келчевский и Прудников, я им представил и людей, и вещи, и полный отчет.
Как сейчас помню изумление Прудникова моей быстроте и распорядительности, а Келчевский только засмеялся.
Вы еще не знаете нашего Ивана Димитриевича! сказал он.
Я в ответ на эти похвалы указал только на своего Ицку, прося отличить его.
Между прочим, это был очень интересный еврей.
Как он попал в стражники, я не знаю. Труслив он был как заяц. Но как сыщикнезаменим. Потом он долго служил у меня, и самые рискованные или щекотливые расследования я всегда поручал ему.
Маленький, рыжий, с острым, как шило, носом, с крошечными глазками под распухшими воспаленными веками, он производил самое жалкое впечатление безобидной ничтожности и с этим видом полной приниженности проникал всюду.
В отношении же обыска или розыска вещей у него был прямо феноменальный нюх. Он, когда все теряли надежду найти что-нибудь, вдруг вытаскивал вещи из трубы, из-за печки, а один раз нашел украденные деньги у грудного младенца в пеленках!
Но о нем еще будет немало воспоминаний
Келчевский и Прудников, не теряя времени, тотчас приступили к допросу.
Первым вызвали Тасина.
Он тотчас повалился в ноги и стал виниться:
Пришли двое и продают. Вещи хорошие, и дешево. Разве я знал, что это грабленое!
А кровь на полушубке?
Они сказали, что свинью кололи к празднику, оттого и кровь!
А откуда они узнали тебя?
Так пришли. Шли и зашли!
Ты им говорил свое имя?
Нет!
А как же они тебя назвали? Идите, говорят, к Константину Тасину. А?
Он делал глупое лицо.
Спросили кого-нибудь
Так! Ну, а ты их знаешь?
В первый раз видел и больше ни разу!
Прудников ничего больше не мог добиться. Тогда вмешался Келчевский.
Слушай, дурень, сказал он убедительным тоном, ведь от твоего запирательства тебе не добро, а только зло будет! Привезем тебя в Петербург, там тебя твои же продавцы в глаза уличат да еще наплетут лишнего. И мы им поверим, а тебе нет, потому что ты и сейчас вот врешь и запираешься.
Тасин потупился.
Иди! Мы других допросим, а ты пока что подумай!
И Келчевский велел увести Тасина, а на смену ему привести братьевпо очереди.
Первым вошел Иван Дубовецкий. Высокий, здоровый парень, он производил впечатление красавца.
Попутал грех, сказал он, этих самых Петрова да Иванова я еще знал, когда они в бегах тут околачивались. Первые воры, и, сказать правду, боялся я их: не пусти ночеватьдвор спалят, и пускал. Ну, а потом они, значит, в Питер ушли, а там стали мне лошадок приводить, и задешево. Я и брал. С одной стороны, ваше благородие, дешево, а с другойопять, и боялся я их, чистосердечно сознался он.
Знали вы, что это лошади от убитых извозчиков?
Он засмеялся.
Смекал, ваше благородие, а спросить не спрашивал. Боязно. Раз только сказал им: «Вы, братцы, моих ребят не замайте!» Они засмеялись да и говорят: «А ты пометь их!» Только и было разговора!
Его отослали и вызвали его брата.
Совершенная противоположность Ивану, Василий был слабогрудый, бледный, испитой парень. Он тяжело дышал и упорно кашлял глухим кашлем.
Ничего не знаю, сказал он, брат всем делом владеет, а я больной, на печи лежу.
Знал ты бродяг Петрова и Иванова?
Ходили такие. Раньше даже ночевали у нас, брат очень опасался их.
Мы снова позвали Тасина.
Слова Келчевского, видимо, оказали свое влияние.
Припомнил я их, сказал он сразу, как вошел. Петров один, а другой Иванов. Петров тоже и не Петров, а беглый какой-то Познакомился я с ними, когда они в Царском жили, а потом ушли в Питер и оттуда мне вещи привозили. Их там шайка целая. Всех-то я не знаю и никого не знаю, а только главное место, где они сбираются, это будки на шоссе.
Девять и одиннадцать? спросил я. Славинского и Сверчинского?
Тасин тотчас закивал головою:
Вот, вот! У них все гнездо! Там они и живут, почитай, все!
Все. А ты кого знаешь из них?
Только двоих и знаю.
Больше от него узнать было ничего невозможно. Мы собрались уезжать.
Двух Дубовецких и Тасина при нас же отправили с конвоем в Петербурга следом за ними поехали и мы сами.
Келчевский потирал руки:
Ну, значит, эти душители все у нас!
Надо думать!
Скажите, пожалуйста, обратился ко мне Прудников, откуда вы узнали про этих ну, как их сторожей?
Про Славинского и Сверчинского, ответил я, очень просто. Я был у Славинского.
Были?! воскликнул Келчевский.
Мне стало смешно.
Я эту ночь ночевал у него в сторожке, сказал я и передал все происшедшее.
Видимо, этот Мишка у них штука не малая, окончил я.
Значит, их всех и арестовать можно?
Можно, но надо уловить момент!
Отлично, засмеялся Прудников, сперва уловим момент, потом их! Поручаем это всецело вам.
Я поклонился.
Мы приехали в Петербург.
Я отправился домой отдохнуть и позвал к себе Ицку, а Келчевский с Прудниковым поехали тотчас продолжать свои допросы.
Слушай, сказал я Погилевичу, вот в чем дело
Я рассказал ему про свою ночевку в будке номер девять, описал Мишку, Славинского, девушек и окончил свой рассказ словами:
Так вот, надо теперь, во-первых, выследить всех, кто там бывает, и узнать их имена. Раз! Потом узнать, когда они там соберутся. Два! И трипереловить их. Но это уже не наше дело. Наше дело накрыть! Понял?
Ну и чего же тут не понять! сказал Ицка.
А тогдашагай!
Ицка ушел и с этого же часа начал действовать.
Лично сам я был еще один раз в разбойничьем гнезде для того, чтобы лучше осмотреть его.
Павел Славинский и Стефания приняли меня очень радушно. У них был тот ночной гость, который увел Павла пьянствовать к соседу; он оказался каким-то Сашкой и потом причинил мне немало хлопот. Я сразу запомнил его зверскую рожу.