И стук захлопывающейся двери будет последним, что мир услышит о вас, — и очень надолго. Если не навсегда.
Давненько мне не приходилось видеть карточку на нуле. Последний раз такую карточку держал трясущимися руками человек, окончательно тронувшийся рассудком.
Собственно, это уже пустая формальность: дело против вас завершено, и вам предоставляется последняя возможность еще денек-другой пошататься по улицам в качестве ходячей рекламы правосудия. Можно, конечно, попытаться повысить карму, помогая старым слепым козлихам переходить дорогу, а можно просто завалиться в бар и напиться вдрыбадан — это уже ничего не изменит.
Между вами и вашей жизнью — стальная дверь, и вам остается только смотреть, как она медленно захлопывается.
Я вернул ему карточку.
— Да, это большая неприятность, — сказал я по возможности мягко. -
Обычно в таких случаях от меня мало пользы. — По крайней мере я не кривил душой.
— Мне хотелось бы, чтобы вы попробовали, — произнес он с мольбой в глазах.
— Ну, если ничего другого не остается… — Ничего, кроме как принять деньги от ходячего трупа. — Но нам надо спешить. Я буду задавать вопросы — много вопросов, возможно, больше, чем вы слышали за всю вашу прошлую жизнь, — и мне нужен честный ответ накаждый. Так в чем вас обвиняют?
— Отдел Инквизиции утверждает, что я убил человека по имени Мейнард
Стенхант.
Я чувствовал себя последним болваном. Мог бы ведь и догадаться, что
Отдел уже нашел кого-то — правого или виноватого без разницы, главное — засунуть его в морозильник. И тем не менее я не узнал его, когда он приперся ко мне.
— Забудьте это, — произнес я. — Возьмите вот это и забудьте. — Я выдвинул ящик стола, вынул оттуда маленький конвертик и протянул ему. Это была моя собственная смесь, лучшее, что, на мой взгляд, могло помочь обреченному человеку. — Возьмите зелье и выматывайтесь. Что бы я ни сделал, вам это не поможет. Если я только попытаюсь вмешаться в дело
Стенханта, это будет конец нам обоим. Пару недель назад я работал на
Стенханта, так что мне и без вашего участия непросто будет отделаться от
Инквизиции. — Я достал бритву и положил ее на стол рядом с конвертиком.
Энгьюин не взял конверт. Он просто сидел и смотрел на меня как ребенок.
Я вяло махнул рукой и взял конвертик Если он не хочет, мне самому пригодится.
Я высыпал содержимое на стол и порубил лезвием, не заботясь о том, что часть зелья останется в царапинах. Энгьюин встал и, пошатываясь, вышел. Я ожидал, что он хлопнет дверью, но он не стал. Может, он решил, что я не частный, а официальный инквизитор, и хлопанье дверями ему даром не пройдет. На такие штуки у него просто не осталось кармы.
Моя смесь в основном состояла из Принимателя плюс чуть-чуть
Сострадателя для остроты и немного Усилителя. Обычно это помогало держаться даже в самые тяжелые минуты. Я втянул понюшку через трубочку, скатанную из стодолларовой бумажки, и очень скоро ощутил эффект. Это было хорошее зелье. Я искал нужные пропорции несколько лет, но раз найдя, сразу понял: это то, что мне нужно. От него я чувствовал себя именно так, как хотел, — лучше.
Во всяком случае, так было всегда. С моим родом деятельности
Забывателем злоупотреблять нельзя — я перестраховывался, не нюхая его вообще. Вот как раз сейчас я не отказался бы от понюшки: общение с
Энгьюином отрицательно сказалось на моих нервах. Вряд ли это угрызения совести — скорее, осознание того, что для последней надежды я выглядел хиловато. Всего-навсего еще один инквизитор, отвернувшийся от мольбы
Энгьюина. Тот факт, что я работаю не на Отдел, а на самого себя, ничего не менял.
Если ты не решение проблемы, значит, становишься проблемой сам, верно?
Я втянул еще одну понюшку и вздохнул.