С бесконечным томленьем в блуждающем
взоре,
Ты застыл у окна. В коридоре
Чей-то шаг торопливыйне мой!
Дверь открылась Морозного ветра струя
Запах свежести, счастья Забыты тревоги
Миг молчанья, и вот на пороге
Кто-то слабо смеетсяне я!
Тень трамваев, как прежде, бежит по стене,
Шум оркестра внизу осторожней и глуше
«Пусть сольются без слов наши души!»
Ты взволнованно шепчешьне мне!
«Сколько книг!.. Мне казалось
Не надо огня:
Так уютней Забыла сейчас все слова я»
Видят беглые тени трамвая
На диване с тобойне меня!
Кошки
Максу Волошину
Они приходят к нам, когда
У нас в глазах не видно боли.
Но боль пришлаих нету боле:
В кошачьем сердце нет стыда!
Смешно, не правда ли, поэт,
Их обучать домашней роли.
Они бегут от рабской доли:
В кошачьем сердце рабства нет!
Как ни мани, как ни зови,
Как ни балуй в уютной холе,
Единый мигони на воле:
В кошачьем сердце нет любви!
Лето 1911
Памятью сердца
Памятью сердцавенком незабудок
Я окружила твой милый портрет.
Днем утоляет и лечит рассудок,
Вечеромнет.
Бродят шаги в опечаленной зале,
Бродят и ждут, не идут ли в ответ.
«Все заживает», мне люди сказали
Вечеромнет.
Не в нашей власти
Возвращение в жизньне обман, не измена.
Пусть твердим мы: «Твоя, вся твоя!» чуть дыша,
Все же сердце вернется из плена,
И вернется душа.
Эти речи в бреду не обманны, не лживы
(Разве может солгать, ошибается бред!),
Но проходят недели, мы живы,
Забывая обет.
В этот миг расставанья мучительно-скорый
Нам казалось: на солнце навек пелена,
Нам казалось: подвинутся горы,
И погаснет луна.
В этот горестный мигна печаль или радость
Мы и душу и сердце, мы все отдаем,
Прозревая великую сладость
В отрешенье своем.
К утешителю-сну простираются руки,
Мы томительно спим от зари до зари
Но за дверью знакомые звуки:
«Мы пришли, отвори!»
В этот миг, улыбаясь раздвинутым стенам,
Мы кидаемся в жизнь, облегченно дыша.
Наше сердце смеется над пленом,
И смеется душа!
Последняя встреча
О, я помню прощальные речи,
Их шептавшие помню уста.
«Только чистым даруются встречи.
Мы увидимся, будь же чиста».
Я учителю молча внимала.
Был он нежность и ласковость весь.
Он о «там» говорил, но как мало
Это «там» заменяло мне «здесь»!
Тишина посылается роком,
Тем и вечны слова, что тихи.
Говорил он о самом глубоком,
Баратынского вспомнил стихи;
Говорил о игре отражений,
О лучах закатившихся звезд
Я не помню его выражений,
Но улыбку я помню и жест.
Ни следа от былого недуга,
Не мучительно бремя креста.
Только чистые узрят друг друга,
Мой любимый, я буду чиста!
Путь креста
Сколько светлых возможностей ты погубил,
не желая.
Было больше их в сердце, чем в небе
сияющих звезд.
Лучезарного дня после стольких мучений
ждала я.
Получила лишь крест.
Что горело во мне? Назови это чувство
любовью,
Если хочешь, иль сном, только правды
от сердца не скрой:
Я сумела бы, друг, подойти к твоему изголовью
Осторожной сестрой.
Я кумиров твоих не коснулась бы дерзко
и смело,
Ни любимых имен, ни безумно-оплаканных
книг.
Как больное дитя я тебя б убаюкать сумела
В неутешенный миг.
Сколько светлых возможностей, милый,
и сколько смятений!
Было больше их в сердце, чем в небе сияющих
звезд
Но во имя твое я без слезмне свидетели тени
Поднимаю свой крест.
«Идешь, на меня похожий»
Идешь, на меня похожий,
Глаза устремляя вниз.
Я их опускалатоже!
Прохожий, остановись!
Прочтислепоты куриной
И маков набрав букет,
Что звали меня Мариной
И сколько мне было лет.
Не думай, что здесьмогила,
Что я появлюсь, грозя
Я слишком сама любила
Смеяться, когда нельзя!
И кровь приливала к коже,
И кудри мои вились
Я тоже была, прохожий!
Прохожий, остановись!
Сорви себе стебель дикий
И ягоду ему вслед:
Кладбищенской земляники
Крупнее и слаще нет.
Но только не стой угрюмо,
Главу опустив на грудь.
Легко обо мне подумай,
Легко обо мне забудь.
Как луч тебя освещает!
Ты весь в золотой пыли
И пусть тебя не смущает
Мой голос из-под земли.
Коктебель, 3 мая 1913
«Мы с тобою лишь два отголоска»
Мы с тобою лишь два отголоска:
Ты затихнул, и я замолчу.
Мы когда-то с покорностью воска
Отдались роковому лучу.
Это чувство сладчайшим недугом
Наши души терзало и жгло.
Оттого тебя чувствовать другом
Мне порою до слез тяжело.
Станет горечь улыбкою скоро,
И усталостью станет печаль.
Жаль не слова, поверь, и не взора,
Только тайны утраченной жаль!
От тебя, утомленный анатом,
Я познала сладчайшее зло.
Оттого тебя чувствовать братом
Мне порою до слез тяжело.
«Сердце, пламени капризней»
Сердце, пламени капризней,
В этих диких лепестках,
Я найду в своих стихах
Все, чего не будет в жизни.
Жизнь подобна кораблю:
Чуть испанский замокмимо!
Все, что неосуществимо,
Я сама осуществлю.
Всем случайностям навстречу!
Путьне все ли мне равно?
Пусть ответа не дано,
Я сама себе отвечу!
С детской песней на устах
Я идук какой отчизне?
Все, чего не будет в жизни,
Я найду в своих стихах!
Коктебель, 22 мая 1913
Бывшему чародею
Вам сердце рвет тоска, сомненье в лучшем сея.
«Брось камнем, не щади! Я жду, больней
ужаль!»
Нет, ненавистна мне надменность фарисея,
Я грешников люблю, и мне вас только жаль.
Стенами темных слов, растущими во мраке,
Нас, нет, не разлучить! К замкам найдем
ключи
И смело подадим таинственные знаки
Друг другу мы, когда задремлет все в ночи.
Свободный и один, вдали от тесных рамок,
Вы вновь вернетесь к нам с богатою ладьей,
И из воздушных строк возникнет стройный
замок,
И ахнет тот, кто смел поэту быть судьей!
«Погрешности прощать прекрасно, да,
но эту
Нельзя: культура, честь, порядочность
О нет».
Пусть это скажут все. Я не судья поэту,
И можно все простить за плачущий сонет!
«Идите же! Мой голос нем»
Идите же! Мой голос нем
И тщетны все слова.
Я знаю, что ни перед кем
Не буду я права.
Я знаю: в этой битве пасть