Откуда он нахватался этих нелепых идей? спросила императрица главного евнуха Чэсу Хоя.
Возможно, из газет, ваше величество.
Я не дозволяла ему газеты! воскликнула Цыси. Он что, умеет читать?
Да, госпожа. Его ум пытлив и гибок.
К нему вообще не стоило допускать учителей, фыркнула императрица. Почему ты позволил случиться подобной глупости?
Чэсу Хой склонил голову. Ничего такого он не позволял. Во время одной из частых встреч с опиумом вдовствующая императрица сама подписала разрешения, которые прислал ей юный император.
Это сто дней не реформирования, а деформирования! со злостью выпалила она. Чем ему не нравится то, как все было устроено раньше? Чем, я спрашиваю?
Чэсу знал, что на риторические вопросы лучше не отвечать, и поэтому лишь молча улыбнулся.
Так что же нам делать со всей этой чепухой?
То, что вы всегда приказывали, ваше величество. Саботировать, извращать, уклоняться и вставлять палки в колеса всему, что связано со «Ста днями реформ».
Цыси пристально посмотрела на евнуха, поскольку не помнила, чтобы она приказывала что-то в этом роде. Но возможно, такое и было. Впрочем, подобные меры казались ей наиболее подходящими.
Хорошо, сказала Цыси. Очень хорошо. Она почесала нос и спросила:Как продвигается наш план? Окружающие должны думать, что она, как всегда, полностью контролирует происходящее, хотя сейчас слова давались ей с трудом. Может, это связано с тем, что опиумная змея все еще струится в ее крови? Наконец она пустила в ход старый надежный способ и, перейдя на командирский тон, крикнула:Докладывай!
Великолепно, ваше величество. Как вы и предсказывали, сословие чиновников встречает в штыки каждое нововведение.
Это нисколько не удивляло Чэсу Хоя, поскольку первая из реформ молодого императора предусматривала упразднение практики экзаменов на право занимать государственные должности и внедрение западного стиля формирования номенклатуры, где главным для чиновника являлось не знание классической литературы, а способности и практические навыки работы. Другие реформы предусматривали увеличение налогов для состоятельных людей, перераспределение в пользу крестьян тех земельных угодий, собственники которых проживают вдали от своих владений, а также упразднение привилегий, которыми пользовался чиновничий класс. Маньчжурские власти с легкостью пускали под откос каждое из этих нововведений. Чему способствовали и слухи, умело распускавшиеся Чэсу Хоем через давно налаженные каналы. В них утверждалось, что за реформами стоят некие злокозненные анархисты.
Когда Чэсу Хой закончил доклад, вдовствующая императрица опустилась в свое любимое сатиновое кресло и улыбнулась. Когда же придет новая трубочка? Потом она вспомнила о племяннике, и с ее губ сорвалась клятва:
Он не переживет меня! Не переживет!
Цыси бросила взгляд на главного евнуха. Тот все еще говорил. У него были красивые губы. Цыси наблюдала за тем, как они раздвигаются, меняют форму и производят на свет слова. Ей всегда нравились губы евнухов.
Вы нашли его? наконец спросила она.
Чэсу Хой потупился.
Нашли? завопила Цыси.
Главный евнух надеялся на то, что вдовствующая императрица позабыла о Бивне Нарвала, как она забывала о многих других вещах.
Если ты хочешь сохранить хотя бы то немногое, что осталось в тебе от мужчины, советую тебе раньше, чем закончится год, найти Бивень.
Глава восемнадцатаяМАЙ БАО, СРЕДНЯЯ ДОЧЬ ЦЗЯН
Когда вы видели его в последний раз?
Май Бао смотрела на офицера полиции. На вид ему было около сорокато ли чуть меньше, то ли чуть больше.
«Высоковат для китайца хань, подумала она, и я ему явно нравлюсь».
Он пришел к ней уже в третий раз и, как подозревала Май Бао, не только для того, чтобы задавать вопросы о ее бывшем любовнике, книжнике.
Почти семь месяцев назад, ответила она.
С ним кто-нибудь был?
Помимо меня? уточнила девушка.
Да, помимо вас. Были ли с ним торговцы?
Нет, мы встречались с глазу на глаз.
Не показалось ли вам, что на этот раз он вел себя несколько странно?
Май Бао кивнула, но ничего не сказала. Девушка очень хорошо помнила последнюю встречу с книжником.
Она скатилась со своего меченого любовника и села на край кровати. Его сексуальное влечение с годами ослабевало, а теперь он и вовсе потерял интерес к обычному способу совокупления. Он соглашался на новые формы игры в «облака и дождь», но, к сожалению, все они исключали возможность зачать ребенка, не говоря уж о двух, которые были ей нужны.
Но Май Бао обладала железной волей и знала: никто не сможет лишить ее возможности осуществить законное женское право стать матерью.
Молодой книжник Май Бао перевернулся на кровати и обнял ее за бедро, она же мягко, но уверенно сняла с себя его руку, проговорив:
Спи.
Без лишних возражений любовник снова повернулся к стене, скрыв от нее багровую щеку, и вскоре Май Бао услышала его спокойное и ровное дыхание. Несколько мгновений Май Бао размышляла над тем, что с ним стало, куда подевался тот юный романтичный возлюбленный, которым он некогда был. Откуда в нем взялась жестокость? Почему, подбираясь к вершине чувств «облаков и дождя», казалось, будто он пытается причинить ей боль?
Во сне он пробормотал: «Где два цирюльника?»повернувшись к полицейскому, сказала Май Бао.
Два цирюльника? переспросил офицер.
Да, именно так он сказал, и с тех пор я его больше не видела.
Этот человекпросто дурак, если решил бросить вас.
Хотите чаю? Май Бао посмотрела в безумные глаза стоявшего перед ней мужчины.
Этот разговор произошел шесть недель назад, и теперь офицер стал ее новым любовником и, как она надеялась, будущим отцом ее будущих дочерей. Сейчас он ждал ее в вестибюле Театра сказителей Ипинь Лоу на улице Шаньси Лу.
Спустившись по двум ступенькам кареты, Май Бао увидела крупные заголовки газет, выставленных в стоявшем неподалеку киоске. Еще один китайский торговецуже шестой за месяцнайден мертвым в своей лавке с надписью «Казнен как предатель», выведенной чернилами у него на лбу.
Май Бао ждала любовника в отдельной комнате в задней части театра, полагая, что его опозданиефеномен, совершенно несвойственный этому человеку, связан с новым убийством. Он, как представитель китайской полиции, расследовал и предыдущие убийства, так что сомневаться не приходилось: теперешнее тоже поручат ему.
Офицер появился лишь после полуночи, и Май Бао сразу же поняла, что он приехал прямиком с места преступления. Ей было хорошо знакомо его мрачное выражение лица и отстраненный взгляд.
Это было столь ужасно? спросила Май Бао.
Поначалу он молчал, а затем спросил:
Твоя эрху с тобой?
Май Бао кивнула служанке, и та передала ей инструмент.
Хорошо. Сыграй мне что-нибудь такое, что очистит мои мысли и поможет забыться.
Служанка погасила свет и зажгла свечу. Май Бао опустилась на колени, расправила юбки и взяла инструмент. Полицейский закрыл лицо ладонями. Май Бао взяла первую ноту, затем вторую, гораздо выше первой, и запела. Она пела о Священной горе Аньхуэй, стоящей далеко на юге, в провинции Аньхуэй, где в древности монах увидел, как мир собрал все свои силы и подарил жизнь ослепительному городу.
Возлюбленный Май Бао поднял голову, и девушка увидела слезы в его глазах. Она улыбнулась про себя. Она знала, что у плачущих мужчин обычно рождаются дочери, и очень частодвойни.
«Это положило бы конец всем глупостям», подумала она.
К концу песни ее любовник взял себя в руки и потребовал у служанки Май Бао принести вина. Когда служанка вернулась, Май Бао отослала ее прочь, налила бокал и протянула возлюбленному.
Он сделал большой глоток.
Май Бао наклонилась и попробовала вино с его губ.
Он тоже налил ей бокал, и девушка улыбнулась. Потом отпила из бокала и снова наклонилась, раздвинув губы. Он нежно прижался ртом к ее губам и стал смаковать ее язык. Одновременно рука его потянулась к поясу на ее талии. Платье Май Бао разошлось, и она послушно раздвинула ноги.
Был налит еще один бокал, но он стоял нетронутым на маленьком лаковом столике, отражая свет единственной свечи. А тела их сплетались в радуге отблеска, сулившего приближение «облаков и дождя». «Облаков и дождя», которыеМай Бао не сомневаласьподарят ей по крайней мере первую из двух дочерей, необходимых для того, чтобы получить имя Цзян.
* * *
Втайне от всех Май Бао покинула Город-у-Излучины-Реки. По Шанхаю поползли слухи. Одни говорили, будто она ушла в монастырь, другие с пеной у рта доказывали, что она отправилась в Северную Индиюизучать великие сутры. Газетчики не имели доступа к ней, поскольку она никогда не фотографировалась и не отвечала на вопросы, когда ехала в экипаже на очередной банкет в ее честь. И нет нужды говорить, что Май Бао ни разу не принимала участия в конкурсах «ночных бабочек». Но ее внезапное исчезновение из заведения Цзян взбудоражило прессу и разозлило Инь Бао. Та заявила, что сестра на время удалилась от дел и теперь занимается с учителем. Она, дескать, «решила довести искусство игры на своем глупом инструменте до таких высот, которые позволят ей соблазнять мужчин одной только музыкой, поскольку одного ее обаяния и красоты для этого недостаточно».
Май Бао родила девочек-близняшек и оставила их на попечение крестьянской супружеской пары, которая была счастлива получить солидный куш только за то, чтобы растить девочек и держать рот на замке.
Она вернулась в дом матери так же скрытно, как и уехала, и сестра узнала о ее возвращении только спустя две недели.
Цзян, разумеется, была поставлена в известность сразу же после того, как средняя дочь переступила порог ее дома.
У тебя осталось время, чтобы родить еще одну дочь, сказала она, подсчитав в уме сроки.
В этом нет надобности, матушка, ответила Май Бао. Я родила двойню.
Да, действительно, улыбнулась Цзян. Ей уже донесли об этом.
Цзян воскурила благовонную палочку на маленьком алтаре, вознеся благодарность за свершившееся, и оделась в дорогое платье, готовясь встретить вечерних гостей. Дочь сидела на ее кровати, сжимая в руках маленькую книгу. Цзян движением руки велела ей встать. Май Бао повиновалась. Увиденное обнадежило Цзян. Девушка выглядела прекрасно и находилась в великолепной форме.
Добро пожаловать домой, дочка.
Благодарю вас, матушка.
Они кивнули друг другу. Не было ни слов, ни нежных прикосновенийлишь некое новое знание, которое теперь делили между собой две эти могущественные женщины.
Глава девятнадцатаяГАЗЕТЫ И ШЛЮХИБРАК, ЗАКЛЮЧЕННЫЙ НА НЕБЕСАХ
Потому что мы нужны им так же, как они нужны нам, неспешно объяснял Чарльз двум молодым китайцам-христианам, сидевшим в его кабинете. На лицах обоих были виноватые улыбки.
«Только христиане способны виновато улыбаться», подумал Чарльз.
Но ведь это грешно.
Чарльз подавил улыбку, даже не подумав о том, какой бы она у него получиласьвиноватой или нет. За рассуждениями молодых людей он отчетливо различал теологическое мышление, но при этом понимал: подобный способ мыслить годится только для чужеземцев, для тех, кто никогда не видел Поднебесную и даже не слышал о ней. Кроме того, Священная Книга изобиловала историями о мужчинах, причем весьма уважаемых, которые имели наложниц и рабынь, позволяли себе кровосмешение и даже изнасилование «в допустимых границах». Только когда речь заходила о людях другого цвета кожи и вероисповедания, пребывание в компании куртизанок становилось грехом.
Лицемерность Священной Книги давно стала очевидной для Чарльза. Особенно ярко эта двуличность проявлялась в толковании ее белыми людьми, которых он теперь с нескрываемым удовольствием называл фань куэй. Он все еще продолжал считать себя христианином, но не двуличным, а истинным китайским христианином, и поклялся себе в том, что женщина, на которой он женится, примет его веру и согласится растить его детей истинными христианами.
Согласен, проговорил Чарльз. Благодарю вас за проявленный интерес, а теперь, если позволите, мне необходимо заняться важными делами.
Молодые китайские христиане откланялись, а один из них, уходя, оставил на столе Чарльза листовку. Когда дверь закрылась, Чарльз посмотрел на нее и улыбнулся. Он сам перевел и напечатал эту прокламацию. Затем он вызвал своего главного печатника.
Годы почти не изменили толстого старого японца. Несмотря на то что этот человек теперь управлял шестью типографиями, принадлежавшими корпорации Чарльза Суна, и не имел дела с бумагой и краской, вид у него всегда был такой, будто он всю ночь простоял за печатным станком. Именно это в нем нравилось Чарльзу.
Садись, сказал он печатнику, а сам расположился за письменным столом.
Ну? спросил японец.
Хочу узнать твое мнение.
Я к твоим услугам, ответил толстяк и почесал в промежности.
Чарльз поморщился, в ответ на что японец почесался с еще большим ожесточением.
Мы печатаем много статей о куртизанках, начал Чарльз.
О потаскухах.
Да. Но мне кажется, что существует множество других способов осуществлять взаимосвязь с миром «ночных бабочек».
Взаимосвязь? удивленно переспросил японец. Что означает это слово в данном контексте?
Что еще мы можем написать о куртизанках? улыбнулся Чарльз.
Можно писать об их излюбленных позах, профессиональных секретах, ответил улыбкой печатник, о том, кто из них обслуживает большее число мужчин за одну ночь
Нет, нет, нет! Я не об этом. Что еще происходит с куртизанками?
Ты имеешь в виду, помимо Он сделал неопределенное движение руками.
Да, помимо этого.
Дьявол их знает. Мы пишем о том, как неверные возлюбленные разбивают им сердца, как некоторые из них оканчивают жизнь в одиночестве и без гроша в кармане. Иногдадаже о том, как они подхватывают неприличные болезни. Честно говоря, сам я подобные истории не читаю. Мне кажется, они предназначены для извращенцев.
Может, оно и так, но я говорю о другом. Я имею в виду не секс, а обычные вещи, которые случаются в их жизни. Чем они отличаются от насот тебя, от меня?
Ну-у Они часто переезжают.
О чем это ты?