Едой. Тыголодный?
Я вообще, не
Сейчас будем ужинать. Извини, секунду. Отправляю его в комнатупусть немножко в себя придет, сама остаюсь на кухне.
Запахи, правда, гуляют дивныемясо в духовке уже зарумянилось. Надо подержать еще немножко. Помидоры, зелень разложены живописно на тарелках. Оглядела едуничего. Нравится. И я себе нравлюсь пока: программу исполняю хорошо. И выгляжу неплохо: прическа, макияж, платье. Главное сейчаспосторонних мыслей не брать в голову.
Ужинаем в комнате, парадным образом, с салфетками в салфетницах. Кофе с мороженым на десерт.
Ну, как?
Изумительно.
Каждый день я тебе, конечно, такого ужина не обещаю.
Все равноты прекрасная хозяйка! Обычно женщины сейчас почему-то этого стыдятся, а почему? Женщина должна быть женщиной, и прекрасно, что ты это понимаешь, и это подарок судьбы, что я тебя встретил, именно такую. Настоящую русскую женщину, из тех, понимаешь, что и коня на скаку, и в избу, и в Сибирь за декабристами
Я не хочу в Сибирь, Вениамин. А просто, как женщина, я тебе нравлюсь?
Зачем спрашиваешь? Давно, очень давно! Много лет! Да! Не удивляйся, я знаю тебя очень давно. Оказывается, это была ты! Хочешь, я прочту тебе еще один свой рассказ? Совсем короткий, и ты поймешь. Можно?
Зачем спрашиваешь.
Слушай. Он без названия. «Была трава, и была тропинка, и были ноги, которые шли по этой тропинке, шли, ступая мягко и бережно, словно ощупывая землю, и был край платья, широкого, как крылья большой белой птицы, от шагов крылья торопливо взмахивали, и казалось, что девушка плыла, тихо летела над тропинкой, а шла она впереди меня, и я не видел ее лица»
И опять, как в тот раз, я скоро перестала слышать слова и глядела на Вениамина. Потому что, когда он читал, он не видел моего взгляда, и можно было смотреть, не таясь. Видеть близорукие добрые глаза, смешной хохолок на затылке, неумело штопанные, беспризорные локти на свитере. Потом он повернул голову, и я снова услышала голос:
И вот теперь я увидел ее лицо Твое лицо. Спасибо тебе, что ты сбылась. Моя белая птица
Подожди, я сейчас, прости, перебила я его.
Я выпорхнула в Антошкину комнату. Собственно, зачем?.. Ах да, так ведь и было задумано. Сняла парадное платье, переоделась в уютный халат, талию затянула поясом. Горят щеки, как у воришки Но ведь я ничего не краду. Яберу. Беру свое простое человеческое счастье. А может быть, и правда оно так начинается? И надо спокойно, как ни в чем не бывало, даже грациозно, выпорхнуть обратно в комнату.
Он стоит у полки, уткнув нос в раскрытую книжку, очки на лбу. Оглянулся:
Какое красивое платье! Вечернее?
Это вечернее платье называется домашний халат, села я на тахту, поджав под себя ноги. Теперь тебе придется видеть меня не только при параде. Привыкай! Садись сюда, я тебе еще что-то расскажу.
Вениамин с книжкой расстался, по-моему, с сожалением и сел, куда велели.
Значит, жить мы с тобой будем так. Утром я буду тебя кормить и уходить на работу, а ты будешь работать дома над своей диссертацией. Для работы тебе нужен кабинет.
Что ты! Я могу на кухне.
На кухне будем я, телевизор и телефон, чтобы не мешали. А здесь будет твое царство. Купим тебе письменный стол, а для начала займем у Антошки.
Я на любом могу. Кстати, вспомнил он, где же твой сын?
Он Он будет, но не сразу. Вы должны друг к другу привыкнуть.
А я очень люблю детей, и они меня, потому что во мне, наверное, что-то есть еще детское. Это его фотография? Очень похож на тебя, значит, мы с ним наверняка подружимся. Он в каком классе?
Он в саду, ему еще пятый годик.
Я его читать научу. Хорошие книжки. Знаешь, как важно, чтобы ребенок начал именно с хороших книжек. А какие будут зимние долгие вечеракогда мы все вместе! У нас часто будут гости, да? И мы будем их вкусно кормить, разговаривать, спорить, да? Волшебная будет жизнь, мечтательно произнес он и даже глаза закрыл.
У меня тоже есть тост, сказала я.
Вениамин, помня о своих мужских обязанностях, тотчас наполнил рюмки, и я взяла свою:
Для меня очень важный.
Да, он повторил: Да.
Знаешь, если честно Когда ты сказал, что мы только потом учимся любить, и уважать, и исполнять долг, а поначалу нужно просто поверить друг другумне это, извини, глупостью показалось. Но ведь и наоборот бывает: любишь, но уже не веришь. А тогда и любовь уходит, наверное? Значит, главное все-таки в том, что надо поверить?
Конечно!
Это и будет начало. Давай выпьем за завтрашнее утро!
Он поднял рюмку, но удивленно спросил:
А почему за утро?
Потому что утроэто будет уже продолжение. И потому что утро вечера мудренее. И потому что пора идти спать.
Мы выпили наш ликер, и я встала, а во взгляде Вениамина мне почудилась какая-то тревога.
Вообще-то я совсем еще спать не хочу
Вставать рано. На Антошкиной тахте ты не поместишься, я тебе у него раскладушку поставлю.
Он говорит, как будто с облегчением:
А я обожаю раскладушки! Я полжизни на раскладушке проспал, комната у нас с мамой, понимаешь, крохотная. Раскладушка, раскладушка, друг мой с детства дорогой! прямо-таки запел он, когда я с грохотом вытащила скрипучую раскладушку, и радостно принялся помогать ее устанавливать. Принесла постельное белье, одеяло, заняла у Антошки подушку.
Смешной ты Ну ложись. Спокойной ночи.
Оставила Вениамина с его раскладушкой, постелила у себя и легла.
Он, слышу, поскрипел раскладушкой и затих.
И я лежу тихо, не шевельнусь, замерла. Часы тикают, сердце стучит
И гробовая тишина в соседней комнате. Бесконечная. Умер он, что ли?
Лежу, лежуне выдержала, встаю, запахиваю халат и иду к нему.
Смотрю с порога: сидит на незастеленной раскладушке одетый, курит, лицо какое-то смятенное. Увидел меня:
Тебе тоже не спится?
Совсем нехорошее лицо. Я спрашиваю:
Тебе плохо?
Мне прекрасно Что ты
Я села напротив него на стул.
Вениамин
Да?
Тебе плохо? Что-нибудь не так? Скажи!
Он чуть покачивается, обхватив ладонями локти.
Как тебе сказать Понимаешь
Не понимаю. Ты скажи.
Все так Просто никак не осмыслю твое решение Всю меру нашей общей ответственности. Ты ведь искренний человек и честный, да?
Веня, ты о чем?
Он раскачивается все сильнее, и раскладушка под ним скрипит. Посмотрел на меня и произнес как-то жалобно:
Скажи Ты правда решила?
Что?
Вместе Навсегда
Я поднялась. Он, словно боясь, что не дослушаю, говорит торопливо:
Прости. Я действительно должен побыть один, собраться, осмыслить. Так много всего в один вечер. Ты сама сказала: за завтрашнее утро..! Утро ведь вечера мудренее?
Я пожала плечами и ушла.
Легла. Опять долгая тишина. Шорохи. Снова тишина. Кажется, я даже задремала на секунду И вдруг хлопнула дверь.
Вскакиваюнет Вениамина. Испарился. И чемодана в прихожей нет, и зимнего пальто.
Стою посреди коридора и уже совершенно ничего не могу понять. Что-то ведь надо понять, совсем простое, а не могу. Голова какая-то дурная, чугунная, ликер в ней, что ли Сунуть эту дурную голову под душ, и прически не жалко. Кому теперь нужна эта прическа
Господи! Вот рожа-то глупая в зеркале!
И тут вдруг смех меня забирает, остановиться нет никакой возможности. Хожу по квартире и хохочу.
Валюсь на тахту, набираю Ларискин телефон.
Лариска! Не спишь?
Нет. А что ты ржешь? Алло! Чего ржешь, ненормальная? И сама уже смеется. Алло! Витамин был?
Был. И весь вышел. Приходи, будем ликер допивать! бросаю трубкуи хохочу
Глава пятаяБал королев
Все трое хохочемутром в лифте. И мальчишкитоже, неизвестно чему, за компанию.
Ой, бабы, вытирает слезы Лариска, что-то много смеемся, не плакать бы потом.
Да ну тебя! возмущается Валюшка. Если всю жизнь чего-то бояться, лучше не жить! Всеисключительно замечательно!
Не все: автобуса сегодня не будет, Коля забастовал.
Кирилл меня сожрет.
Выходим на улицу.
Доберемся мы когда-нибудь до твоего Кирилла. Нельзя давать начальству садиться на голову.