Нормальное, как у всех. Двести двадцать.
Отец держится хорошо, с радушным достоинством, а у мамы, как ни силится она быть радушной, в глазах почему-то ужас.
Герберт чем-то щелкнул, загорелась на печке красная лампочка.
Ну вот. Готово к употреблению. Кладете продукт сюда, показывает Герберт, устанавливаете режим и время, захлопываете. Когда будет готово, зазвонит само.
Это чье же? рассматривает отец диковинку.
Наше, опытный образец.
Умеем ведь, если захотим!
Умеем, Николай Митрофанович. Герберт смотрит на пыльные ладони и одновременно, едва заметно, на часы. Варвара Петровна, где руки можно помыть?
Мама словно очнулась.
Идемте. Сюда
Герберт двинулся за ней, задержался у стены, на которой висят несколько старых фотографий, кивнул:
Это Оля?
Оленька, мягчая, кивает мать. Семь лет ей здесь, как раз в школу пошла. Вотс портфельчиком.
А этовы.
Мама отмахнулась:
Была я. Только когда это было
Герберт посмотрел на маму и снова на портрет.
Почемубыли? Вы и есть, очень похожи.
Мама не то чтобы совсем смягчилась, но ужаса в глазах немного поубавилось.
Это мы с отцом и Витей, старшим нашим, показывает уже сама. В Сочи, в санатории. Если вам интересно, хотите, еще Ольгу покажу? На выпускном вечере, со всем классом.
Очень интересно. И они с Гербертом вышли.
Ну что ж, рассудительно заключает отец, когда мы остаемся одни. Мужик хозяйственный. Вежливый. Какой человекне знаю. Но если ему доверяют страну представлять за границейзначит, человек проверенный. Налил себе, пока матери нет, выпил. Волнуется, вижу. А что же он сейчас не в Женеве? спрашивает невзначай, но ясно, что не сию минуту этот вопрос у него возник.
Выставку здесь организовывал. И кроме того, он с женой развелся.
А без жены, значит, там не положено?
Папа, ну о чем ты Ох до чего же мучительна эта обязательная процедура знакомства. Что, ну что ты имеешь в виду?
Он понял, помолчал.
А я такой порядок одобряю. И кивнул, словно сам себя убеждая. Это правильно. У холостых за границей мысли с государственных дел сбиваются. Ты тоже разведенная Может, набрались оба ума-разума, заживешь наконец путем. Когда расписываться решили?
Не знаю. Мы еще ничего не решили, давай пока не будем об этом
Вот тебе раз. А мы думалибудет что-то вроде помолвки. Мать вон сколько всего наготовила.
Папа, мы посидим немножко, обязательно, но только у него очень мало времени, и, когда я скажу, что нам пора, давай без демьяновой ухи, ладно?
Не учи ученого. Не такой уж твой отец солдафон
Я знаю.
был за границей. Прага, Берлин В сорок пятом году. До Женевы, правда, не дошел, он поглядел на меня и улыбнулся, но как-то невесело. Что ж, дочка дошагает.
На церемонии закрытия выставки, где Герберт не обещал большого веселья, веселья никакого и не было.
Какие-то дядьки произносили речи про дружбу и техническое сотрудничество, про контакты и контракты, и пока это все длилось, мы с Лариской, Валюшкой и Сашкой стояли в толпе, как чужие на празднике.
Правда, я одно поняла: Герберт действительно тут самый главный, и, как один оратор отметил, не будь его, никакой бы выставки не было. И ни контактов, и ни контрактов. Герберт стоял далеко от меня, в центре событий, у камер и микрофонов, затянутый в серый костюм и в бабочке. Я все пыталась поймать его взгляд, но Герберт был строгим, важным и неприступным.
Зато потом, когда церемония закончилась, отщелкали камеры, погасли прожекторы и сыграли гимн, все как-то быстро переменилось. Толпа направилась к экспонатам, дядьки, произносившие речи, через площадь, к гостинице Морфлота, а все остальные, которых немного осталось, в дверь налево. За ней оказался уютный зал приемов, и мы под руководством Герберта очутились в этом зале.
Самые активные сразу же бросились к столу с выпивкой, закуской и горками тарелочек. А тем, кто остался около Герберта, видимо, самым близким сотрудникам и друзьям, он, взяв меня под руку, представил очень значительно:
А этоОльга.
И все посмотрели на меня с пониманием и уважением.
Играет негромкая музыка, гости стоят и сидят с тарелками и рюмками в разных концах зала, кто такиенепонятно, одеты разношерстно, говорят на самых разных языках, едят и пьют, и вообщеобстановка непринужденная. Только вот мое положение не очень понятное. Вроде бы я здесь такой же гость, как все, а вроде бы и хозяйкаво всяком случае, гости после заявления Герберта, кажется, так меня воспринимают. Сам Герберт расхаживает среди гостей с рюмкой, ободряюще улыбается мне издали, и я улыбаюсь ему, улыбаюсь гостям направо и налево. Вот Лариската поразительно быстро здесь освоилась: дымит, тянет коктейль, режет правду-матку бородатому иностранцу:
Если бы нашим специалистам платили так же, как вашим, еще неизвестно, кто бы двигал технический прогресс. Талантов в Россиинавалом! Вот у нас, скажем, есть один мужик на автобазе
Улыбаюсь ей, улыбаюсь ошалевшему бородачу.
А Валюшка грустная, насупившись, сидит в углу, делает вид, что глядит журнал. А сама напряженно следит за Сашкой, который нетвердой походкой, но сияя, как самовар, несет через зал стакан с джусом какой-то коротко стриженной диве.
Валюнчик, мой хороший! Ау! приветливо подхожу я.
Ну как можно быть таким неустойчивым? в отчаянии отзывается Валюшка. Ведь все было так хорошо! Он опять не режимит. Опять набрался, ты посмотри! А эту курицу щипаную я сейчас убью
Сиди, не дергайся, я сама ее прикончу, говорю я и направляюсь разрушить Сашкин альянсно по пути встречаюсь с Гербертом, и он незаметно берет меня за руку.
Ну как? Очень скучно?
Люди незнакомые. А вообще
Идем. Он тянет меня за собой. Сейчас момент, когда их можно пустить на самообслуживание.
Мы выходим в выставочный павильон, Герберт открывает одну из стеклянных дверей, пропускает меня в небольшую комнату. Дверь закрывается, и сразу становится тихо. Рекламы, проспекты, каталоги, кофеварка, напитки в зеркальном баре. А кресло мягкое, сразу утопаешь в нем.
У тебя здесь уютнее.
Он чуть расслабил ворот рубашки.
Тамдля всех, здесьдля себя. Кока, джус?
Наливает сок в высокий стакан, щипцами аккуратно бросает лед.
Как в кино, говорю я.
Профессиональные навыки.
Чокаемся на расстоянии стаканами с джусом.
Я знаешь, где родился? Не поверишь. На острове Цейлон. Ныне Шри-Ланка. Отец там консулом работал. С восьми лет жил в Союзе, закончил ЛЭИ. Но, видимо, гены предопределяют судьбуопять попал за рубеж. Можешь иронизировать, но я люблю свою работу. Не могу без нее. Как альпинист без гор. Не могу без этой самой опошленной обывательскими суждениями «загранки». И снова поеду, сегодня решилось.
Он поймал мой взгляд, задержавшийся на рекламном плакате с иностранными надписями и с видом большого дома на берегу озера, подошел к нему.
Женевское озеро. Наше представительство. А вон, на третьем этаже, шесть окон справамой офис и моя квартира. И твоя. Если ты решишь
Я вздрогнула, хотя каждый день ждала этого вопроса.
А что Уже нужно решать?
Я тебя не торопил, но обстоятельства торопят. Во-первых, выставка закрылась, я возвращаюсь в Москву. Ты должна поехать со мной, нужно успеть подать заявление в ЗАГС, бумаги на оформление. Если я еду в Женеву с женой
А во-вторых?
Во-вторых, в Москву послезавтра приедет из Лондона мой отец. Он бывает дома не так часто.
И что?
Это замечательный человек. Не потомучто он мой отец и один из лучших дипработников. Он просто умницаповерь. Он один разглядел, что моя бывшая была дрянь. Но не в этом дело. Теперь я сам поумнел и хочу, чтобы он знал это. Таких счастливых билетов, как ты, дважды в жизни не вытягивают. И я хочу знать, могу ли я представить отцу тебя как свою невесту и мать его будущего внука.
Не по себе мне. Может быть, оттого, что сквозь спокойный тон Герберта, сквозь его обычную сдержанность сейчас явно проступает непривычное волнение. Таким я его никогда не видела.