Уважаемые! воскликнул широкоплечий мужчина с квадратной бородой, притиснутый разгневанной людской массой к самому прилавку. Уважаемые! К порядку, к порядку! Не надо из себя выходить. Пусть агораном разберётся.
Сварливая баба, устроившая переполох, не унималась.
Ага, дождёшься их, как же. Как не надо, так вечно под ногами крутятся, как жуликов ловить, так не дозовёшься. Отобрать у ей рыбу, вот и весь сказ, в другой раз поостережётся.
Не бузи! жёстко оборвал скандалистку широкоплечий. Вон, идёт уже.
Толпа и вправду раздалась в стороны, давая проход важному коротышке с нахмуренным челом. Взоры обратились на блюстителя рыночных порядков, а из-под стола показалась вихрастая мальчишечья головёнка, худая, быстрая лапка нырнула в корзину и вернулась с зажатой в ладошке сардиной. Действо произошло столь быстро, что Анаксимандр усомнился, видел ли он сей неблаговидный поступок. Агораном заглянул в корзину, подозрительно посмотрел на торговку, обратился к толпе:
Что случилось, уважаемые? Только по одному, не все сразу.
Вот она, прежним визгливым голосом, вызвавшим гримасу на лице коротышки, возвестила «жердь» и для верности указала пальцем, вот она рыбу водой поливала. Сама видела. Вели скифу обыскать, она в хитоне кувшин с водой прячет.
Толстуха задохнулась от негодования, лицо налилось свекольной краской, глаза выпучились. Агораном жестом велел торговке молчать, спросил у сгрудившихся и напиравших на него покупателей:
Свидетели есть?
Свидетелей не оказалось, зато к толстухе вернулся дар речи.
Уважаемый, меня послушай. Солнце ещё не поднялось, жары нет, какой же рыбе быть, как не мокрой? Сам посуди, сардины нарасхват идут, зачем мне их водой поливать? Со зла эта жердина на меня клепает. У-у, злыдня!
Тихо, бабы, не лайтесь! Сейчас разберёмся, агораном призадумался.
А она дело говорит, широкоплечий вступился за торговку. Рыбу в полдни водой поливают, когда покупателей мало. Сейчас-то зачем? Да они в цене не сошлись, я же тут стоял, ждал, пока вот эта рыбу купит. Она обол дала, та ей десять сардин выложила. Этой не понравилось, рыба, дескать, мелковата, ещё полдесятка добавь, та ни в какую. Вот и заспорили. Ты кончай эту свару, меня работа ждёт, а я бабьи склоки разбираю.
Симпатии толпы переменились. Уже в адрес сварливой покупательницы слышались гневливые выкрики, своими претензиями та застопорила торговлю, а народ с утра в рыбном ряду собирался ремесленный, занятой, временем для склок не располагающий. Разбирательство прервалось воплем старика, продававшим рыбу рядом с толстухой. Малолетние воришкибич всякого рынкачистили под шумок всё подряд и впопыхах опрокинули у старика корзину. Поймать злоумышленников не удалось, благодаря малому росту, двое воришек ужами скользнули меж ног толпившихся людей и скрылись.
Это из-за тебя всё! негодовал старик, грозя скрюченным пальцем. Не нравится цена, сама иди лови. Да она и ко мне подходила. Даёт обол, а рыбы требует на драхму.
Старик назвал «жердину» «общипанной вороной» и принялся собирать рассыпанную рыбу. Агораном выговаривал склочнице:
Ещё устроишь скандал, я тебя саму оштрафую.
Рыночное происшествие неожиданно вспыхнувшее, словно куча сухой соломы от коварной искры, также быстро как солома прогорело, и уже всяк занимался своим делом. Повинуясь движению людского потока, Анаксимандр оказался за пределами нервного рыбного ряда.
Казалось бы, пустяк, сразу и непонятно, что к чему, первый раз услышишьбестолковый закон. Призадумаешься, власть о городском люде печётся, для которого драхмабольшие деньги, день-два трудиться надо, чтобы заработать. Особое попечение агораномы оказывали рыбному кругу, но и хлебные ряды не оставались без внимания, там несли службу ситофилаксы. И неумолимые скифы с хлыстами за поясом поблизости крутились. Рыбным торговцам строго-настрого запрещалось обрызгивать рыбу водой. Заветреную рыбу кто возьмёт? Волей-неволей цену придержишь, чтобы побыстрей товар разобрали, иначе, с чем пришёл, с тем и уйдёшь. Рыбу, пожалуйста, покупай, сколько хочешь. Вот хлебособый товар. Ушлым людям предел не поставитьживо сообразят, что к чему. Через бездельников, которые за дармовщинкой да лёгким заработком гоняются, да хоть и собственных рабов к делу приспособят, живо хлеб скупят, попридержат, да и продадут с наваром. Кому-то навар, кому-то беда. А если граждане бедствуют, то и государство ткниразвалится. Своего хлеба в Аттике давно не хватает, купцы, что с Понта Евксинского зерно возят, процветают. Оборотистые люди любую нехватку себе на пользу обернут. Властям ухо востро держать надо. Кто во власть своих людей выбирает, тот всем и заправляет, о том она, власть, и печётся.
Продажа масла заняла весь день. Сделка, совершённая к обоюдному согласию, взаимно расположила купцов, и подвигла к дружескому соучастию. Афинянин взялся покровительствовать милетянину. Планы Анаксимандра о закупке оливкового масла и расписных амфор выслушал, словно просвещённый горожанин рассуждения наивного хлебопашца.
Хороший прибыток получишь, не спорю. Маслоходовой товар. Но, если хочешь иметь настоящий барыш, закупи серебро. Верное слово говорю, афинское серебро везде с барышом продашь. Сам прикинь, откуда милетские златокузнецы серебро берут? Насчёт серебра поинтересуйся у Гефестиона. На агоре спустись по ступеням, минуй Булевтерион, как раз к храму Гефеста и выйдешь. Возле храма кузнечные поделки и продают. Там же и торговцев металлом встретишь. Кстати, деньги на хранение жрецам Гефеста отдай, и в сохранности пребудут, и под рукой. Подумай.
Уговорил. Пожалуй, и то, и другое, и третье возьму, Анаксимандр махнул рукой и рассмеялся от полноты чувств. И амфоры возьму, и масло, в Милете их уже ждут. И на серебро денег хватит, у меня заёмное письмо на талант имеется.
Ишь, ты-и! Хремил вскинул брови и потрепал друга по плечу. Видно, если такими деньгами ссужают, большим почётом в своём Милете пользуешься. И лачужку, наверное, имеешь белокаменную, о двух этажах, с садом и бассейном.
Ещё и мраморная кора в саду стоит, опять засмеялся милетянин. Свидетелем пойдёшь? Я никого в Афинах не знаю, а трапедзит свидетеля затребовал.
Отчего ж не пойти? Пойду, с меня не убудет, хорошему человеку всегда рад услужить. Смотришь, сам в Милет нагряну, и ты мне чем-нибудь поможешь. Знаешь что? Приходи ко мне сегодня обедать. Кунаками сделаемся.
Предложение добродушного афинянина пришлось по душе. Почему и не завести знакомство в Афинах? Честной торговле это на пользу. А Хремил Анаксимандру понравился.
Деньги, вырученные от продажи розового масла, Анаксимандр сдал на хранение жрецам Гефеста, заодно преподнёс в дар храму кинжал, купленный тут же на площади у задержавшегося коринфянина. Седобородый жрец, принимавший деньги на хранение и дар богу, не отказался просветить щедрого чужестранца о порядках торговли металлом и кузнецкими изделиями. Благодаря непринуждённой общительности и щедрости, Анаксимандр выяснил интересующие его вопросы: цены, дни, по которым привозят серебро, как вести дело с тем или иным купцом.
Праздник
На рассвете первого дня Великих Дионисий толпы афинян и чужестранцев, праздничные одежды которых дополняли яркие цветы, устремились через городские ворота в Ленеи. Отсюда, из местного театра начиналось торжественное шествие.
На праздник Хремил отправился вдвоём с супругой. Перкала блистала нарядами и украшениями. Не часто аттической женщине из добропорядочного семейства представлялся случай предстать во всей красе. Дорогой лилейный пеплос до пят, со свободно ниспадающей апоптигмой оставлял обнажёнными руки и шею. Золотистые локоны свешивались на грудь, запястья охватывали золотые браслеты, золотом отсвечивали застёжки на плечах. Головы обоих супругов украшали венки из гиацинтов. Улыбаясь, Перкала такой же венок водрузила на голову мужниного друга. Накануне милетянин подстригся по последней моде, волосы до плеч здесь уже не носили.
Архонт-басилей возвестил о начале праздника. Оборотив лицо к небу, вознесся руки, произнёс хвалебную молитву. Жрецы в длинных белоснежных хитонах вынесли изображение бога, выполненное из обожжённой глины. Жена басилея облекла божество в белый хитон. Орхестра заполнилась музыкантами, одетыми в короткие хитоны менадами, сатирами в козлиных шкурах. Музыканты заиграли на авлосах, менады били в тимпаны, вместе с сатирами увили божество миртом, плющом, виноградной лозой, подхватили на руки, вынесли из театра. Здесь уже ждала четырёхконная повозка. На повозку установили божество, усадили в кресло его священную супругу, забросали зеленью, цветами, увили виноградной лозой. Сатир с взлохмаченной шевелюрой и бородой, диковатым взором, взял в руки вожжи. Процессия двинулась. За повозкой следовали музыканты, не прекращавшие игры на авлосах, пляшущие менады с тирсами в руках и сатиры. На некотором удалении от свиты богаархонт-басилей, жрецы. И уже вслед за ними паства. Здесь были и горожане и представители всех аттических демов и эллинских государств, лишь спартиаты не славили бога виноградарства и всеобщего братства.