Не много же было у них удачи! Рандольв разочарованно скривился и взвесил рог на руке.
Сколько ни есть, а и та теперь наша.
У подножия горы их ждал при лошадях только один человекДоброш, десятский. Лют хотел спросить, а где остальные, но тут сам увиделСнарь и Альстейн возвращались от леса, ведя третью лошадь без всадника.
Какой-то тролль мчался к лесу на Асбьёрновой лошади! издали крикнул Альстейн на северном языке. Лошадь мы поймали, но тролль ушел.
Где Асбьёрн? Лют быстро сел в седло и тронулся им навстречу.
Не знаю, поехали искать.
Давайте, парни, живее! Их догнал Доброш. Если загорятся другие дома, мы в таком дыму своего носа не найдем!
* * *
Отдышавшись немного, Берест сел на мху и попытался подумать. Варяжская секира лежала перед ним, будто небольшое чудовище, хищная, опасная, чуждая и в то же время красиваяглаз не отвести. На острое лезвие надет узкий чехол из дуба, тоже с резьбойвроде как змеюка вьется, и примотан тонким кожаным ремешком. Вещь была дорогаяэто сказывалось и в серебряной насечке на обухе, и в резьбе гладкого дерева рукояти, искусно вытесанной из елового стволика. Уж не боярина ли какого он с коня ссадил? Вот бы самого главного у них!
Ветер шумел в вершинах, но в лесу было тихо. Лишь сороки стрекотали. Если бы вокруг шарились два коня со всадниками, уж их-то он услышал бы. Потеряли след, ушли?
В одной сорочке, мокрой от пота, на осеннем ветру Берест скоро зазяб. Прихватив секиру, пополз к краю оврага. Прислушался, внимательно оглядывая окрестности, выбрался наверх. Его тянуло назадк Малину, узнать, что там происходит, жив ли еще кто-нибудь! Но не умнее ли будет бежать со всех ног к соседям, к тем же Здоровичам? В Доброгощу? А то и на них нагрянут
Или уже нагрянули? По затылку пошли мурашки. Если на землю Деревскую пришло целое русское войско, то наверняка рассеялось по городкам и весям. И в каждом сейчас творится то же, что и здесь! У Береста чуть сердце не остановилось. Если так то и помощи искать негде.
Что же никто не предупредил? Берест едва не застонал от досады. А кто должен был? На вече уговорились ждать вестей от князя и на том успокоились. А князю кто должен был весть подать?
Вот я и должен, подумалось. Тот, кто уже видел врагов, но сумел уйти. Единственный из всех? От этой мысли стало куда холоднее, чем от ветра.
Идти в Искоростень? Пешком тут пути на два дня, не меньше. Без платья, без куска хлеба без обмоток на ногах даже. Добраться до Истомичей, тут поприща два, а там дадут какую свиту даже лошадь, у них есть одна.
Нет. Будто споря сам с собой, Берест помотал головой. Сперва выяснить, что со своими.
Крадучись, тронулся в обратную сторону, к Малину. Не зря он с семи лет с отцом и дедом ходил на ловы: никто не услышал бы, как Берест идет по лесу, зато ни звук, ни движения не оставались для него незамеченными.
Однако русов он застал только в самом селении. Лежа под кустами опушки, он видел, как горят Гвездоборов двор и еще два ближних к нему. И гумно горелоБерест понадеялся было, что со снопами вместе сгорел и тот рус, но вспомнил, как прятал там Огневку, и отогнал эти мысли. Догадался ли малец выскочить, пока русу было не до него? Пока огонь не разлетелся по снопам, было время открыть вторые ворота наружу.
Гады! Змеи поползучие! Хотелось передавить их всех за жито на гумне а кто бы стал есть тот хлеб? Где все малинцы, родичи и соседи? Живы ли еще?
Людей в охваченном огнем краю селения не было. Пришлось дать здоровенный крюк, чтобы незаметно подобраться с другой стороны, зато теперь Берест всех увидел. Женщины, дети, отроки сидели на земле, на пустыре перед святилищем, сжавшись в тесную кучу для тепла. Долетали звуки плача и причитаний. С кромки оврага Берест разглядел с краю троих мужчин. Руки у них были связаны, у Лызгача на плече краснело кровавое пятно, у Миряги был разбит лоб. Больше никого. Ни Мезенца, ни Комля, ни Задорки, своего троюродного брата и лучшего приятеля, Берест разглядеть не мог.
Снова встало перед глазами тело отца с кровавым проломом на лбу. И впервые ясно обозначилась мысль: да был ли отец жив, когда он тащил его к избе?
Нет, лучше не думать о худшем, пока ничего не ясно.
В кучу на расстеленной бычьей шкуре были свалены разные пожитки: тонкий лен, хорошая опона, бобровые шкурки, две-три медвежины. Особенно-то поживиться гадам здесь было нечем. Тут не те палаты, что у княгини киевской, с золотых блюд серебряными ложками не едим, паволоками не утираемся.
Трое-четверо всадников объезжали пленников, поигрывая кто плетью, а кто секирой или мечом. Остальные русы, спешенные, толпились у костра. Лежала разрубленная свиная туша, часть мяса уже жарилась на отодвинутых от пламени углях. В корыте были навалены короваиот разных хозяек, видно, вынесли, что нашли в избах. Русы хохотали, жадно ели хлеб и сало, разложенные на круглом щите, толкали друг друга в плечи, радуясь добыче.
Один сидел поодаль, и на горле у него виднелась широкая белая повязка с пятном крови. С досадой Берест признал в нем своего руса с гумна. Живучий, гад! Горло ему расцарапал, но до яремной жилы не достал.
Человек пять толпилось возле кого-то одного, разглядывая то, что он им показывал, что именно, Бересту издали было не видно. Но русы очень веселились: орали что-то по-своему, смеялись, били друг друга по ладоням. Вот из круга вышел пареньпримерно ровесник Береста. Среднего роста, светловолосый, с правильными чертами загорелого лица, улыбающийся во весь рот. Эта сияющая счастьем улыбка делала его похожим на Ярилу, что ездит весной по полям на белом коне. В последние годы Ярилой Малинской волости был Станко черным прахом он в сыру-землю ушел из-за этих вот
Чему они так радуются? На ходу молодой русин засовывал что-то за пазуху. Что нашли? Рог, что ли, из святилища уволокли?
За спиной кто-то тихонько свистнул. Берест едва порты не замочил от неожиданности и резко обернулся, сжимая рукоять чужой секиры. Но в пяти шагах на дне оврага позади увидел Межакастаршего Лызгачова сына.
Я это! прошептал тот. Не скачи, заметят.
Берест торопливо соскользнул к нему. Оказалось, Межак тоже запомнил науку деда Миряты и сразу кинулся в огороды. В лес убежал Липняк, сын покойного Томилы, и Комлева баба с дитем. Межак знал, где они сидят, но больше никого пока не видел.
Неужели все прочие там, в кольце у русов?
Их что, уведут? недоверчиво спросил Берест. В Киев с собой?
Сам понимал: а как же иначе, русь издавна торгует полоном. Говорят, за волынянами, хорватами и лендзянами живут чехи, а у них еще более крупный рынок в граде Праге. Не для того русы всех малинцев собрали и держат, чтобы пирогами угощать!
Но надо же как-то начал Берест и запнулся.
Своих надо было как-то выручать! Не может же такого быть, что мать с сестрой, родичей и соседей, своих, самых близких, составлявших для него почти весь род людской, уведут на продажу, как каких-то чудинов полоненных?
Но как? Он, Межак, еще один отроча и женка Варяжская секира Хороши себе три могучих витязяпрям Усыня, Горыня и Дубыня из дедовых сказок!
К Истомичам бежать! горячо зашептал он, хотя с такого расстояния русы их голосов не услышали бы. К Здоровичам! Пусть собираются быстрее! Может, отобьем! До князя-то далеко.
К Истомичам бежать придетсяне загинаться же в лесу, зашептал Межак в ответ. А чтобы отбить Где ты у них таких витязей видел, чтобы на конных русов идти?
На дороге подстеречьи стрелами. Дорога-то на Киев одна!
У тебя лук есть?
Нет Секира вон есть!
Ух ты! Межак в восхищении подался ближе. Как достал?
А! Берест отмахнулся. Рассказывать о своем подвиге как-то не тянуло. Пошли отсюда.
Они пробрались вдоль оврага до дальнего конца, где за кустами можно было прокрасться в лес. Передвигались ползком. Укрывшись за деревьями, Берест обернулся. Из такой дали сидевшие на пустыре весняки казались стаей серых и белых гусей.
Боги вовсе не забыли о малинцах. Войдя в лес, Берест и Межак почти сразу наткнулись на Вьюхустаршего сына дядьки Родимы. Это был крепкий и толковый молодой мужик, лет на семь старше двоих отроков. За ним пробирался еще один отрокчетырнадцатилетний Ярец.