Обычно там, где мыл золото, Архип старался ничем не выдавать свое присутствие. Насколько возможно было маскировал следы работы. Даже колоду-бутару, в которой промывал породу, на ночь укатывал в чащу, там же прятал инструмент. И уж тем более, никогда не стрелял вблизи от Потайного ключа, как он его называл. Это место ему показал еще его отец, который тоже был вольностарателем-бергало. Вел жизнь бродяжью, рисковую, часто на волосок от смерти - от пули охотников за золотом, от когтей свирепого хозяина тайги - медведя, либо в обвалившемся шурфе.
Покойный родитель нашел это место случайно: преследовал раненую косулю, которая упорно шла, оставляя кровавый след, вверх к скалам по краю каменной осыпи. Осыпь была большой: от самых скал вниз до реки по широкой разложине. Где-то внизу под камнями явственно, но глухо, шумел поток. Понятно было, что он впадал в Амыл, но где-то глубоко, у самого дна. Такие подземные ручьи и речки встречались в верховьях довольно часто.
Уже подобравшись к самой скале, отец Архипа с изумлением увидел, что добычи, которую он уже считал своей, нет. По кровавому следу выяснилось, что между отвесной высокой скалой и притертой к ней гигантской глыбой есть незаметный, совершенно узкий и низкий проход-лаз. Он вел через трещину в горном массиве в небольшую долину, где было верховье это небольшой речушки.
Метров тридцать нужно было пробираться где полупригнувшись, а где и на четвереньках. На выходе из трещины наткнулся на мертвое животное - силы и жизнь покинули его. Освежевав добычу, охотник наскоро исследовал речушку-ручей и сразу нашел несколько небольших золотых самородков граммов по тридцать-семьдесят. Домой летел как на крыльях, а дома уже ждало известие о мобилизации.
Архипу тогда было семнадцать, еще жива была мать, хотя уже болела. Они вместе проводили отца на войну. Перед уходом он подробно рассказал сыну о найденном месте. Да тот и знал, помнил его, потому что последние три сезона они уже старались вместе и часто бывали в тех краях, хотя до них было три дня пути таежными тропами.
Два лета потом сын разрабатывал золотое место. Поначалу, когда пришел к Потайному, был поражен, на-сколько трудно было отыскать этот узкий лаз-трещину в скале. Если бы не упорство отца-охотника - вовек не найти, даже если будешь стоять рядом.
Потом был просто очарован скрытой среди скал долиной-оазисом. Сюда был единственный вход, он же выход. Это давало гарантию безопасности. Чтобы быть наверняка уверенным, что никто не увидит (бывало, чтобы узнать «золотое место», за старателями следили), в свое ущелье всегда заходил ночью, как наказывал отец. И выходил так же, ну а следов на камнях не остается.
Когда пришел сюда впервые, в лазе уже на выходе сделал ловушку: два деревянных толстых кола крест-накрест перегораживали лаз, как решетка. Тронь хотя бы чуть-чуть любой из них - сразу обрушится град крупных валунов с уступа рядом. Теперь ни человек, ни медведь пройти не могли.
Архип внимательно осмотрел и исследовал свою долину. Кругом вздымались высоченные дикие утесы-скалы. На их вершинах росли одиночные ели и пихты. Гладкие отвесные стены - сверху не спустишься - это успокаивало. В самой вершине долины в глаза бросилось, что по почти отвесной стене по уступам шла кабарожья тропа. Но там, где ходит кабарга, спасаясь от хищников, не пройти человеку, тем более не спуститься сверху.
Был у него здесь свой пихтач, несколько мощных кедров, кустарник, трава росла. Не было только птиц, и по целому месяцу он, бывало, слышал лишь шум воды. Правда, высоко-высоко в небе днем иногда можно было видеть, как крестики, парящих в бездонной синеве орла-нов и коршунов да слышать в жаркие дни их протяжное п-и-и-у, п-и-и-у.
Пришлось сразу сделать себе убежище - хвойный шалаш. Крыша над головой - великое дело в тайге, особенно в ненастье. Был у него и ледник - в глубокой нише у основания скалы лежал толстый лед, который не таял все лето.
Из осторожности очень редко охотился, уходя подальше вверх по реке. Добычу с трудом затаскивал к себе. Сразу проверил, не видно ли мути в реке там, где в нее впадает ключ - не было. Вот только теперь более или менее он успокоился, но все равно всегда помнил наказы отца:
- Всегда внимательно следи за всем вокруг. Доверяй предчувствиям, если появятся. Верь спине - она всегда подскажет, если на тебя кто- то смотрит сзади, и не важно, человек это, или зверь. Ни в коем разе не расслабляйся к концу сезона, наоборот, будь более внимателен. Ну а когда выходишь из тайги домой - лучше не ходи готовыми тропами, отмахай больше километров горами и тайгой - зато сохранишь голову.
Сын верил отцу, у которого был богатый и бесценный опыт старателя. Знал он и мужиков-старателей, которые, уйдя за золотом, иногда домой не возвращались. Старался быть предельно осторожным, но на второе лето оплошал и едва остался жив.
Было это в начале июля. Как обычно ночью, с большими предосторожностями Архип вылез из трещины-лаза, тихо спустился краем осыпи к берегу и двинулся вниз по течению к дому. До прииска было еще две ночевки у костра и немереное количество верст по тайге, распадкам, увалам. Спину оттягивала ноша - золотой песок с самородками и копченое мясо - часть маральего стегна. Три дня назад на край его долины сверху со скал упал бык-рогач. Эти звери пору гнуса пережидают на высоте, на скалах, на обдуве. То ли его пугнул медведь, то ли сам сорвался, но Архипу досталась богатая добыча. Всю мякоть он срезал и закоптил. В леднике оно пролежит до следующего прихода.
С едой на приисках стало тяжело. Из-за войны и разрухи совсем мало и редко приходили обозы с продовольствием. В приисковой лавке кроме залежалых каменных пряников и комьев слипшихся леденцов нечего было взять. Из-под полы в два-три раза дороже кое-что купить у того же приказчика можно было. В стране был введен сухой закон, и на прииски прекратили завозить спирт. Такого не помнили даже старожилы. Уж чего-чего, но спирт-то... этого добра всегда было с избытком.
Часть старателей забрали на войну, оставшиеся, стремясь выжить, вели хищническую добычу золота, нещадно воруя его у хозяев. Сбывали его тоджинским купцам (из Урянхая) и китайским спиртоносам. У купцов мука простого размола стоила 25 граммов золота за один пуд (16 кг). Значительная часть золота, добываемого в эти годы и на Чеблаковском прииске, отправлялась китайскими и корейскими спекулянтами-посредниками в Китай.
Вот и пришлось тащить такие дали мясо домой. Часть пригодится в дороге с лепешками перекусить (две штуки, испеченные из последней муки на раскаленном камне-плитке, у него были), часть отдаст Насте с матерью, у них с едой трудно. По приходе домой там поблизости нужно будет обязательно добыть зверя, иначе - голод. На прииске как таковых и огородов-то не было. Ничего в камне не растет. Выращивают с трудом картофель, но его сейчас и не подкопаешь - рано еще.
Первую ночь Архипа приютил на ночлег огромный, лет под двести, кедр. Между толстенных узловатых корней, похожих на скрюченные в судороге пальцы, на подушке мягкой, рыжей, сухой хвои хорошо спалось. Огня из осторожности он не разводил, поужинал лепешками и пластами нарезанной свежекопченой дичины. Долго слушал тишину, потом слушал себя - никаких предчувствий, все дышало покоем. Утром встал затемно и по холодку успел пройти почти половину дневного перехода. А потом случилось это.
Он поленился огибать чистину кромкой густого пихтача, вышел на открытое, думая спрямить путь. Огненный шмель раскаленным жалом ударил в спину, когда переходил поляну. Потом позже от леса прилетел звук хлесткого выстрела. Это произошло, когда Архип поднял ногу, чтобы перелезть-перешагнуть через высоколежащую колодину. От внезапного удара он перелетел через нее и упал в высокую дурнину, больно оцарапав лицо. Изначально знал, что когда-нибудь такое может с ним случиться. Это и помогло ему быстро сориентироваться в случившемся. Вначале подумал, что ранен. Сильно болела спина чуть пониже лопаток, будто по ней ударили большущим камнем. Но крови не было, а сдернув котомку, он увидел в ней входное пулевое отверстие, выходного не было. Его спасло мясо в мешке, пуля застряла в нем.
Думать дальше было некогда. Чуть выглянув из-за валежины, Архип увидел, что к нему по его следу в траве идет с ружьем наперевес человек в солдатской шинели. Метрах в двухстах на краю пихтача стояли еще трое. Оттуда раздался крик: