Пятый имел странную физиономию; он был уже старик, но старик бодрый и сильный; его густые с проседью волосы спускались на узкий лоб; маленькие глаза блестели каким-то мрачным огнем, а широкие плечи, короткий стан и грубые сильные руки свидетельствовали о том, что он привык к тяжелой работе. Все лицо его было изрыто какими-то странными рытвинами. Произошли ли они от оспы или от ожога порохом, или от купоросного масла - это было неизвестно.
Но какая бы ни была причина, а этот человек имел отвратительную и грубую наружность, несмотря на его изысканный туалет дурного вкуса.
Он был в бальном костюме: в черном фраке и белом жилете, сверх которого была надета в два ряда толстая цепь от часов; на огромных ногах, напоминавших копыта, были надеты лакированные сапоги. Красные костлявые руки с уродливыми ногтями, казалось, никогда не знали перчаток.
Наконец, последний из этих шестерых людей был так хорош собою, что фантазия и искусство, соединенные вместе, не могли бы создать ничего идеальнее.
Был ли он креол или тайный плод индийского раджи и англичанки с алебастровыми плечами, был ли это гордый идальго, в жилах которого текла кровь гренадских мавров - этого никто не знал.
Он был высок ростом, смугл, почти оливкового цвета. Вьющиеся волосы и короткая борода, о которой он очень заботился, имели синеватый отлив вороньего крыла. Черты лица его, совершенно правильные и составлявшие в целом тип дивной красоты, были оживлены жгучим, чарующим взглядом.
В свете, где он жил, его прозвали Шерубин (Херувим) Очарователь.
Когда все собравшиеся сели, председатель, уже сидевший в кресле, поклонился всему собранию и сказал:
- Господа! Наша ассоциация; основанная под именем Клуба червонных валетов, состоит из двадцати четырех членов, большею частью не знающих друг друга, что и гарантирует их от нескромности.
Шесть членов, никогда не видавшие друг друга, с видимым, любопытством осматривали один другого.
- Каждый из вас,-продолжал председатель, - мог ознакомиться с уставом клуба до вступления в общество; следовательно, вы знаете, что главное условие состоит в беспрекословном повиновении тайному и никому, кроме меня, неизвестному начальнику, которого я - покорнейший посредник.
Шесть членов поклонились.
- Сегодня вы собраны сюда: по приказанию начальника для того, чтобы могли познакомиться друг с другом: это необходимо, потому что вы будете работать сообща и по одному делу, которое может принести нам баснословные выгоды.
При этих словах у всех обнаружилось живейшее любопытство.
- Какие планы у начальника,- продолжал председатель,- я знаю это не вполне и мне запрещено рассказывать их вам. Я только уполномочен дать вам инструкции.
Тогда председатель обратился к тому из членов, которого называл майором.
- Майор,- сказал он,- вы часто бываете в свете?
- Часто,- отвечал майор.
Председатель стал, по-видимому, справляться с иероглифическими записками.
- Знакомы ли вы,- спросил он,- с маркизой Ван-Гоп?
- Да, - отвечал майор.
- В таком случае, вы будете приглашены к ней на бал в будущую среду?
- Вероятно.
- Маркиза, не правда ли, женщина лет тридцати, креолка испанской Америки, замужем за голландцем?
Майор кивнул утвердительно головою.
- Она, говорят, очень богата.
- Шестьсот или семьсот тысяч ливров доходу.
- Она любит искусство и артистов; говорят даже, что она, с некоторого времени, начала учиться скульптуре?
- Я - учитель ее,- сказал человек, которого председатель называл Фидиасом.
- Очень хорошо. Я подозревал это.
- Маркиз Ван-Гоп - человек лет сорока, догматик и мрачного характера
- Говорят он ревнив?
- Очень ревнив,- отвечал майор,- и однако ж не имеет ни малейшей причины ревновать - маркиза безукоризнена.
- Майор,- сказал председатель,-вы представите маркизе в будущую среду г-на Шерубина. Вот он.
Председатель указал на господина дивной красоты и продолжал:
- Маркиза не дружна ли с женщиной лет тридцати пяти, вдовою, которую зовут госпожою Маласси?
- Я думаю,- сказал майор,- я даже несколько раз встречал эту вдову у маркизы.
- А вас, - сказал молодой председатель, обратясь к ливрейному лакею,- вас прогнал вчера от себя старый герцог де Шато-Майли?
- То есть, - сказал лакей,- я заставил его прогнать себя, согласно с полученными от вас инструкциями.
- Это-то я и хотел сказать; но вы забыли возвратить герцогу ключ, отданный вам на хранение.
- Ключ от сада дома41 по улице Пепиньер?
- Точно так. Кроме того, вы должны были, несмотря на то, что находились только три месяца в услужении у герцога, совершенно ознакомиться с привычками, распределением времени, вкусами и прихотями герцога?
- Я всегда стараюсь хорошо узнать того, у кого служу.
- Следовательно, вы хорошо изучили герцога?
- Вполне.
- Очень хорошо, от вас потребует сведений в свое время. Но в настоящее время вы отправитесь завтра же к слесарю на улицу Лапе, на углу улицы св. Антония, войдете в лавку и скажете просто:
«Помнишь ли Николо?» На это он Вам ответит: «Я видел, как ему отсекли голову на гильотине». Вы дадите ему ключ, который унесли
- А! Понимаю.
- И попросите сделать другой ключ, точно такой, как этот. На другой день вы сходите к нему опять, возьмете оба ключа и отошлете старый ключ к герцогу Шато-Майли.
- Что же я сделаю с новым ключом?
Вы пойдете гулять около восьми часов на итальянский бульвар и будете стоять у Китайских бань. Там встретите господина
Председатель указал на господина с моноклем в глазу и закрученными усиками.
Последний проявил удивление.
- Любезнейший собрат,- сказал председатель,- госпожа Маласси и до сих пор еще очень хороша, и жаль было бы, если бы вы отказались взять ключ, который вам подадут.
Тот молча поклонился.
- Господа! - сказал напоследок председатель. - Так как вы все шестеро будете заняты по одному делу и в одно время, то необходимо было познакомить вас между собой. Теперь вы знаете друг друга и можете разойтись. Каждый из вас получит подробные инструкции у себя дома.
Председатель кончил заседание и раскланялся с шестью червонными валетами, которые вышли и исчезли в тумане, покрывавшем Париж.
Когда из залы вышел последний валет, молодой председатель собрания запер за ним дверь на замок. Уверившись, что он остался один, он постучал в перегородку, разделявшую погреб на две части, и сказал:
- Господин, можете войти.
Перегородка раздвинулась и из-за нее вышел человек, закутанный в широкий плащ, вроде тех, какие были надеты на червонных валетах, и сказал насмешливым тоном:
- Честное слово, ты председательствуешь, Рокамболь, как судья.
- Не правда ли, капитан?
И Рокамболь, ибо это был он, почтительно поклонился капитану сэру Вильямсу, то есть виконту Андреа, брату слишком легковерного Армана де Кергац.
- Да,- продолжал капитан, - ты председательствуешь, как настоящий судья. Я смотрел в щель и не терял тебя ни на минуту из виду. Невозможно помыслить, что ты тот ужасный бездельник, который погубил невинного Николо.
- Ах, капитан,- смиренно проговорил Рокамболь,- вы знаете
- Приемный сын вдовы Фипар,- продолжал баронет сэр Вильямс,- продавший своего капитана за несколько билетов в тысячу франков
Баронет произнес этот упрек без малейшей горечи.
- Однако,- возразил Рокамболь флегматично,- вы слишком умны, чтобы не могли понять и извинить моего тогдашнего поведения. Тогда, видите ли, я был одним из ваших подчиненных агентов; вы еще не окончили тогда моего воспитания, наконец, в то время я не был еще, как теперь, вашим сыном
- Это справедливо, плут
- И кроме того, вы еще не знали, чем буду я, а я не знал, что вы такой ловкий человек.
- Г-м! - сказал Андреа скромно.
- Вы проиграли дело и были разорены; я нашел, что для меня выгодно продать вас, и продал. На моем месте вы сделали бы то же.
- Черт возьми! - сказал хладнокровно баронет.
- С тех пор мы помирились, как люди, которые любят друг друга и уважают. Вы превратили меня в щеголя, в светского человека и сделали приемным сыном. В Нью-Йорке, где у нас было дело, вы посвятили меня во все тайны нашего искусства Одним словом, теперь мы соединились на жизнь и на смерть. Я ваш раб я позволю двадцать раз скосить себя за вас.