Особенно летом.
Мальчишки в фонтане заряжали нас положительными эмоциями все лето. Каково же было наше удивление, когда мы неожиданно узнали, что любовались миражами, призраками! Не купаются, оказывается, корейские дети в фонтанах, да еще без штанов. Слишком для этого изысканны и воспитанны. Не то что их сверстники«маленькие дикари» из Узбекистана. Именно в этом старалась убедить нас некая Квак Юн Ди, волонтер Корейского агентства по международному сотрудничеству КОЙКА, работающая в Узбекистане, в своем интервью газете «Коре ильбо»18 за 16 июля 1999 года. На вопрос корреспондентки Алевтины
Им: «Что вас удивило в Узбекистане больше всего?»Квак Юн Ди сказала буквально следующее: «Я очень удивилась, увидев совершенно раздетых детей, плещущихся в фонтане! У нас в Корее это невозможно, у нас дети плавают только в бассейнах и одетыми в купальники».
Однако нам было тоже невозможно не верить собственным глазамс ума, как известно, сходят поодиночке, а не всей редакцией сразу. И еще менее возможно было поверить, что коренная жительница Кореи никогда за всю жизнь не видела на родине купающихся в фонтанах детей. Соврала корейская волонтерка. И ведь как интересно это сделала. Умудрилась не упомянуть ни одной достопримечательности Узбекистана, не сказала ни о красочных нарядах женщин, ни о роскошных горных пейзажах, ни о плове с шашлыками. А вместо этого как бы ненароком «лягнула» чужой народ, противопоставив «темному» Узбекистану с «совершенно раздетыми» детьми (ах, моншер, какой моветон!) чинный образ приличной, благовоспитанной Кореи «а ля Швейцария». Для человека, который видел Корею хотя бы мельком, этот образ смешон своим полным расхождением с реальностью, ибо при всем желании чинной Корею никак не назовешь.
Да и откуда вдруг взяться чинности и условностям в стране, еще вчера крестьянской, простой? Купание детей в фонтанахэто еще цветочки. Куда больше впечатляют западных иностранцев другие не очень пуританские обычаи Кореи. Например, привычка корейских мам брать с собой в баню маль» «Коре ильбо»газета бывших «советских» корейцев, издается на русском языке. чиков-школьников или купать разнополых детей уже вполне сознательного возраста в одном тазу голышом. Или обычай корейских взрослых дергать мальчиков за «перчик» в знак симпатии (примерно как по головке погладить). Или манера корейских ребятишек хватать в игре друг друга за «эту самую» часть тела. (Говорят, что именно от этой распространенной детской игры и пошло не очень приличное, но употребляемое корейское выражение «пураль чхингу». Его примерно можно перевести как «друзья по пиписькам», то есть друзья с раннего детства.)
Обычаи для нас странноватые, прямо скажем, господин Фрейд их вряд ли бы благословил. Однако, несмотря на все эти «перчики», корейцев никак не назовешь разнузданным, развратным и даже просто гиперсексуальным народом. Скорей наоборот. На мой взгляд, в корейских мужчинах, даже в самых зрелых, гораздо больше юношеского романтизма, милой мальчишеской робости, чем в «приличных» европейцах. Видимо, не все в психологии так однозначно, как это порой кажется.
Я не говорю, что старые обычаи надо холить и лелеять,я говорю о том, что нечего особо комплексовать по поводу существования подобных традиций. Ну, купаются корейские дети в фонтанах без штанов. А в Австралии мамы проводят в женскую раздевалку бассейна пяти-шестилетних мальчиков. А в Финляндии во многих общественных саунах мужчины и женщины моются вместе. А в болгарских деревнях братья с сестрами частенько спят в одной постели вплоть до подросткового возраста. Все страны с сильными деревенскими корнями к этим вопросам подходят достаточно просто. И во всех происходит постепенное, естественное вытеснение этих старых обычаев новыми, городскими нормами приличия. Однако в Корее стараются как-то идеологически закамуфлировать все то, что не вписывается в господствующие ныне в «цивилизованном мире» нормы поведения.
Тактика, до боли знакомая нам по советским временам,настойчивые попытки всячески отбелить, стерилизовать, причесать и разукрасить живую реальность страны в глазах иностранцев, нарисовать «правильный» образ Кореи, совершенно не заботясь о правдоподобии картинки. Сам образ при этом отнюдь не постоянен. Постоянны лишь художественные приемыгрубые натяжки, а подчас и прямое вранье.
В Корее секса нет?
Или нет ничего, кроме секса?
В 1996 году на занятиях в Сеульском университете нас, иностранцев, попросили поделиться своими впечатлениями о корейской культуре. Я стала рассказывать о том, как прочла много лет назад «Верную Чхунхян» в русском переводе, как поразил меня красивый язык, необычные образы произведения. Преподавательница удовлетворенно кивала головой до тех пор, пока я мимоходом не обмолвилась как о художественном достоинстве повести об изысканных описаниях любовных сцен. «Нет, нет!оборвала она меня чуть ли не в панике.В повествовании о Чхунхян нет никаких любовных сцен! Там говорится о чистой, целомудренной любви!» Я предположила, что, может быть, просто читали мы разные варианты повествования, ведь тема Чхунхянэто «бродячий сюжет» корейского искусства и существует повесть в разных пересказах. Но корейская преподавательница стояла на своем, доказывая, что любовных сцен не могло быть в принципе. Что классическое корейское искусство, в отличие от западного и японского, возвышенно и до низменных тем не опускалось никогда, а то, что я читала,это, видимо, злостное извращение шедевра корейской литературы западным переводчиком.
В то, что А. Троцевич, известная советская переводчица и востоковед, сама от себя добавила эротические мотивы в «Верную Чхунхян», поверить было трудно. Да и сама идея неземной чистоты корейского искусства на протяжении веков как-то не убеждала. Нет ведь на земле ни одного народа, в искусстве которого с той или иной степенью откровенности не отражалась бы такая важная часть человеческой жизни, как эротика, секс.
Почему корейцы должны вдруг стать исключением? Да, образцов старого искусства подобного направления было не особенно много, и действительно, японцы корейцев в этом отношении сильно перещеголялиих эротическая живопись, к примеру, отличается куда большей откровенностью. Но все-таки и в Корее «секс был». Был некогда в стране и весьма вольный жанр «пхэсоль» в литературе, и «чхунхва» («весенние картинки») в живописи. Да и корейские художники-классики, вроде Танвона Ким Хон До или Хевона Син Юн Бока, рисовали порой такие смелые произведения, что какому-нибудь Тито Брассу до них далеко. (Не зря Син Юн Бока в свое время попросили из официальной Академии.) Можно ли назвать эти творения высокохудожественными, вопрос другой. Главное, что они были, точно так же, как на Западе и в Японии, и преподавательница не могла не знать об этом.
В «Чхунхян» эротические мотивы были совершенно явными и недвусмысленными. Это я могу теперь подтвердить под присягой, потому что не так давно делала подстрочный перевод повести для нового издания. Однако стыдиться за «Чхунхян» нечего. Эротика там настолько возвышенная, гармоничная, лирическая, что только она одна ставит «Чхунхян» в ранг лучших произведений всей мировой литературы.
Сейчас флюгер мифологов относительно роли секса в корейской традиции, похоже, меняет свое направление. Все чаще тебя пытаются убедить в прямо противоположном: пишут то о необыкновенном сексуальном «драйве» корейцев в древности (это на бедной-то земле, где рисовое поле надо было за лето только прополоть дважды, чтобы получить хоть какой-то урожай), то о сексуальном гигантизме корейских предков (это на рационе с постоянной нехваткой белковосновной пищей корейцев были зерно да квашеная капуста). За этой переориентацией видно немного детское стремление «задрав штаны» (а точней, сняв оные) бежать за Западом. Но ладно бы просто сочинялись легенды о сексуальных доблестях дедушек. Гораздо хуже, когда в этом же контексте переосмысливается и старое корейское искусство.
Желание представить его в виде непрерывной «Кама сутры» было бы смешно, когда бы не было так грустно.
В 2000 году, через четыре года после нашего спора с преподавательницейзащитницей «традиционной морали», на корейские экраны вышел еще один фильм «Сказание о Чхунхян», который журналисты тут же окрестили «Чхунхян нового тысячелетия».