Позже французский офицер Милле рассказал мне об одном не очень веселом приключении в сахарском вади. Возвращаясь домой из Конго, он ехал на машине по Сахаре. Добравшись до Эль-Голеа, он обнаружил, что запас воды иссяк. На беду, в селение, где они ночевали, так и не прибыла рейсовая автоцистерна. На небе ни облачка, полуденное солнце нестерпимо печет, а тут еще и машину не удалось заправить водой. Милле тронулся в дальнейший путь, полный самых мрачных предчувствий. Вскоре дорога стала взбираться на крутой песчаный холмик у самого «берега» высохшего вади. Но вдруг Милле увидел, что этот вади отнюдь нельзя назвать высохшим. Это была бушующая грозная река. Дождь, выпавший где-то в горах, нес теперь по вади грязные потоки воды. А на самой середине вади застряла автоцистерна. Шофер явно пытался одолеть поток вброд и не смог. Каким-то чудом он и механик сумели забраться на верх кабины и теперь ждали, когда вода спадет.
Пришлось и Милле набраться терпения и подождать, пока кончится «наводнение». Желая убить время, он принялся фотографировать полузатопленную автоцистерну, на которой гигантскими буквами было выведено: «Сахарское общество по водоснабжению».
У меня с вади также связано не слишком приятное воспоминание. В 1956 году мы с моим другом Бруно, итальянским консулом в Тунисе, путешествовали по югу Сахары.
Подъезжая к вади, мы увидели, что вдалеке на горизонте разразилась буря и вода с бешеной скоростью несется вниз. Все же я решил, что мы успеем пересечь вади. Но как раз в самый разгар переправы я обнаружил, что вода заливает не только колеса, но и капот. Еще немногои поток добрался до мотора, тот чихнул раз-другой и заглох. Мой приятель, как и подобает истинному дипломату, сохранял полнейшую невозмутимость.
Придется нам подождать, пока вода спадет, буркнул он. В Сахаре это дело нескольких минут.
С этими словами он вытащил газету и погрузился в чтение. Вода уже начала проникать в кабину.
Пришлось мне потревожить моего друга, углубившегося в чтение.
Конечно, мы в Сахаре, сказал я ему, но этот дождь, похоже, зарядил надолго и пора искать спасения, не то бурный поток опрокинет машину. Счастье еще, что берег был недалеко. Мы открыли дверцу и вылезли. Вода доходила нам до колен. Ценой огромных усилий удалось выкатить машину на сухое место. В этот раз уровень воды в вади меньше чем за час вырос на метр, и нас вместе с машиной наверняка бы затопило. Наконец натиск воды ослабел, и солнце постепенно осушило вади. А длился этот «всемирный потоп» всего несколько утренних часов.
Товарищи по путешествию, наслушавшись моих рассказов, стали глядеть на вади, по которому мы двигались, как на возможную, весьма опасную западню. Они с тревогой смотрели в небо, ища признаков надвигающейся бури. Лишь когда мы добрались до перекрестка двух дорог и помчались по асфальтовой автостраде, страх перед вади у них мало-помалу прошел.
Каждый думал о своему снова набежала полуденная жара, и мы, чтобы уменьшить нагрузку на мотор и шины, сбавили скорость. В этой тишине наши взоры часами были прикованы к унылому пейзажу. История гибели жизни и рождения пустыни, знакомая прежде лишь по книгам, теперь предстала перед нами во всей своей трагической реальности.
Путешествуя в машине по Сахаре, вы словно несетесь куда-то в пустоте, и вас уже не покидает чувство отчаянного одиночества. Но вот вы останавливаетесь на минуту, видите куст колючего кустарника или розоватый камень и сразу понимаете, что мир вокруг вас живет и, несмотря на кажущуюся неподвижность и мертвенность, борется за то, чтобы не исчезнуть навсегда, уцелеть. Деревья защищаются как только могут, приспособляются к жаркому климату, и природа помогает им в этой неравной схватке.
Листья у них тонкие, маленькие, а тысячи острых колючек отпугивают голодных коз, способных поесть все зеленые побеги. Но не только растения научились бороться с пустыней. В гористых районах Сахары, к примеру в Фаде, я сам видел, как обороняются скалы.
Днем эти скалы беспощадно атакует палящее солнце, а ночью они сжимаются от наступившей прохлады. Скалы трескаются и постепенно разрушаются. Они давно бы превратились в пыль, если бы тоже не нашли своеобразное оружие защиты: почти все скалы покрылись красноватым налетом. Этот красноватый налет прикрыл скалы крепким жароустойчивым слоем, что позволяет удержать колебания дневной и ночной температур в переносимых пределах.
Здесь, в пустыне, начинаешь понимать всю ценность стакана воды или крохотной полоски тени. От этих ничтожных, казалось бы, вещей зависит само ваше существование.
Колизей из красного камня
После долгого путешествия к югу мы на какое-то время свернули на север и сотни две километров мчались по асфальтированной дороге между Сусом и Сфаксом. Мы одолели уже половину пути, когда с вершины невысокого холма увидели на горизонте белые домики арабского селения и прямо в центре поселка небольшую каменную гору. Я сверился с картой. Ага, селение называется Эль-Джем. Еще полчаса путии вот уже наши машины подъехали к окраине селения. Тут мы обнаружили, что небольшая гора в центре поселка на самом деле огромный хорошо сохранившийся амфитеатр. Римский амфитеатр, построенный примерно две тысячи лет назад, Колизей в пустыне, весьма похожий на наш римский и на Колизей в Ниме, Вероне и Пуле. Единственная разницав строительном материале. В Европе римские амфитеатры сооружались из мрамора или из белого камня, а этот построен из красно-бурого камня, добытого в Джебеле.
Мы вылезли из машины, подошли к величественному сооружению и стали искать, нет ли кого-нибудь поблизости.
Но мы приехали в полдень, в арабский полдень, и улицы были совершенно пустынны, если не считать осла, уснувшего прямо под палящим солнцем. Мы побродили вдоль высокой стены амфитеатра, обошли его кругом. Пьеро, шагая за мной следом, громко читал на ходу туристский путеводитель.
В Эль-Джеме советуем вам осмотреть рынок и музей прикладного искусства, который открыт по понедельникам и пятницам.
А сегодня четверг, бормочу я, но Пьеро не сдается. Он принимается уже не читать, а торжественно декламировать, словно это хвалебная ода. «Город невелик, в нем пять тысяч жителей. В этих местах разводят виноград и выращивают пшеницу.
Прежде, во времена каидов, Эль-Джем был столицей независимого княжества (в абсолютной тишине голос Пьеро врывается в зияющие глазницы полуразрушенного амфитеатра и отдается гулким эхом).
Если ехать с севера, то вначале вы попадаете на железнодорожную станцию. По правую руку находится небольшая площадь и здание пристанционной гостиницы «Отель де ла Гар»».
Нас томят жажда и голод, и последние слова Пьеро заглушают наши проклятия.
Лаура тихо шепчет: «Значит, мы проехали мимо отеля!»
Но даже наши гневные возгласы не в силах остановить Пьеро.
«Эль-Джем, который римляне называли Тисдра, во времена Цезаря был весьма крупным городом. Впоследствии, в годы империи, он разросся до целой колонии. В третьем веке нашей эры это был один из самых богатых городов Северной Африки, и, так же как Сус, он был обязан своим процветанием разведению оливковых деревьев. В 238 году нашей эры императором колонии был провозглашен Гордиан III, который, вероятно, и построил этот амфитеатр». Наконец-то мы узнали, кто автор этого каменного безумия в пустыне: римский император. В этой долине зеленели оливы, да и населена она была весьма плотно. Ведь амфитеатр на семьдесят тысяч мест не пустовал без зрителей: их «поставляли» город, превратившийся теперь в обыкновенное селение, и цветущая долина, ставшая обычной пыльной пустыней с редкими, чахлыми кустиками.
Эль-Джем! Перед нами был не столько еще один грандиозный памятник владычества римлян в Северной Африке, сколько еще одно зримое свидетельство победоносного наступления пустыни. После Сбейтлы нам предстояло прочесть новую страницу в грустной книге истории Сахары.
Мы сели в тени на гладкие камни, валявшиеся вокруг.
Пьеро взобрался на самый высокий камень, своего рода естественную трибуну, и оттуда громовым голосом продолжал чтение путеводителя. По-видимому, его ритмичные завывания и привлекли наконец внимание арабов. Из домов на противоположной стороне площади вышли несколько человек в белых халатах и приблизились к нам.