На столе появилась бутылка какой-то жидкости цвета меда и блюдо фиников. Сдвинулись стаканы, и зазвучали всевозможные застольные изощрения: «Чирио», «Салют», «Прозит», «Бон сайте». К этому хору братья добавили свое «Живили». А потом подали свинину. Да, это блюдо было объеденье! Способ приготовления оказался довольно необычным: свиная туша выдерживается пару недель в рассоле, а потом двое суток лежит под грузом камней килограммов в пятьдесятшестьдесят. После этого она два месяца коптится на медленном огне, причем топливом служат стволы оливковых деревьев.
За свининой следовали еще возлияния, которые полностью изгладили из моей памяти остаток этого вечера.
На следующий день Ханс встретил нас с горящими глазами.
Я откопал человека, который нам нужен, сказал он, потирая руки. Доктор Бозораж, местный юрист и археолог-любитель. Он сам видел в детстве остатки акведука. Сейчас ему под семьдесят. И, увидев выражение крайнего скептицизма на моем лице, добавил;Он перекопал здесь все вдоль и поперек и обещал показать мне свою коллекцию.
Кроме того, Ханс поведал нам о надгробной римской надписи где-то вблизи гостиницы «Эпидавр».
Бел и я отправились на поиски и через несколько часов набрели на двух людей, которые увлеченно окапывали помидоры на небольшом участке метрах в трехстах от гостиницы.
Я заговорил по-французски, Бел по-испански, и дело пошло на лад.
Римские надписи? А бог их ведает, сказал один из них, глядя на меня с удивлением. Ох уж эти мне туристы!
Мы обошли участок, останавливались у каждого камня.
А что это там такое? воскликнула Бел.
Я перешагнул через грядки томатов и увидел иссеченный ветром камень, где на высоте человеческого роста виднелась полустершаяся надпись по-латыни: «Доброволец Лартодиус из восьмого римского легиона скончался и похоронен на этом месте».
Доктор Бозораж также упомянул, что римский акведук, который он видел еще в детстве, сохранился на северной оконечности Цавтата. Он уверял, что ответвление акведука уходило под воду и, таким образом, пролегало по дну цавтатской гавани. Остатки его виднелись в море против большого старинного дома, в котором теперь помещался санаторий для македонских рабочих. Мы сделали несколько погружений в этом районе, но не нашли ничего, кроме нескольких глиняных черепков. Лично мне мысль об ответвлении акведука показалась абсурдной. Можно было понять, почему развалины акведука находились у санатория, недалеко от города и прямо на линии главных городских ворот, но с какой стати строить ответвление под прямым углом? Может быть, там располагался какой-нибудь пригород? Возможно, что оно вело к той двухметровой стене с нишей, в которой нашли когда-то клад монет, эта стена, как видно, остаток римской сторожевой крепости (у ранних римлян было принято воздвигать сторожевой пост за пределами города).
Несмотря на то что изыскания на берегу были интересны и поучительны, было куда более важно надеть акваланги и поискать под водой.
К этому времени мы облазили весь район от цавтатской бухты до середины бухты Тихой. Наша предварительная карта подводных холмиков была заполненаоставалось ждать, пока власти предоставят нам насос и трубы для того, чтобы можно было откачивать ил, используя наш корабельный компрессор в качестве основного двигателя.
Через день мы начали погружения в более глубоких водах. Теперь нас было больше: приехал Бастиан Хаккерт. Его умение и опыт приобретались в ледяных скандинавских фьордах. День за днем мы методично обследовали бухту, пока не остались лишь два заливчика в северной части, против гостиницы «Эпидавр». Мы решили денек-другой спокойно отдохнуть и поплескаться в бухте Тихой.
Опять придется пробираться сквозь водоросли, вздохнула Бел, вглядываясь с палубы в мало вдохновляющую глубь.
Поиск на заросшем водорослями дне представляется мне одним из самых неблагодарных занятий, выпадающих на долю аквалангиста. Водоросли представляют собой темно-зеленую траву высотой до полутора метров. Плавая над густыми зарослями, проникаешься чувством безысходности этого однообразия. Прогалины состоят почти сплошь из грязи и сиротливых камней. В отличие от морских заливов, где дно как бы продолжает прибрежные песчаные пляжи, бухта Тихая заросла совершенно. Чтобы выбраться из этих кущ, надо было заплыть подальше в море.
Ханс достал свой надувной матрас со стеклянным оконцем в полосатом днище. Он купил его в Испании буквально за минуту до отъезда и очень гордился своим приобретением. Матрас, конечно, был очень удобен для наблюдения, но, к сожалению, давал искаженное представление о форме предметов. Извилины на дне казались идеально прямыми, а плоские, как масленичный блин, прогалины производили впечатление бездонной пропасти. Однако на первых порах иллюзии еще не сменились разочарованием, и мы все бывали не раз взбудоражены ложными тревогами. Лишь в дальнейшем под давлениеми весьма ощутимымобщественного мнения Хансу пришлось признать, что заурядная маска и шноркель проще и надежнее.
Итак, Ханс вылез на свой матрас. Как раз когда я собирался присоединиться к нему, Бел выплеснула через борт ведро с помоями и невинно спросила:
Что это там такое, Тед?
Выскребая из волос картофельную шелуху, я позволил себе сделать несколько сильных замечаний.
Неплохо! сказала она. Совсем неплохо! Мало того что ты ни разу не повторился, ты, оказывается, за это время еще и обогатил свой словарь. Но вместо истощающих спичей не лучше ли нырнуть разок и взглянуть вон на те стены?
Стены? Какие стены?
Вон там, глупец. Ты что, ослеп?
С этим уничтожающим замечанием Бел удалилась, а я поспешил к Хансу. Он скатился со своего матраса в воду и хотел крикнуть что-то в высшей степени победное, но вместо этого издал слабое бульканье, потому что добрый декалитр морской воды залил ему рот.
Впрочем, все было ясно и без слов. Мы нашли стены древних домов.
Одна из них сохранилась особенно хорошо. Прямая как струна, она начиналась почти у берега и устремлялась в открытое море. Другие стены, несколько меньшие по размеру, простирались примерно в том же направлении.
Вперед, за дело, с рулеткой и компасом! Это тебе не холмики грязи!
Мы обнаружили пять стен длиной от полутора до семи метров. Наиболее сохранившаяся и самая длинная стена была искусно сложена из тесаных камней метра по два в ширину, аккуратно пригнанных друг к другу.
Две стены шли параллельно, а другие три под углом десятьпятнадцать градусов к ним. Все стены простирались в направлении Цавтата и оканчивались большим возвышением из песка и грязи.
По всей поверхности дна были разбросаны глыбы тесаного камня, а у подножий, под слоем песка сантиметров в десятьпятнадцать, находилось твердое покрытие из сероватой глины.
Смотри, что я нашел. И Ханс благоговейно протянул мне глиняный черепок, покрытый глазурью.
На обследование этих стен мы потратили целый день. Особенно нас заинтересовала кладка, искусная и очень точнаявидна была рука первоклассного мастера. На два дня к нам присоединился д-р Николанчи, которому я немедленно показал нашу находку. Он был не на шутку взволнован и обещал достать насос как можно скорее. Нам придется перекачать массу песка и ила.
Ханс тем временем обхаживал своего рыбака, выуживая из него все новые и новые сведения. Так, рыбак припомнил, что давным-давно в этой части бухты было множество стен. Некоторые из них, по его утверждению, были выше его собственного роста. В углу бухты, неподалеку от стен, из-под песка раньше виднелись какие-то плиты. Два других источника подтвердили этот рассказ о плитах, и мы решили принять его на веру. Сообщения о находках монет поступали теперь во множестве. На этот раз и д-р Бозораж согласился показать нам свою коллекцию. Одна из его монет великолепно сохранилась и датировалась 400 годом до н. э. Это была золотая греческая монета, по всей вероятности из Дельф, потому что чеканка на ней изображала треногу, на которой восседала легендарная пифия, дававшая, по преданию, крайне загадочные и двусмысленные ответы на вопросы сбитых с толку, а потому не слишком уверенных в себе посетителей.
Всего в коллекции д-ра Бозоража было около шестидесяти серебряных монет и множество бронзовых. Вообще же старинные монеты ценились в Цавтате не бог весть как высоко. Один старик рассказывал, что нашел горсть монет в прибрежной гальке, но выкинул их за ненадобностью. Другой житель обнаружил метрах в пяти от берега амфорусосуд для хранения припасов, который широко использовался в греческих и греко-римских городах. (Кстати, амфора в переводе с греческого означает «несомый с двух сторон».) Внутри амфоры он нашел много монет, которые затем частью роздал, частью продал туристам.