Тем временем пора было позаботиться об отъезде на Коморские острова. Этот архипелаг, расположенный на полпути от Африки к Мадагаскару, был очень ценен для нас с научной точки зрения и волновал наше воображение. Там мы найдем действующие вулканы, самые высокие в здешних местах, побываем среди неисследованных коралловых образований, познакомимся с древними обычаями туземцев, соберем интересные образцы фауны; ведь даже знаменитая кистеперая рыба целакантус, доисторическая рыба, «живое ископаемое», как ее окрестила мировая пресса, была поймана в этих водах.
Со дня нашего прибытия в Африку прошло три месяца; наступили последние дни августа. Нам предстояло еще выполнить обширную программупобывать на Коморских островах, Мадагаскаре, Альдабре. Успеем ли мы совершить такое путешествие, прежде чем начнется пора циклонов, то есть до начала октября?
Мы задержались на добрых полтора месяца против намеченного срока. Задержка лишь отчасти объяснялась непредвиденными трудностями, встретившимися на нашем пути в течение первого периода работы экспедиции; остальное время ушло на ожидание режиссера и кинооператоров, которые, как мы заранее условились, должны были присоединиться к нам и заснять различные этапы нашего путешествия.
В многочисленных письмах и телеграммах мы сообщали в Рим, что беспокоимся по поводу задержки, а из ответов на них узнавали о трудностях бюрократического порядка, с которыми столкнулась кинематографическая группа. Наконец, после многих перипетий, более или менее справедливых опасений и сообщений, которые тут же опровергались, они сели на пароход и через несколько дней должны были приехать в Африку.
15 августа прибыл авангард кинематографического отряда. Со словами «Наконец-то мы вместе» на нас буквально свалился Антонио Недиани, режиссер будущего полнометражного фильма. Он прилетел из Дар-эс-Салама, где задержались оба кинооператора. Бьюхейер не терял времени зря. Зная о нашем намерении заснять на кинопленку жизнь необычайных животных, обитающих здесь, он тотчас же предоставил операторам объект съемки, показавшийся ему интересным.
Синьор Бьюхейер, сообщил Недиани, объясняя, почему он приехал один, раздобыл для нас очень важное животное. Он сказал нам, что это разновидность допотопной амфибии, питающаяся исключительно курами.
Позже мы узнали, что «доисторическое чудовище» оказалось ящером-панголином, пойманным в то время в Дар-эс-Саламе. Это пугливое животное робко прячется в самых укромных уголках саванны и питается отнюдь не домашней птицей, а муравьями.
Через три дня после приезда режиссера появились операторы, синьоры Мазино Манунца и Фульвио Тести. Таким образом, вся кинематографическая группа оказалась в сборе, и теперь уже не было причин откладывать наш отъезд на острова Мозамбикского пролива.
Операторы немедленно принялись за работу, и тут начались неприятности, которые не покидали нас все время пребывания в Индийском океане. Наши спутники были отличными людьми, но они должны были заснять фильм. Человек, не испытавший этого на практике, не в состоянии представить себе, какую уйму забот причиняет съемочная группа. Например, никто из живущих в тропиках не придает значения облачку, закрывшему солнце. Операторам же облако не позволяет производить цветную съемку. Работа прерывается, все охвачены чувством нервного ожидания, все взгляды направлены на облако. Чем дальше, тем сильнее накаляется атмосфера: оператор видит в этом облаке личное оскорбление со стороны погоды, мы приходим в отчаяние и начинаем ругаться. Лишь когда показывается солнце, на лицах снова расцветают улыбки. Всякий, кто бывал в экваториальных областях, знает, сколько облаков с утра до вечера проплывает по небу, и поймет, сколько раз на день происходили такие сцены. К этому еще добавлялись заботы о сохранности пленки, отправке снятых фильмов, зарядке специальных батарей и тысячи противоречий, которые раздирают людей, работающих в этой области. В пейзаже, который с первого взгляда может показаться совершенством, внезапно обнаруживаются неудачные цвета, слишком резкие тени, контровый свет, плохая экспозиция и тому подобные недостатки. Африканцы не должны выглядеть как обычно: нужно убедить их составить композицию, или, попросту, сыграть роль. То же самое касалось животных, и только благодаря малому размеру пасти галаго я и мои товарищи вернулись в Италию с почти не поврежденными руками. Наряду со всем этим нам приходилось еще заниматься своей обычной работой, и, как нетрудно понять, мы уставали настолько, что начинали уже сомневаться в полезности съемочной группы, сопровождающей научную экспедицию.
Дней через десять после приезда кинооператоров настало время покинуть Занзибар. Однажды утром, придя в порт за сведениями о «Марсуине», который должен был уже прибыть, но ввиду плохой погоды задержался на побережье, мы увидели свое судно, покачивающееся на якоре.
«Марсуин», служивший нам настоящим домом в течение более чем трех месяцев, оказался небольшим стройным суденышком, едва вместившим нас вместе со всем багажом. Отмечу одну не очень существенную подробность: шхуна была выкрашена в светло-серый цвет, благодаря чему казалась чистой и новенькой. На палубеспасательная шлюпка, обычные надстройки и рубка с местом для рулевого и капитанской каютой. Три люка вели в три отдельных внутренних помещения. В первом, носовом отделении помещались склад для парусов и снастей, четыре койки и шкаф; во втором, более просторном, в центре судна, еще четыре койки, привинченные к стенам, и умывальник; последнееслужило машинным отделением и кубриком для экипажа. Кроме того, имелся еще туалет, а убогая кухня представляла собой нечто вроде огромного таза, наполненного песком, в котором, когда позволяла погода, на раскаленных углях готовилась пища. В тесных помещениях, заваленных багажом, среди коротких и узких коек, словно специально приготовленных для покаяния, стоял исходивший из трюма тошнотворный запах, опротивевший нам с первых же дней. Стоит нам теперь пройти мимо одной из тех куч, которые крестьяне сгребают у хлева и используют на удобрения, и условный рефлекс сразу же воскрешает в памяти «Марсуин».
Поднявшись на борт, мы обменялись рукопожатиями с капитаном Харви Брайеном, встретившим нас с любезностью, не покидавшей его в течение всего путешествия. Три матроса, из которых состоял экипаж, представляли три различные расы. Боцман и повар, бравый моряк, который фактически выполнял всю работу на шхуне и впоследствии оказался прекрасным помощником для нас, был родом с Сейшельских островов. Звали его Жан-Батист Сиффлер, но он был больше известен по кличке «Макен», взявшейся неизвестно откуда. Приятно было слушать, как этот ревностный католик рассказывает на французском морском жаргоне случаи из своей жизни. Лицо его одушевлялось, и, оживленно жестикулируя, он рассказывал нам невероятные истории о фантастических мореплавателях и мифических рыбах. Это был прекрасный человек, живой, неутомимый и вежливый.
Машинистом был индиец из Гоа, португальского городка на побережье Мозамбикского пролива. Звали его Джеймсом, и был он старшим товарищем Ассани, негра-банту, последнего среди наших моряков как по службе, так и по развитию.
Утром 26 августа мы покидаем Занзибар, прощаясь с островом в час, когда он пробуждается от ночного сна. Нос «Марсуина» повернут к Дар-эс-Саламу, куда мы, если все пойдет хорошо, прибудем вскоре после полудня.
Глава одиннадцатаяК ЛУННЫМ ОСТРОВАМ
День, в который мы погрузились на шхуну, оказался, мягко выражаясь, несчастливым. Шторм, захвативший нас в море у африканского побережья, хотя и позволил нам оценить мореходные качества нашего судна, но зато намного затянул путешествие на Коморские острова.
Когда мы отчаливали, небо было безоблачно, а на море стоял штиль. Кроме нас и экипажа, на «Марсуине» находилась еще молодая француженка; мы познакомились с ней на Занзибаре, куда она приехала в качестве туристки. Мадемуазель А. проявила большой интерес к нашей работе и, находя, что гораздо романтичнее переплыть пролив на шхуне, чем перелететь по воздуху, к несчастью, вздумала попросить нас отвезти ее в Дар-эс-Салам. Итак, имея на борту одну женщину, одиннадцать мужчин и одну черепаху, шхуна подняла якорь.