Тридакна выделяется среди прочих живых организмов, населяющих необычайный мир кораллов, своими размерами: это самая большая ракушка на земном шаре. Створки ее иногда достигают полутора метров в ширину, а в древних описаниях говорится о тридакнах размером до четырех метров. Во многих миссионерских и европейских церквах, как, например, в соборе Святого Сульпиция в Париже, такие створки служат в качестве кропильниц или купелей. Наряду с акулами эти моллюски обычно фигурируют в трагических морских рассказах, в которых, особенно в старину, море представлялось как царство ужасов и невероятных чудовищ. Кто не читал историй или не видел фильмов о бедном ловце жемчуга, который угодил ногой между створками тридакны и, не имея возможности освободиться, умер в страшных мучениях? В действительности дело обстоит совсем не так. Створки смертоносной ракушки, как прозвали ее сочинители, наделенные горячей фантазией, никогда не открываются настолько широко, чтобы нога человека могла свободно пройти между ними. Это может случиться только с наиболее крупными тридакнами, да и то если насильно протиснуть ногу в щель. Следовательно, речь идет о каком-то весьма исключительном случае, о котором не следует и думать лицам, купающимся в тропических водах.
В спокойном состоянии животное высовывает наружу волнистые складки своей мантии, напоминающие гигантские губы, лиловые, красные или зеленые, с яркими пятнами различных цветов. Достаточно легкого движения воды, вызванного проплывающей мимо рыбешкой, чтобы пугливое животное благоразумно спрятало свою сверкающую мантию.
Несмотря на огромные размеры, эти ракушки питаются фитопланктоном, который течение заносит в их сифон. А так как этих крошечных водорослей, случайно оказавшихся поблизости, недостаточно, чтобы удовлетворить аппетит гигантской ракушки, она снабжает себя самостоятельно, «выращивая» в отдельных местах своего тела растительные организмы, служащие ей пищей.
Если поранить ногтем или каким-нибудь острым предметом мантию тридакны, оттуда вытечет коричневая жидкость, состоящая, как покажет исследование под микроскопом, почти исключительно из водорослей. Растения живут в тканях животного, служащих им прекрасной защитой от лучей тропического солнца, яркость которых мешает их нормальному развитию. Двустворчатые раковины таким образом дают возможность растениям существовать непосредственно в своем теле, потому что избыток их, как я уже говорил, идет в пищу моллюску. Получается двусторонний симбиоз: моллюск решает проблему питания, выращивая в самом себе то, что ему необходимо, а водоросли находят в его тканях защиту и правильный солнечный режим.
Чтобы изучить этих интересных животных, мы с Фабрицио вылавливали их в большом количестве, без особого труда отрывая от дна. Ведь тридакны не прицепляются к грунту и не зарываются в него, а лежат совершенно свободно, и лишь благодаря их весу волны не выносят их на берег. Трудно бывало лишь перебросить тридакну через борт лодки. Всякий, кто считает, что натуралисты ведут сидячий образ жизни и не занимаются физическим трудом, переменил бы свое мнение, увидя эту процедуру.
Единственными людьми, не оценившими нашу усердную деятельность, были Карло и Станис, которые не позволяли нам подносить огромные ракушки ближе, чем на сто метров к дому, утверждая, что моллюски издают запах, раздражающий их нежное обоняние.
Таким образом, обороняясь от нападок и возясь в изгнании со своими ракушками, мы сумели (исследовав 185 тридакн) достигнуть удовлетворительных результатов, которые увенчали труды первых недель, проведенных на Занзибаре.
Глава десятаяМУРАВЬИНАЯ ВОЙНА
Благодаря усердным исследованиям и постоянному притоку материала наше бунгало медленно, но верно превращалось в маленький биологический музей. Посторонний посетитель не сразу решился бы войти в главный салон нашего жилища. Во всех углах были расположены живые и заспиртованные образцы местной фауны, зоологические коллекции беспорядочно валялись вперемежку с остальным снаряжением.
Огромное количество узников при недостатке клеток вынудило нас использовать для этой цели самые различные предметы, и приходилось осторожно передвигаться по комнате с живой, если можно так выразиться, обстановкой. Так, например, открывая шкаф, можно было обнаружить какое-нибудь пресмыкающееся; из выдвинутого ящика выскакивало целое семейство гекконов; сняв крышку с коробки, где еще недавно лежали сухари, вы оказывались лицом к лицу с группой гигантских пауков.
Каждый вечер мы возвращались домой, с опасением спрашивая себя, не обнаружим ли мы чемодан превращенным во временную клетку для жаб или не натолкнемся ли на кастрюлю, ставшую аквариумом для тропических рыб, пойманных в ближнем ручье?
Разумеется, наши пленники без конца удирали; но поскольку им не всегда удавалось выбраться из бунгало, нам волей-неволей приходилось делить квартиру с толпой тайных гостей.
Мы так и продолжали бы жить в этом сухопутном Ноевом ковчеге, если бы Карло не осенила блестящая мысль притащить в комнату целое деревцо для наблюдения над жизнью муравьев, построивших себе в нем гнездо.
Это насекомые-ткачи, пояснил он удивленным товарищам.
А дерево? поинтересовался Фабрицио, который не уловил хорошенько связи между насекомыми и растением.
Это муравьи Oecophilla, пояснил снова наш энтомолог, оглядываясь вокруг в поисках места для своей ноши.
Понятно пробормотал я, глядя на него.
Это знаменитые муравьи-портные, продолжал Карло, заметив наши удивленные взгляды. Такие муравьи строят себе гнездо, сшивая листья деревьев. Я их
Муравьи! перебил его Фабрицио, соскакивая с койки. И ты посмел опять принести сюда муравьев?!
Ладно, промолвил Карло, притворившись, что не понимает намека.
Как это ладно?! загремел Фабрицио. Муравьи выжили нас из дома, они обрушили крышу нам на голову, меня всего искусали, а ты
Дело прошлое, вмешался Станис, стараясь водворить мир.
Это все твои выдумки! возразил Карло. Должен же я изучить этих насекомых
Я не мешаю тебе изучать твоих проклятых муравьев, заявил Фабрицио, лишь бы ты занимался этим подальше от меня и от нашей спальни!
Но я не могу поступить иначе, начал объяснять Карло. Ведь муравьи сшивают листья только по ночам, и я хочу иметь возможность в любое время наблюдать их за работой.
Меня ты не разубедишь, коротко отрезал Фабрицио. Не желаю спать с муравьями, белыми, красными, черными или какими бы то ни было! Имеет ли он право продолжал он, обращаясь ко мне.
Очень сожалею. Но я не могу отказаться от этих исследований.
Хорошо же! перебил Фабрицио. В таком случае я знаю, как мне поступить.
Не добавив ни слова к своей угрозе, он вышел. Встревоженные, смотрели мы, как Фабрицио удалялся вне себя от ярости.
Так начался мрачный период нашей жизни, в течение которого мы со Станисом, ни в чем не повинные, страдали от последствий холодной войны, разгоревшейся между нашими товарищами.
Через несколько часов после этого спора Фабрицио вернулся с мешком. Он удобно расположился на постели и раскрыл мешок у нас на глазах. Оттуда вылезло несколько десятков огромных сухопутных крабов, которые, угрожающе разевая клешни, расползлись по полу.
Что за дрянь ты принес? вскричали мы, залезая на стол и стулья.
Карло нравятся муравьи? не без ехидства спросил Фабрицио. Ну а мнеракообразные. Я принес их в комнату, чтобы удобнее было наблюдать.
Карло сидел в своем углу, не подымая глаз. Погруженный в наблюдение за насекомыми, он не обращал внимания на крабов, ползавших у него под ногами. Фабрицио, растянувшись на койке, упивался происходящим.
Напрасно мы надеялись, что речь идет о кратковременной демонстрации. Фабрицио неутомимо пополнял ряды крабов, а Карло безмолвно сносил их присутствие. Хотя мы и восхищались этой борьбой титанов, но после двух дней и, главное, двух ночей этого молчаливого, но, увы, напряженного конфликта мы со Станисом потеряли терпение.
В то утро, сев на кровати и спустив ноги на пол, я не заметил притаившегося краба, который больно ущипнул меня за большой палец правой ноги. Вскоре Станиса, задевшего за ветку дерева, сильно покусали муравьи оэкофилия. Прокляв по очереди насекомых и ракообразных, мы решили положить этому конец. Прежде чем применить силу, мы прибегли к убеждению. И убеждение подействовало, хотя не обошлось совсем без угроз. Мы заявили друзьям, что необходимо восстановить в нашей среде нарушенный мир; в противном случае мы также имеем правоесли уж речь зашла о правеприносить в дом объекты своих исследований. Станис как маммолог интересовался привычками хорьков. Я, специалист по морским животным, с удовольствием жил бы в компании нескольких морских черепах, водившихся около ближнего пляжа. Поняв наш намек, энтомолог и малаколог капитулировали: мы избавились от муравьев-ткачей и от полчищ ракообразных. С этого времени было строго запрещено приносить в жилые комнаты каких бы то ни было животных, и мы зажили более спокойно.