После десяти бессонных ночей и десяти дней напряженного труда мои товарищи, наверное, отказались бы от своих подопечных, если бы внезапно на помощь не пришел случай. Мы обедали в присутствии принадлежащего Фабрицио лемура Кидого, которого хозяин постоянно таскал с собой. На столе стояло несколько полных кружек пива, и Кидого с жадностью набросился на одну из них, погрузив туда свою морду. Пользуясь нашей инертностью, вызванной не отсутствием научного интереса, а многими бессонными ночами, галаго быстро опорожнил кружку. Через несколько минут поведение лемура совершенно переменилось, и из веселого задиры он превратился в кроткое существо, готовое забавлять нас без всякого вознаграждения. Чтобы испытать его неожиданное добродушие, хозяин начал специально мучить лемура, таская его за хвост и за уши; и мы были поражены тем, что ни один укус не прибавился к тому рекордному числу, которое было получено нашим товарищем до этого.
Сами того не подозревая, мы нашли способ укрощать злобных животных, способ не новый, но очень эффективный: мы стали их спаивать. Жадность галаго ко всевозможным алкогольным напиткам благоприятствовала такому методу, и еженощно значительная доза пива, выданная каждому из лемуров, обеспечивала нам спокойный и безмятежный сон. Чтобы утихомирить лемуров, находившихся на воле, мы обычно оставляли снаружи большой сосуд с тем же напитком. Таким образом мы гарантировали себе покой и с этой стороны.
Любовь галаго к алкогольным напиткам впервые была обнаружена не нами. Когда мы поделились этой новостью с Пакенхемом, он в свою очередь рассказал нам, что туземцы обычно ловят лемуров, ставя перебродивший сок кокосового ореха около деревьев, на которых живут эти твари. Когда под действием алкоголя они теряют способность лазить и бегать, поймать их бывает уже нетрудно.
Я должен добавить, что перед отъездом с Занзибара три галаго были отпущены на свободу. Пусть тот, кому суждено стать владельцем одного из них, воспользуется нашим опытом, тогда он убережет свои руки от зубов животного и обеспечит себе спокойный сон.
Глава восьмаяОПАСНОЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ
С Занзибаром в моей памяти связано одно весьма неприятное происшествие. Даже сейчас, почти через год после этого драматического события, я не могу вспоминать о нем спокойно. Если до этого случая я без всякого волнения погружался под воду, то перенесенный в тот день внезапный нервный шок породил во мне чувство недоверия к морю, на которое я до того времени смотрел так беззаботно.
В числе наших занзибарских знакомых входил важный правительственный чиновник мистер Эрик С., который много раз оказывал нам гостеприимство в своем доме. Он был страстным подводным охотником и однажды предложил организовать поездку вдоль восточного берега Занзибара. Он хотел посмотреть, как мы производим подводные фото- и киносъемки, и испробовать наши пружинные ружья.
Экскурсия была назначена на воскресенье, 16 августа. Фабрицио и я, представители «морской» части нашей экспедиции, сопровождали Эрика, а Карло и Станис вместе с несколькими сикхами намеревались посетить гроты, расположенные южнее, близ Макундуки. Из двух имевшихся у нас резиновых лодок одна к тому времени пришла в негодность, а другую взяли наши друзья спелеологи, желавшие поплавать по озеру в одном из больших гротов.
Отсутствию лодки мы и обязаны, по крайней мере отчасти, драматическому происшествию, главным героем которого стал я.
На машине Эрика в обществе одной молодой англичанки и двух индийских мальчиков мы направились в сторону Квака, а затем, двигаясь вдоль берега к северу, миновали Понгве и отъехали еще несколько километров в сторону. Здесь группа туземцев добывала известь из коралловых скал, используя для перевозки материала довольно необычное средствонескольких дромадеров. Под тупыми взглядами этих животных мы начали готовиться к купанию.
Приблизившись к воде, я очутился в привычной обстановке, и глазам моим представилось незабываемое зрелище, запечатлевшееся у меня в памяти еще раньше, на берегу другого чудесного острова. Выйдя из тени кокосовых пальм, я очутился на ослепительно белом песчаном пляже. Прилив к этому времени достиг наивысшего уровня, скрывая от глаз коралловый барьер, расположенный более чем в миле от берега. До этого я никогда не рисковал входить в воду во время прилива: я знал, что, когда море начнет отступать, из-за течения будет трудно вернуться. Но мы решили охотиться, не заплывая за барьер; когда начнется отлив, мадрепоровые образования, словно стена, оградят нас от открытого моря; кроме того, мы наняли несколько туземных каноэ, которые должны были прийти на помощь в случае опасности.
Итак, не было никаких оснований для страха. Но я не знал, что как раз перед нами в коралловом барьере была брешь, в которую мощным потоком устремляется вода, запертая в узком проливе на протяжении многих километров вдоль берега. Не знал я также, что туземцы испытывают суеверный страх перед страшными волнами, которые непрерывно разбиваются о коралловый барьер, и не отваживаются приблизиться к нему даже на полкилометра.
Мы с Фабрицио вошли в воду и бок о бок поплыли в сторону открытого моря. Я не особенно рассчитывал на удачную охоту, так как знал, что дно между барьером и берегом мелкое и песчаное и рыбы здесь должно быть мало. Но вопреки моим ожиданиям через двести метров глубина начала возрастать, а на дне появились большие расщелины. У краев этих углублений мы разглядели коралловые колонии, объединенные в довольно крупные глыбы. Но нам не удавалось проникнуть взглядом более чем на десять метров в глубину и как следует разглядеть дно. Тогда я сделал два или три глубоких вдоха и погрузился под воду.
Внезапно окружавшая меня туманная стена словно ожила, и вокруг появились какие-то тени. По мере того как я опускался, тени все приближались, и, наконец, мне удалось разглядеть, что это такое. Вытянув вперед рыла с ужасными зубами, широко открыв удивленные, бессмысленно выпученные глаза, на меня плыли барракудыдве, три, десять, сто. Эти рыбы длиной до двух метров вертелись вокруг меня в бесконечном серебристом хороводе.
Я прекратил спуск, вскинул подводное ружье и, прицелившись в туловище крупной барракуды, спустил курок. Вода окрасилась кровью. Рыбы беспорядочно заметались вокруг меня. Из глубины всплыли другие животные, блестящие каранксы, двигавшиеся спокойно и величественно. Я сильно ударил плавниками, стараясь поскорее добраться до поверхности, и медленно всплыл среди кружащихся серебристых силуэтов.
Освободив добычу от гарпуна, я привязал ее к поясу и перезарядил ружье. Фабрицио всплыл в тот же момент, обхватив руками каранкса весом не менее десяти килограммов. Затем, соблазнившись невероятным количеством рыбы в этом месте, мы двинулись вперед, вдоль глубокой полосы, перпендикулярной коралловому барьеру.
Не часто приходилось мне встречать такое множество крупных рыб на столь ограниченном пространстве. Из глубоких пещер в коралловых образованиях, а также из трещин в скалах появлялись округлые туловища огромных морских окунейцерниа; стаи коричневых рыб-хирургов следовали за нами, с любопытством разглядывая невиданные существа; губаны почти такие же крупные, как морские окуни, копошились на дне среди серебристых тел люзиан, а рыбы-ангелы осторожно разгуливали среди разбойничьих банд барракуд; балистесы, каранксы, рыбы-попугаи, скаты и терапоны выплывали навстречу нам со всех сторон. Продвинувшись еще метров на сто, мы увидели первых акул.
В момент, когда Фабрицио загарпунил морского окуня, великолепная акула промчалась невдалеке от него и тут же исчезла в глубине. С тех пор стоило нам подстрелить какую-нибудь рыбу, как появлялись голубые акулы длиной в два-три метра. По опыту мы знали, что эти животные не особенно опасны, но тем не менее за короткие секунды своего появления они все-таки успевали напугать нас.
Эрик и другие спутники держались невдалеке от берега и, сопровождаемые челноком, ловили рыбу во внутренних водах. Фабрицио, до того момента следовавший за мной, вынужден был меня покинуть: последняя рыба погнула ствол его ружья, и он вернулся на берег, чтобы взять другое.
Я остался один. Придерживаясь края глубокой полосы, я продолжал плыть к барьеру. Слабое течение несло меня вперед, но я не обращал на это внимания. Мною овладел охотничий азарт; я припомнил дни, проведенные в водах у берегов Индии, и мне показалось, что вернулось то время, когда мир кораллов, впервые представившийся моему взору, таил в себе много неведомого и прекрасного. Я плыл все дальше, гоняясь то за одной, то за другой рыбой, а течение между тем становилось сильнее и сильнее.