Ветер, постепенно заходя к югу, усилился и развел в проливе Дауне страшные волны, которые не причиняли мне особых неприятностей, хотя люггер едва не взлетал в воздух. Порывы крепкого ветра клали мое судно то на один, то на другой борт. Оно разворачивалось лагом к волнам и яростно раскачивалось, пока не надраивался дректов. Чтобы уменьшить болтанку, я поставил бизань и небольшой кливер вместо триселя. Увалившись к весту и выждав момент, когда судно отнесет на достаточное расстояние, я отдал второй якорь и, вытравив двадцать саженей якорного каната, спустил кливер. Судно некоторое время держалось сносно, одинаково натягивая оба дректова. Тросы были оклетневаны, чтобы не перетирались в полуклюзе, отлично выполнявшем роль клюза, а дректовы обнесены вокруг мачты, чтобы не вырвало кнехты.
Плотно, позавтракав и выкурив трубку, в 15.30 я вышел на палубу взглянуть, не улучшается ли погода, и обнаружил, что дректовы обоих якорей вытянулись в одну прямую. Поскольку дректов более тяжелого якоря был вытравлен на 40 саженей, а якоря поменьшена 20 саженей, у меня не было причин для беспокойства. Ветер к тому времени достиг ужасающей силы.
Количество судов увеличилось за счет яхт, пришедших из Ла-Манша чуть ли не под голыми мачтами. Однако я заметил: ни одно судно не отправилось на юг. Позже я узнал, что пароход из Темзы, который должен был прибыть в Булонь в 21 час, добрался туда лишь через двенадцать часов и что у Норд-Форленда выбросило на берег рыболовный тендер.
Убедившись, что давление продолжает падать, а в облачности не намечается ни единого просвета, я принял решение хорошенько подготовиться к наступлению ночи: если ветер не ослабнет и начнет заходить к зюйд-осту, якорь придется оставить на грунте и поставить штормовые паруса. Кроме того, было очевидно: судно не выдержит грота, даже зарифленного, а убирать его так сложно, что лучше воспользоваться для этого светлым временем суток.
Прежде всего следовало отшнуровать от мачты грот, затем расстелить его на палубе, сложить так же аккуратно, как сухой, и убрать между комингсом и планширем. Из-за сильного волнения эта работа требовала много времени и терпения, однако она была все же благополучно закончена. Парус я надежно закрепил на правом борту, чтобы уравновесить размещенные на левом борту тузик и запасной рангоут. Этот тяжелый груз можно было бы сложить и на нижней площадке, но я счел, что удобство и свобода передвижения важнее незначительного повышения центра тяжести.
Чтобы как можно меньше времени находиться на носу судна, штормовой парусон был сухой, и работать с ним оказалось легче, чем с гротом, я приготовил и зарифил в трюме, затем вытащил его наверх и пришнуровал к мачте. Закрепив снасти, я привязал шкот к парусу, сложил и частично зачехлил парус, чтобы в случае надобности быстро расчехлить, снять марки и поднять парус. Кому-нибудь может показаться, что зачехлять было излишним, поскольку о дождь и брызги изрядно намочили его еще до того, как я надел чехол, но промокший насквозь парус поставить гораздо труднее, и потом в решающую минуту может заесть какую-нибудь снасть. Флаг, "умеренно" истрепанный, с заходом солнца был спущен. Вскоре я поднял якорный огонь, который, несмотря на буйство стихии, ярко горел всю ночь: я догадался прикрыть вентиляционные отверстия фонаря куском тонкой парусины.
Я лишь изредка посматривал на береговые ориентиры, чтобы проверить, надежно ли держат якоря. Несколько часов кряду судовые работы занимали все мое внимание: я не заметил бы даже, если бы все суда вокруг исчезли. Абсурдно предполагать, что я с удовольствием делал эту работу, но, завершив ее, я испытал огромное удовлетворение. Я знал, что все фактически готово на случай, если обстановка ухудшится. Поскольку для большинства смертных комфортпонятие не относительное, нетрудно представить, с каким наслаждением я разжег камелек, сменив насквозь промокшую одежду на сухую и, предвкушая обед, стал жарить ромштекс с картофелем. В каюте было светло: камелек отбрасывал яркий сноп света, в кормовой части каюты висела масляная лампа с отражателем, а в носовойфонарь со свечой, ибо, чем гуще мрак на палубе, тем желаннее веселый огонек в каюте. Укрепленный снаружи якорный огоньфонарь, снятый с "Ориона" и специально для этой цели приспособленный, заливал светом палубу судна; но когда я смотрел из дверей рубки, то лучи его терялись сразу за планширем и бизань-мачтой в непроницаемой пелене ночного мрака.
Я не новичок, и мне не раз доводилось отстаиваться на якоре в штормовые ночи вблизи побережья Великобритании и Ирландии, но и меня поразила обстановка, создавшаяся в половине одиннадцатого. Я как раз обжаривал брызжущее жиром мясо, источавшее неописуемый аромат, и потому внимательно следил за поведением судна, чтобы не выбило из рук сковороду. Одновременно прислушивался к реву ветра и шуму ливня и волн, обдававших кормовую палубу, и порой чуть ли не с любопытством наблюдал за тем, как корма резко опускается, чтобы тут же внезапно подняться выше моей головы. Может показаться странным, что я ничуть не страдал оттого, что обедать пришлось в столь поздний час и у открытых дверей рубки. Лишь сильная качка доставляла некоторое неудобство, температура же была сносной, а струи дождя сильным ветром, дувшим со стороны носа, относило на несколько футов от входа в рубку. Мне захотелось взглянуть на барометрдавление с утра, как ни посмотрю, все время падало, но я умерил любопытство, полагая, что ничего не смогу изменить, если и удостоверюсь в дальнейшем понижении давления. Лишь потеряю аппетит и не получу удовольствия от превосходного обеда с пинтой эля, сливовым пудингом и трубкой на десерт."
Последней яхтой, о которой говорится в книге Мак-Маллена, был "Персей" девятитонный люггер, построенный Холлоуэем в 1890 году. Он имел обшивку из вяза, дубовые шпангоуты, общая длина его составляла 8,2 метра.
Ниже приводятся записи, сделанные Мак-Малленом в судовом журнале "Персея" в 1891 году. Это было последнее плавание Мак-Маллена. Судя по записям, яхтсмен пребывал в превосходном настроении, как всякий раз во время одиночного перехода.
"8 июня. Вышел из дока, пришвартовался к пирсу, чтобы драить медь и принять запас пресной воды. Ночью встал на бочку.
10 июня. В 4 часа пополудни вышел из Гринхайта. Ветер от норд-оста, свежий. Прохладно, но солнечно. Когда очутился на траверзе Нортфлита, ветер усилился, а ниже Грейвсенда стал крепким. Небо облачно, небольшой туман. Судно, двигавшееся без кливера с тузиком на буксире, задевало каждую баржу, пока приводилось к ветру. В 18.30 встал на якорь в бухте Макинг-Байт.
11 июня. Солнечно. Проснулся в 4.15. Якорь выбрал с некоторыми трудностями. В 5.30 утра поставил грот.
7.40. Прошли Нор. Погода пасмурная и холодная. Ветер с норда, порывистый. В полдень на зюйд-весте открылся Рикалзерс. Обрадовался солнцу, выглянувшему ненадолго. Задел двух испанцев, но сразу же пошел дальше. С 13 до 15 часов ветер очень слабый, идет зыбь. В 15 часов у Вестгейта пошел в лавировку. Ветер от оста, свежий. Поставил большой кливер. После того как обогнул мыс Норт-Форленд, ветер ослаб, сильная зыбь. В 19 часов встал на якорь с дректовом на отмели Сэндвич Флэтс. Всю ночь судно страшно кидало с борта на борт.
12 июня. Попутный ветер от норд-оста, довольно свежий. Иду под одним гротом. Очень много работы. Выпил чаю ранее обыкновенного. Поставил кливер и бизань. Умылся, приготовил завтрак, пока не пришли в Дувр. С 9 до 10 дрейфовал в бухте Довер-бей, позавтракал, сделал все необходимое и продолжил переход. В 10.30 поставил большой кливер. В 11.00 у Фолкстона пошел полным ходом, но ветер вскоре ослаб. В 14.30 прошел Данджнесс, двигаясь против течения. Ветер ост-зюйд-ост, слабый. В 19 часов миновал Сент-Леонардс. Ветер зюйд-зюйд-вест, слабый. Судно резво идет под большим кливером, волнение уменьшилось. В 20.30 встал на якорь возле Бексхилла. Ночь ясная. (Бекс-хилл находится между Сент-Леонардсом и Истборном.)"
Это была последняя запись в его вахтенном журнале. Известно, что из Истборна Мак-Маллен отправил письмо, вероятно, 13 июня, когда встал на якорь и высадился на берег. Что он делал потом, неизвестно. Вечером 15 июня Мак-Маллена обнаружили французские рыбакион сидел в кокпите, обратив лицо к небесам, он был мертв уже сутки, а "Персей", повинуясь воле своего капитана, шел заданным курсом, курсом "вниз по Каналу".